Утопия - Марина Дяченко

Нагая жертва – в плавках с якорями?

Уже почти ничего не видя, Лидка механически перебирала фотографии. Ребят снимали, похоже, с лодки. Длиннофокусным объективом. Вот еще несколько снимков; строгость ритуала была нарушена, мальчишки возмущенно махали руками, швыряли камни, прогоняя непрошеного свидетеля. А парень на скале чуть приподнял голову, лишая Лидку возможности верить, что это другой мальчик спер Андрюшкины плавки, собираясь немножко повисеть в них на скале…

В ушах звенело. Какой позор: профессору Сотовой шлепнуться в обморок прямо с этого унизительного клеенчатого стула…

– Лидия Анатольевна, – пробился сквозь звон голос инспектора, – вам валидола?

– Спасибо, – сказала она сквозь зубы. – Буду благодарна.

Он что, специально держит здесь аптечку для нервных посетителей? Для мамаш малолетних преступников, несовершеннолетних жрецов и жертв?

У таблетки был отвратительный вкус. Инспектор опять поморщился, как будто это ему сунули под язык валидол.

– Вы узнали кого-нибудь на фотографиях?

Лидка молчала.

– Видите ли, Лидия Анатольевна…

– Отсюда можно позвонить? – спросила она, еле двигая языком.

– Да. – Инспектор пододвинул к ней разбитый телефонный аппарат цвета весенней травки. – Звоните…

Лидка, ошибаясь и не попадая пальцем в отверстия на диске, набрала знакомый номер.

– Алло… Мама? Ты где?

Лидка медленно, чтобы не видел инспектор, выдохнула. Голос Андрея был совершенно безмятежен.

– У тебя все в порядке? – спросила она, следя за голосом.

– Да. – Кажется, он удивился. Лидка не так часто позволяла курице, хлопотливой толстой курице, прорваться наружу в лишнем звонке, в лишнем вопросе, в лишней толике опеки.

– Я скоро приду, – сказала Лидка и повесила трубку.

Инспектор смотрел на нее. Изучающе. Пристально.

– Что… им инкриминируется? – спросила Лидка, и голос вышел из-под ее контроля. Голос был жалкий, срывающийся, подернутый подступающими слезами.

– Еще валидола? – участливо спросил инспектор.

– Нет. – Лидка качнула головой, отчего сиротская комнатка с решетками на окнах поплыла перед глазами.

– Видите ли, Лидия Анатольевна… Пока что они никого не убили и не причинили увечья. Это, скорее, театр… Игра. Они по очереди репетируют роль жертвы. Ваш сын уже был «жертвой», но, как видите, пришел домой целый и невредимый…

Лидка с ненавистью смотрела в его серые, откровенно насмешливые глаза.

– …Пока они не совершили ничего противозаконного. Они смирные, особенно на фоне прочих молодежных забав. В их группу входят в основном благополучные дети высокопоставленных родителей, лицеисты и выпускники лицея. Идейным вдохновителем считают писателя Беликова, хотя сам Беликов всячески отрицает свою причастность… Я хочу предупредить вас, Лидия Анатольевна. Просто предупредить. Потому что с теми, кто выходит стенка на стенку, даже с теми, кто насилует в подъездах зазевавшихся девиц, с ними все ясно, а вот с этими… Сектанты, фанатики. Я не удивлюсь, если они совершат групповое самоубийство или что-то в этом роде…

Лидка глубоко, до самых пяток, втянула спертый воздух кабинета.

– Лидия Анатольевна… может быть, все-таки возьмете еще таблетку?

– Нет, – сказала она сквозь зубы. – Спасибо. Перебьюсь.

Беликов писал захватывающе. Взявшись за книжку, Лидка, как правило, сперва дочитывала ее до конца и только потом спохватывалась, вспоминая почему-то колоритный плеск в чреве беликовского молоковоза. Здорово, ярко, талантливо, но чепуха-то, немыслимая чепуха…

Мальчишки, когда-то осаждавшие знаменитого писателя, стали теперь юношами; их обожание от этого не уменьшилось. Глубоко спрятанное беликовское тщеславие получало регулярную сладкую пищу, тем удивительнее было, что от Лидки знаменитый писатель терпел некоторую снисходительность. Не явную, конечно, но и не особенно замаскированную. Лидка не принимала беликовские писания всерьез, и он прощал ей – по умолчанию.

«Последнюю жертву» Лидка прочитала раз пять. Но совсем не потому, что ей очень нравилась эта книга.

– Андрюшка… Может, сходим сегодня в парк?

Сын сразу заподозрил неладное. В его планах на сегодня были задачи по алгебре и билеты по физике, и Лидка это прекрасно знала.

– А… дома мы поговорить не можем?

У него были виноватые, как у собачонки, глаза.

