Научи меня летать - Виктория Шавина

— Ты смотришь на меня, как на незнакомца, — озадаченно выговорил Хин.

— А мы высадили сад, — перебил паук, свешиваясь ниже.

Юноша, хмурясь, покосился на него. Келеф улыбчиво прищурился:

— И как впечатления?

— Мне нравится, — жизнерадостно заметил Синкопа. — Эти упругие ветви, ах, они великолепны. Забираешься на какую-нибудь и слегка подпрыгиваешь: ветка колеблется и поёт «пеум». А если как следует поработать лапами и челюстями, оттянуть её до свола, закрепить паутиной, забраться на неё и разом отпустить, тогда так здорово мотает: ды-ды-ды-ды-ды… И отрываешься, не удержавшись, летишь, летишь… Ввушш… Пока не шлёпнешься — флях! Невероятные ощущения! Тебе надо попробовать.

Уан тепло усмехнулся:

— Не выдержит.

Сил'ан проплыл в свою комнату и закрыл дверь. Он слышал, как снаружи новый, незнакомый голос Хина отдаёт стражникам указания. Потом в окне показался паук, пролез внутрь и перебежал по стене.

— Что это было? — серьёзно спросил он. — Не спрашивай меня в ответ: что именно. Ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь. В смысле о чём я, а не ответ, хотя, возможно, и его тоже.

Келеф спокойно посмотрел на лятха.

— Он подходит тебе или нет? — решил сменить тактику паук.

— Нет.

— Замечательно. Тогда тем более: что это было?

Уан снова не ответил, хотя несколько раз собирался заговорить.

— Сам не знаешь, — заключил Синкопа, расставаясь с грозным тоном. — И что дальше? Всё время убегать от него ты не сможешь.

Вместо объяснений, руки Сил'ан ласково отцепили его от стены и выбросили в коридор.

— Что с ним? — встревожено спросил Хин, когда и на следующее утро уан не пожелал выйти из комнаты.

Синкопа сорвался с места и, быстро перебирая лапами, обежал залу, не поленившись обогнуть каждую из колонн, только потом вернулся к человеку, взобрался тому на плечо, подвинулся ближе к уху и сказал тихим шёпотом:

— Он тебя боится.

Юноша подавился и закашлялся. Паук недовольно спрыгнул на пол и затопал лапами, ожидая, пока Хин придёт в себя.

— Быть того не может! — наконец, объявил тот.

— Тогда есть второй вариант, — легко согласился Синкопа. — Близкий к первому.

— И?

— Ты же знаешь, голос для Сил'ан очень важен, если и вовсе не важнее всего. Конечно, не могу претендовать на…

— Не увлекайся, — прервал его юноша.

— Хорошо, — тяжко вздохнул паук. — Буду лаконичен. Он видит, что ты — это ты.

— Удивительно.

— Не язви, — в свою очередь насупился Синкопа. — Я не закончил. Но слышит, а, значит, чувствует, что ты — уже не ты. Не тот ты, каким был. То есть, получается, кто-то другой, ему неизвестный.

Хин вдруг задумчиво усмехнулся.

— Что ещё? — осведомился паук.

— Помню, лет семь назад, я думал о нём что-то похожее. Видел всё ту же маску, но понимал, что уже не знаю того, кто за ней. Тогда всё разрешилось само собой.

— Ничего не решается само собой, — настойчиво возразил паук. — Он знал, что делать, а мы второй день не можем придумать.

— Откуда ему было знать?

— Интуиция, разумный ты мой.

Юноша поджал губы, но не ответил на колкость:

— Значит, голос?

— Назовём это первой гипотезой, — предложил Синкопа, воодушевляясь.

— Тогда ему просто нужно привыкнуть.

— Но для этого, — паук со значением воздел три лапы, — его нужно выманить из комнаты. Ты думаешь о том же, о чём и я?

— Сомневаюсь, — с опасением признался Хин.

В верхней зале, где уже лежали нотные скрижали, гобои, виолончель и скрипки, лятхи собрались в тесный круг. Пыльный свет сочился через щели меж тяжёлыми полотнами, завешивавшими окна. Потрескивая и дрожа, оплывали свечи, наполняя залу сладким ароматом воска. Длинные тени протянулись от фигур, тускло светился исцарапанный мягкий металл, ярко блестело лакированное дерево. Далеко за стенами крепости клонилось к закату усталое Солнце.

— Какие будут предложения? — глухим и таинственным голосом открыл совещание Синкопа.

— Я думаю так, — бодро заговорил мелкий злодей. — Идём сейчас все на каток и устроим соревнование!

Его оттолкнул крупный брат:

— Лучше снова заклинить плиту у входа, и…

— Что? — уставились на него черви.

— Снова? — подозрительно переспросил Синкопа.

Злодеи, переглянулись, нежно зарозовели и, шпыняя друг друга, удалились за спины тварей. Ре скромно дёрнул ухом.

— Нет, — простонал паук.

— Нет? — перепросил серый клубок меха. — Да, наверное. Раз уж мы прервались…

Синкопа тяжело вздохнул, собираясь с душевными силами:

— И если ты не будешь осознавать до конца смысл своих действий, и так далее, и всё такое. Да, конечно, задавай!

Ре почесал мех сгибом крыла:

— Скажи, а что мы вообще обсуждаем?

— Как: что? — возмутился паук.

— Вот именно: как? — подхватили чешуйчатые злодеи, высунув головы из-за укрытия. — Выбираем способ повеселиться!

Паук посмотрел на червей, свою последнюю надежду.

— Не знаю, ты не сказал, — виновато произнёс один из них.

— Сразу спросил: какие будут предложения, — подтвердил второй.

— А где огненный? — полюбопытствовал Бекар.

Лятхи переглянулись.

— О нет! — воскликнул Синкопа.

— Снова «нет», — свистящим шёпотом подметила серая тварь. