Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад - Эрик Фрэнк Рассел

Вот уж ничего не скажешь — прирожденные тюремщики.

Его продержали взаперти четыре дня, регулярно принося еду и питье. Долгими ночами он порой забывался сном или часами думал, угрюмо поглядывая на своих невозмутимых стражей. Лиминг уже изобрел тысячи планов освобождения, рассмотрел их и отверг. Большинство казались надуманными, фантастическими и нереальными.

Однажды он дошел до того, что пытался загипнотизировать охранников, неотрывно глядя на них, пока у самого чуть не закрылись глаза. На них это не произвело никакого впечатления. Как все пресмыкающиеся, они могли очень долго сидеть неподвижно, лениво глядя прямо перед собой.

Утром четвертого дня в комнату вошел офицер, крикнул: “Амаш!” и указал на дверь. Его тон и манеры явно не отличались дружелюбием. Наверное, кто-нибудь уже догадался, что пленник прибыл из лагеря врагов. Поднявшись, Лиминг вышел в сопровождении четырех охранников. Двое шли впереди, двое сзади. Офицер замыкал шествие. На дороге их поджидал обитый сталью фургон. Лиминга посадили в кузов и заперли дверь. Два охранника, вскочив на заднюю подножку, вцепились в поручни. Третий сел в кабину водителя. Путешествие длилось тринадцать часов, причем все это время пленник провел в полной темноте.

Когда машина, наконец, остановилась, Лиминг же придумал новое, на редкость гадкое, словечко. Он не замедлил его сказать, как только дверь открылась.

— Хлюндик — энк! — прокричал он.

— Амаш! — ответил охранник, не оценив вклада пленника в словарь бранных выражений, и бесцеремонно толкнул его в спину.

Лиминг неуклюже вылез из машины.

Он успел увидеть высокие стены на фоне ночного неба, а над ними сияние ярких огней. Потом они прошли через железные ворота и направились дальше, в просторную комнату, где его ожидало шестеро врагов мрачной наружности.

Один из них подписал бумагу, которую ему передал начальник конвоя. Когда стража вышла, закрыв за собой дверь, все шестеро принялись недружелюбно рассматривать пришельца.

Один из них что-то произнес начальственным тоном и знаком приказал Лимингу раздеться.

Лиминг тут же обозвал его хлюндиком, окопавшимся в тыловом болоте. Однако ничего хорошего из этого не вышло. Громилы схватили его, быстро раздели и обыскали всю одежду, обращая особое внимание на швы и карманы. По ходу действия они проявили замечательную сноровку специалистов, которым уже не раз приходилось выполнять такую работу и которые знали, что искать и где. Никто не проявил никакого интереса к анатомии чужака, хотя он стоял перед ними в самом подходящем для изучения виде.

Наконец, его вещи отложили в сторону, а одежду отдали. Пока Лиминг одевался, специалисты недовольно перешептывались, осматривая его обувь. Оставив пленнику минимум одежды, они выпустили его через заднюю дверь, провели по большой каменной лестнице вниз и заперли. Стук захлопнувшейся двери прозвучал как удар судьбы.

Из ночной темноты сквозь решетку окна, расположенного под самым потолком, пробивался свет восьми звездочек и одной маленькой луны. Нижнюю часть оконца окрашивал слабый желтоватый отблеск наружного освещения.

Ощупью продвигаясь в темноте, он наткнулся на деревянную скамью, стоявшую у стены. Лиминг попробовал отодвинуть ее, и ему это удалось. Подтащив скамью к окну, он взобрался на нее, но выглянуть наружу не смог: не хватало пары футов. Он возился с тяжелой скамьей, пока ему не удалось прислонить ее к стене под углом, потом осторожно забрался на самый верх и приник к решетке.

С высоты сорока футов открывалось голое, вымощенное камнем пространство, которое, насколько можно было видеть, тянулось вправо и влево. Пространство замыкала гладкая каменная стена, поднимавшаяся до уровня его глаз. Вверху стена заострялась, образуя угол градусов в шестьдесят. Над ней на высоте десяти дюймов был туго натянут ряд гладкой без шипов проволоки.

Из невидимых прожекторов, расположенных справа и слева, вырывались мощные лучи света, озаряя всю площадь между зданием тюрьмы и наружной стеной, а также большое пространство за ней. И никаких признаков жизни. Только стена, море света да нависшая ночь с далекими звездами.

— Так, значит, я в тюрьме, — сказал Лиминг. — Ну, это уж никуда не годится!

Он спрыгнул на невидимый пол, и от этого легкого толчка скамья упала с оглушительным грохотом. Можно было подумать, что он раздобыл ракету и умчался на ней, пробив крышу. В коридорах раздался топот, в тяжелой железной двери открылся глазок и через него брызнул луч света. В отверстии появился зрачок.

— Сач инвигия, фаплап! — крикнул тюремщик.

Лиминг обозвал его плоскостопным толстым хлюндиком и добавил еще шесть слов более старых, затертых от употребления, но все еще достаточно выразительных. Глазок захлопнулся. Лиминг прилег на жесткую скамью и постарался уснуть.

Через час он стал яростно стучать в дверь и когда глазок открылся, прокричал:

— Сам ты фаплап!

Только после этого ему удалось заснуть.

Завтрак состоял из чуть теплой каши, похожей на перловую, и кружки воды. Подали еду с пренебрежением. Обедая, Лиминг кривился от отвращения: она была еще хуже той, которую ему приходилось есть, скитаясь по лесу. С другой стороны, тогда у него был не тюремный паек, а еда вертолетчиков.

Через некоторое время к нему явился тонкогубый субъект с двумя охранниками. При помощи множества телодвижений посетитель объяснил, что пленнику придется освоить местный язык. Это — приказ. Обучение начинается немедленно.

Озадаченный этим, Лиминг спросил:

— А где же майор Клавиз?

— Щипнос?

— Почему Клавиз не может приехать? Он что, онемел?

Собеседник наконец понял вопрос. Показывая перед собой указательным пальцем, он произнес:

— Клавиз — жир–жир–жир!

— Не понял.

— Клавиз — жир–жир–жир! — он несколько раз ударил себя в грудь, сделал вид, что падает на пол, и таким образом дал понять, что Клавиз отправился на тот свет, причем не без вмешательства высших инстанций.

— Ну и дела! — изумился Лиминг.

Но пришедший уже деловито извлек стопку детских книжек с картинками и начал приобщать Лиминга к знаниям. Охранники тем временем подпирали стены, томясь от безделья. Лиминг со своей стороны помогал процессу обучения так, как можно помогать только врагу: не понимал ни единого слова, не произносил правильно ни одного звука — в общем, не упускал случая показать полное отсутствие способностей к изучению языков.

К полудню урок закончился. Прибыла очередная миска каши, в которой плавал кусочек чего-то непонятного, больше всего напоминавшего крысиную ножку. Лиминг съел кашу, попробовал ножку и отодвинул миску. Потом стал размышлять. Зачем это им понадобилось обучать его языку?