АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника - Дмирий Вячеславович Громов

пример — дело „Нового величия“: сотрудники ФСБ собрали подростков и начали с ними изучать нежелательные вещи, а потом зарегистрировали устав и сами же всех их арестовали. Здесь так же: какой-нибудь криминальной личности скажут: „Давай-ка собери в этом районе группу людей из АУЕ“, — и все, он пойдет, соберет. Их потом всех арестуют» [эксперт 2].

Во время обсуждения тем, связанных с подростковым криминалом, можно часто услышать эмоционально высказываемое мнение, что решение проблем через принятие репрессивных законов оправданно, «если это спасет хотя бы одного ребенка от тюрьмы»[700]. Этот подход, восходящий к известной формуле Ф. М. Достоевского о «слезе ребенка», не совсем точно описывает проблему. Возможно, запретительные законы смогут остановить кого-то от участия в преступной деятельности и, соответственно, попадания в места заключения, но эти же законы, к сожалению, могут отправить в места лишения свободы тех, кто мог бы этого избежать. В книге говорилось, что кампания вокруг «движения АУЕ» не просто дает новые нормы для уголовной ответственности, но и весьма значительно повышает наказание; так, если хулиганское действие будет сопровождаться выкриком «АУЕ!» или предложением сдать на «общак», это уже будет расценено как экстремизм, а он предполагает очень высокую степень уголовной ответственности.

В тюрьме должны сидеть те, кто несет реальную опасность для общества, а не те, кто по недомыслию попал под кампанию по борьбе с АУЕ, разместив в Интернете изображение «воровских звезд» или прилюдно выкрикнув: «Жизнь ворам!» Цена вопроса при применении репрессивных мер повышенной жесткости — сломанные жизни, потерянные шансы на исправление.

3. Кампания по борьбе с «движением АУЕ» стала частью общей российской тенденции — выработки большого количества ограничительных и репрессивных законов и общего сужения правового поля.

Последние два десятилетия происходит постепенное, пошаговое сужение правового поля, принятие большого количества ограничительных правовых актов, регламентирующих различные стороны общественной жизни. Поначалу этот процесс воспринимался как исправление крайностей правового нигилизма 1990-х годов, но крайности давно уже исправлены, а регламентирующие и ограничивающие законы продолжают приниматься, формируется репрессивный аппарат, позволяющий оказывать воздействие и на отдельных граждан, и на общественные группы и организации, и на политическую ситуацию в стране в целом. Выработка ограничительных нормативных актов стала законодательной тенденцией: при возникновении тех или иных социальных проблем вместо поиска путей их решения оказывается предпочтительнее другой путь — сразу же возникают законодательные инициативы, направленные на ограничение и регламентацию.

Признание «движения АУЕ» экстремистской организацией — очередной ход в создании репрессивного аппарата. В данном случае он направлен на контроль профессиональной преступности, но как инструмент может использоваться против любых людей и организаций, которые хоть каким-то образом можно связать с символикой АУЕ.

Наши эксперты предположили возможность использования Постановления Генпрокуратуры от 17 августа 2020 года для дискредитации политических противников.

— «Конечно. К человеку придут в офис и найдут у него книгу „АУЕ“ — это уже повод к возбуждению уголовного дела. Раньше были материалы экстремистского характера, всякие книги и Кораны, которые были запрещены, но это подкидывали людям, которые относились к этому вероисповеданию, а русскому или в общественную организацию подкинешь ты эту книгу, нужно же еще доказать, что она была применена. А сейчас книжку „АУЕ“ подкинь — все» [эксперт 2].

— «Любая законодательная дубинка, которая в России создается, не лежит без дела. Она какое-то время попылится, но потом ее используют. То же самое с иностранными агентами, с нежелательными организациями. Это казалось смешно, но вот пожалуйста — люди сроки получают за участие в нежелательных организациях, в той же самой „Открытой России“, например. Я думаю, это сделано для чего-то. Понятно, что все это бессистемно, это как суетливый машинист дергает за все рычаги подряд, и здесь, мне кажется, абсолютно непродуманная история — выдавать такое постановление, говорить, что существует какая-то структура, группа, под названием АУЕ, — это та ситуация, когда крики „Волки!“ смешат самих волков. Но к чему-то нехорошему для отдельных личностей, к индивидуальным последствиям это приведет» [эксперт 3].

— «Не думаю, что это повлияет на политический активизм, он очень далек от АУЕ; ну как сейчас взять и сказать Навальному, что он АУЕшник какой-нибудь? Однако постановление об экстремизме АУЕ может стать одним из инструментов для ограничения Интернета. Интернет у нас стал своеобразной платформой свободы. И все делается для того, чтобы эту свободу зажать. Все началось со свастики, с того и того, с матерков. Потому что сразу они не могут взять и сказать, что все это будет контролироваться как в Китае, и что уже ничего не напишешь в Интернете. У нас еще более-менее свобода в этом есть. Это единственная платформа, где можно узнать правду. Ее сейчас засоряют специально всякой херней. Ее маленький кусочек, этой правды, попробуй ее найди. Сейчас все это делается специально — с Интернетом борются. Единственное, что они не могли контролировать, — Интернет, сейчас они делают все, чтобы его контролировать» [эксперт 4].

4. Кампания по борьбе с «движением АУЕ» на самом деле рекламирует бренд АУЕ.

Благодаря многочисленным алармистским высказываниям по этой теме она становится известной все большему количеству граждан. Особенно это касается людей среднего и старшего возраста (подростки и молодежь, по-видимому, знакомятся с мемом АУЕ через социальные сети). Такой процесс воспроизводства и усиления тревожной информации типичен для моральных паник как социального явления.

Об опасности такого усиливающего эффекта шла речь уже давно. Так, в 2017 году екатеринбургская правозащитница Валерия Приходкина говорила: «Самое страшное, что чем больше запретов, тем больше будет расползаться это по стране. Как только запретят, будут расписаны все стены этим „АУЕ“. Вот я за 60 лет своей жизни почти не слышала об этом, хотя инспектировала и подростковые, и взрослые колонии уже давно. И основная масса населения тоже вряд ли об этом слышала, но она узнает благодаря этой истерике. Чем больше запретов, тем больше подогревается интерес»[701].

Такого же мнения придерживаются и наши эксперты: «Я думаю, никому не станет легче от того, что признали [„движение АУЕ“]. Наоборот, этого не надо было озвучивать. Вот пошло где-то это движение — вы его снизу поборите, заглушите и все. Сейчас, наоборот, многие молодые люди заинтересуются: „О, АУЕ!“, — оно еще и противозаконное, романтика. И будут это делать, и начнут еще в школах собирать на общак, хотя не знают, что такое общак и где вообще он находится, а эти деньги пропьют в кабаках и все. Оттого, что это озвучили, обозначили, только