Страсти по Максиму. Горький: девять дней после смерти - Павел Басинский

«Вилланова – горный древний городок – рассыпался в мусор, скатился с горы и образовал у подножия ее кучу хлама высотою в 25 метров. Верхние дома падали на нижние, сметая их с горы, и от 4 т<ысяч> жителей осталось около двухсот. Так же в Монте Кальво, Ариано ди Пулья и целом ряде более мелких коммун. Сегодня официальные цифры: уб<ито> 3 700, ранено – 14 т<ысяч>, без крова – миллион. Но – это цифры для того, чтобы не создавать паники среди иностранцев <…>. В одной коммуне жители бросились в церковь, а она – обрушилась, когда в нее набилось около 300 ч<еловек>. Всё это продолжалось только 47 секунд. Страшна была паника. Ночь, половина второго, душно, необыкновенная тишина, какой не бывает нигде, т. е. – я нигде ее не наблюдал. И вдруг земля тихонько пошевелилась, загудела, встряхнулись деревья, проснулись птицы, из домов по соседству с нами начали выскакивать полуголые крестьяне, зазвонили колокола; колокола здесь мелкие, звук у них сухой, жестяной, истерический; ночной этот звон никогда не забудешь. Воют собаки. На площади Сорренто стоят люди, все – на коленях, над ними – белая статуя Торквато Тассо и неуклюжая, серая – Сант-Антонино, аббата. Людей – тысячи три, все бормочут молитвы, ревут дети, плачут женщины, суетятся черные фигуры попов, но – всё это не очень шумно, – понимаете? Не очень, ибо все ждут нового удара, все смотрят безумными глазами друг на друга, и каждый хлопок двери делает шум еще тише. Это – момент потрясающий, неописуемо жуткий. Еще и теперь многие боятся спать в домах. Многие сошли с ума. <…> Несчастная страна, всё хуже живется ее народу, и становится он всё сумрачней и злей. А вместе с этим вчера, в день св. Анны, в Сорренто сожгли фейерверк в 16 т<ысяч> лир, хотя в стране объявлен траур».

Это страшное событие произошло за год до переезда Горького в СССР.

В 1931 году он «как бы» вернулся окончательно, но на том же условии свободного выезда в Италию. Сталин соблюдал его до 1934 года, пока окончательно не понял, что использовать Горького в полной мере не удается. С другой стороны, Горький понял политику Сталина в отношении себя и оппозиции. И тогда Горького «заперли» в СССР.

Фактически посадили под домашний арест.

Горький – в золотой клетке. Он мечется, однако старается убедить себя и других, что всё в полном порядке. Но Л. А. Спиридонова в книге «Горький: новый взгляд» приводит документ, обойти который, как это ни грустно, нельзя. Секретный лист хозяйственных расходов 2-го отделения АХУ НКВД: «По линии Горки-10. По данному объекту обслуживалось три точки: дом отдыха Горки-10, Мал. Никитская, дом в Крыму “Тессели”. Каждый год в этих домах производились большие ремонты, тратилось много денег на благоустройство парков и посадку цветов, был большой штат обслуживающего персонала, менялась и добавлялась мебель и посуда. Что касается снабжения продуктами, то всё давалось без ограничений.

Примерный расход за 9 месяцев 1936 г. следующий:

а) продовольствие руб. 560 000

б) ремонтные расходы и парковые расходы руб. 210 000

в) содержание штата руб. 180 000

г) разные хоз. расходы руб. 60 000

Итого: руб. 1 010 000

Кроме того, в 1936 г. куплена, капитально отремонтирована и обставлена мебелью дача в деревне Жуковка № 75 для Надежды Алексеевны (невестка Горького. – П. Б.). В общей сложности это стоило 160 000 руб.».

Для справки: рядовой врач получал в то время около 300 рублей в месяц. Писатель за книгу – 3 000 рублей. Годовой бюджет семьи Ильи Груздева, первого биографа Горького, составлял около 4 000 рублей. Семья Горького обходилась государству примерно в 130 000 рублей в месяц…

Горький не мог не понимать всю ложность своего положения, явившегося печальным следствием его немыслимо запутанной жизни, его великих творческих замыслов и до конца так и не понятых людьми духовных исканий. Но в результате этих исканий оказалось погребенным самое ценное и труднообъяснимое в мировоззрении Горького – его великая идея Человека, разменянная в конце его жизни на множество пострадавших да и просто загубленных человеков.

Конец Горького

О последних годах жизни Горького и о его отношениях со Сталиным написано немало. Не найдется ни одной серьезной книги о Сталине, где так или иначе не присутствовало бы имя Горького. И наоборот: говорить о конце Горького вне связи со Сталиным невозможно.

Смерть Горького породила устойчивый слух о том, что он умер не естественной смертью, а был отравлен по приказу Сталина. Версий отравления было несколько. Согласно одной из них Горький был отравлен конфетами, которые Сталин подарил ему; соглас но другой версии, высказанной горьковедом В. И. Барановым, Горького по заданию Сталина отравила возлюбленная писателя Мария Будберг.

Одним из первых написал об отравлении Горького революционер-эмигрант Б. И. Николаевский. Затем эта версия претерпевала различные изменения, но суть ее оставалась неизменной: Горький был опасен для Сталина, и тот поспешил его убрать. Загадочные смерти Фрунзе, Кирова, Орджоникидзе, жены Сталина Надежды Аллилуевой как будто говорят в пользу этой версии.

Но здесь следует быть предельно осторожным. Слухи о том, что Сталин убил Горького, по сей день остаются бездоказательными. Версия с конфетами не выдерживает никакой критики. Горький не любил сладости, зато обожал угощать ими гостей, санитаров и своих горячо любимых внучек. Таким образом, отравить конфетами можно было кого угодно вокруг Горького, кроме него самого. Только идиот мог задумать подобное убийство. Ни Сталин, ни Ягода не были идиотами.

В версии В. И. Баранова об отравлении Горького Марией Будберг есть что-то шекспировское. Если Горького действительно отравила женщина, которую он любил больше всех в своей жизни, которой он посвятил свое закатное произведение «Жизнь Клима Самгина» – есть от чего вздрогнуть! Но в версии В. И. Баранова видны две существенные нестыковки. Да, Будберг была одной из немногих, кто оставался с Горьким наедине перед его смертью. Да, она была заинтересована в том, чтобы доходы от посмертных зарубежных изданий Горького поступали ей. Собственно, этого она и добилась, неотлучно дежуря возле Горького. Но о том, что Горький выплевывал какую-то таблетку, которую давала ему Будберг (что в качестве доказательства ее вины приводит В. И. Баранов), мы знаем из воспоминаний самой же Будберг, продиктованных через несколько дней после смерти Горького. Какой смысл убийце рассказывать о том, как она убивала Горького? И по письмам Будберг к Горькому, и по книге о ней Нины Берберовой «Железная женщина» можно судить о незаурядном уме этой удивительной спутницы Горького.

Не может служить в пользу версии В. И. Баранова и тот факт, что Будберг после смерти писателя отпустили в Лондон. И Ягода, и Сталин прекрасно знали, что Будберг связана с английской разведкой и что ее вторым возлюбленным является Герберт Уэллс, чья книга «Россия во мгле» не устраивала сталинский режим. Будберг была женщиной умной, но склонной к алкоголизму и непредсказуемой в своем поведении. Если она действительно устранила Горького, то выпускать ее из СССР было неразумно.