Лидка вздохнула. Присела на край стола.

– Видишь ли…

– Мама, – сказал он быстро, – я не пробовал никаких наркотиков. Я даже не курю, ты знаешь.

Лидка слезла со стола, пододвинула табуретку, села, закинув ногу на ногу.

– Когда мне было пятнадцать лет, в одной передаче по телевизору, в прямом эфире, какой-то парень облился бензином и поджег себя.

Андрей помедлил. Отодвинул учебник физики.

– И все на это смотрели? Как он обливался бензином?

– Он очень быстро все сделал, – терпеливо пояснила Лидка. – Никто не ожидал. А потом, когда он загорелся, в студии случилась паника…

– Он погиб?

– Да.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

Лидка глубоко вздохнула.

– Тогда, в конце позапрошлого цикла, очень известна была одна секта. Они уверяли, что Ворота на этот раз не раскроются. Цитировали древние предсказания. Оклеили листовками весь город… Нам тогда казалось, что действительно пришел конец света. Что мир летит к чертовой матери. Было очень страшно, пока Зарудный…

Лидка на секунду запнулась. Кажется, она уже рассказывала об этом сыну. Не так подробно, но рассказывала, и, самое обидное, она уже не помнит, о чем говорила Андрею, а о чем нет.

Андрей молча ждал, пока она соберется с мыслями, но Лидка, вместо того чтобы продолжать, положила на стол «Последнюю жертву» Беликова, когда-то глянцевый, а теперь изрядно потрепанный том.

Андрей перевел взгляд с Лидкиного лица на книгу и обратно. Нахмурился.

– Дрюшка, – сказала Лидка как можно безмятежнее, – Виталик НЕ ПИСАЛ того, что прочитали потом эти… ребята. Это всего лишь фантастика, выдумка, Виталик был уверен, что к ней и отнесутся, как к художественному вымыслу… Как к метафоре. Ну нельзя на полном серьезе…

Она запнулась. Андрей смотрел в сторону.

– Расскажи, – попросила она тихо.

Длинную паузу заполнили муха, жужжащая в окне, и шум машин на далеком проспекте. Наконец Андрей поднял глаза:

– Мам… Я ведь тебя не расспрашиваю… про твои академические дела. Что ты там делаешь, да с кем, да зачем…

Лидка переждала, пока стихнет неслышный звон размашистой пощечины. Сообщила, потирая след воображаемого удара:

– В академии я не делаю ничего такого, о чем не могла бы рассказать тебе.

– Правда? – удивился Андрей.

Лидка вспылила. Больше всего на свете ей хотелось взять его за шиворот и ткнуть носом в стол, в проклятую книгу проклятого Беликова, и еще, и еще…

Кажется, он испугался. Наверное, было от чего.

– Мама…

– Молчи.

– Мама… человек должен иметь право… это не трагично, наоборот…

Лидка развернулась и ушла.

– Значит, так, – сказал Беликов. – Ни о каких твоих делах он не знает и никаких намеков в его словах не было. Он просто требует права на собственную жизнь: я, мол, в твои дела не лезу, но и ты тоже… Понятно?

За окном лил дождь. Лидка стояла под раскрытой форточкой, и редкие холодные брызги клевали ее, будто клювами.

– Лида… Осталось совсем немного. Возьми себя в руки.

– Я в руках. – Лидка обернулась. – Ты говорил с ним… об этой гадости, на берегу?

Беликов кивнул:

– Ничего особенного. Это своего рода испытание, все мальчишки проходят через… ну, проверить, на что ты годен, доказать всем, что годен на многое…

Лидка молчала. За последние дни вкус валидола сделался для нее обыденным, привычным.

– Они клянутся, что способны принести себя в жертву человечеству, если понадобится. И тренируются; добровольца подвешивают на скале. В одних плавках. То есть по серьезу надо бы нагишом, но они стесняются…

Беликов улыбнулся, и Лидка вдруг почувствовала, как ее захлестывает раздражение. Ненависть к этому… к этому кривляке, несколько лет назад написавшему идиотскую книжку.

– Заткнись! Ну что ты скалишь зубы!

Беликов осекся. Улыбка сползла с его лица, и в округлившихся глазах Лидка увидела свое отражение – сумасшедшая баба с перекошенным ненавистью лицом.

– Виталик… извини. Извини, пожалуйста. Прости. Я не хотела. Я сорвалась… Прости.

– Ну ты даешь! – сказал Беликов шепотом. – Лида… может, я пока домой пойду?

– Нет, – сказала она поспешно. – Я больше не буду. Обещаю тебе. Я уже взяла себя в руки. Продолжай.

Некоторое время Беликов молчал, и Лидка ждала, что он все-таки уйдет, извинившись и пообещав вечером перезвонить.