Леопард в изгнании - Андрэ Нортон

— Может, от солдат прячутся?

— Наверное, — согласился Уэссекс и повел коня на задний двор. Там они обнаружили конюшню с лошадьми и каретами, курицу с несколькими цыплятами — и все. Они попытались залезть в дом — кухонная дверь не была заперта — и увидели, что дом пуст. В столовой явно только что обедали,[77] на тарелках лежала недоеденная пища. Уэссекс потрогал стенку супницы, стоявшей на буфете.

— Еще теплая, — сказал он.

— Может, их забрали солдаты? — спросил Костюшко.

— Но почему? — удивился Уэссекс. — Думаю, поздновато мне сожалеть о том, что я предпочел классическое образование в университете искусству магии.

Жизнь шпиона всегда непредсказуема, но сейчас ставки были слишком высоки, хотя он привык ставить на карту жизнь. На сей раз он не мог утешаться тем, что, если погибнет, его место на шахматной доске Ночи займет другой агент. Если он проиграет здесь, то потери будут невосполнимы. На сей раз он, герцог Уэссекс, один стоял между Цивилизацией и Долгой Ночью невообразимого варварства.

Костюшко пожал плечами.

— Если де Шарантон спятил, то он все равно может не следовать известной магической системе. Но если армия хватает людей по приказу де Шарантона, это означает, что армия пока поддерживает его, а это плохо.

— Все равно лошадей придется оставить здесь, — решил Уэссекс. — Они будут привлекать слишком много внимания. Нужно добраться до дома на улице Филиппа Святого, и лучше бы не попасться.

Первые известия о том, что в городе что-то не так, они услышали еще на борту баржи, когда их окликнул какой-то человек с берега реки.

— Если вы в город, то вам не повезло! Доки закрыты!

— Закрыты? — крикнул в ответ капитан. — Да ты что?

— Причаливайте! Дураками будете, если туда поплывете!

Отчаянно ругаясь, капитан приказал идти к пристани. Где-то с час они провозились, маневрируя при помощи длинных весел и вырубая тесаками кустарник,[78] чтобы подвести стофутовую баржу к берегу. Когда она встала, человек, который окликнул их с берега, спрыгнул на борт. Подкрепившись черпачком «нонгелы»,[79] он рассказал свою историю.

— Позавчера на улицу Чопитула пришли солдаты и начали отвязывать баржи и спускать их по реке. Команды пытались их остановить, но синие мундиры стали стрелять. Перестреляли пару десятков человек, но мы держались, пока они не прикатили пушку. Мне не улыбалось получить в морду цепь,[80] так что я сделал ноги. Но я слышал, что город закрыли крепче, чем бордель в воскресенье.

— Чума, что ли? — озадаченно спросил капитан. — Вроде не сезон для заразы…

Незнакомец пожал плечами.

— Могу сказать только, что если вы в город, то можете поворачивать домой. Хоть не всех перестреляют.

— Простите, сэр? Что-то случилось? — спросила Сара. Она прислушивалась к разговору со все большим интересом, поскольку таинственное дело Мириэль вело их как раз в Новый Орлеан. Она старалась говорить смиренно, поскольку речники всегда готовы были затеять перепалку с индейцами, а скрывать свой пол ей было достаточно трудно.

Но капитан был слишком занят собственными делами, так что почти не обращал на нее внимания.

— Ты оглох, парень? В городе неприятности. Я не пойду дальше, пока не выясню, что там такое творится.

— Я могу вам помочь, — осторожно предложила Сара. — Мои сородичи ждут меня. Возможно, они что-то слышали.

Теперь капитан посмотрел на нее оценивающим взглядом, долго и пристально изучая ее лицо, словно пытался прочесть, что там у нее в душе.

— Сделаешь — доллар[81] получишь, — сказал он наконец, показывая ей монету и возвращая ее себе в карман.

— Спасибо, сэр, — ответила Сара, стараясь подражать говору своего кучера. Она повернулась и быстро подошла к Мириэль.

— Мы должны уходить. В городе тревога.

— Да, — ответила Мириэль каким-то далеким голосом. Сара готова была уже встряхнуть подругу, но не осмелилась, пока они были среди грубых чужаков.

— Тогда пошли, — сказала она. Женщины спрыгнули в воду и по колено в воде побрели к берегу. Там пролегала широкая и хорошо утоптанная пешеходная дорога. До города оставалось около двенадцати миль. Утренний воздух был весьма прохладным, но по дороге они быстро согреются. Сара пустилась трусцой, Мириэль следом за ней.

Как только они оказались достаточно далеко от баржи, чтобы скрыться из виду команды, Сара перешла на шаг. Это был оживленный район, и речники, «злые кэнтоки», которыми мамаши пугали непослушных детей, — не та публика, с которой приятно повстречаться. Вскоре она отыскала узкую тропинку, почти незаметную, которая увела их от дороги.

— Куда мы идем? — наконец спросила Мириэль, словно очнувшись.

— Надеюсь, в Новый Орлеан, — ответила Сара и остановилась, чтобы сориентироваться по солнцу. — Похоже, там какая-то заваруха.

— Да… — медленно проговорила Мириэль. — Великое зло пытается возродиться там…

— Мириэль, если бы ты внятно рассказала мне все, что знаешь, и объяснила, зачем мы идем в Новый Орлеан и что ты там собираешься делать, это очень бы помогло нам обеим, — сказала Сара с плохо скрываемым раздражением.

Повисло молчание. Затем Мириэль заговорила, и Сара снова почувствовала, как напряженно та размышляет, насколько можно довериться подруге. Сейчас Саре хотелось взять спутницу за шкирку и тряхнуть так, чтобы аж зубы клацнули. К чему все эти тайны!

— Нам надо попасть в собор Людовика Святого, — медленно проговорила Мириэль. — Как только войдем в город, я найду дорогу. Это все, что я могу тебе рассказать, Сара. Пожалуйста, не спрашивай меня больше.

— Значит, в собор, — вздохнула Сара. — Ладно. Возможно, святые отцы дадут нам убежище, когда мы туда доберемся. Сдается мне, что нам оно понадобится. Ладно, пошли. Нам почти день придется топать пешком. — Стараясь не показывать своего раздражения, Сара повернулась и снова пошла к городу.

Все тело его болело. Он был еще жив, хотя сомневался, что выдал хоть что-нибудь. Слабое, но реальное утешение для человека, висящего на цепях в нише в одной из темных катакомб под городом.

Шарль Корде до сих пор не знал, что случилось и почему он здесь. Возможно, его арестовали без всякой на то причины. Наверное, это просто еще один признак растущего безумия де Шарантона. Он помнил, что пришел к губернатору, помнил солдат — затем он очнулся, полуобнаженный и прикованный к одной из пыточных машин под Кабильдо.

Де Шарантон сидел рядом, а вместе с ним — чудовищное дитя, из которого сатанист сделал подобие любимого домашнего животного. Он обвинил Корде в предательстве, в каких-то тайных преступлениях — этих обвинений тот просто не понял. Он обвинял его в работе на Талейрана — что было наполовину правдой, — но затем вдруг начал кричать на него и говорить, что Корде украл у него сокровище, ради которого де Шарантон прибыл в Новый Свет.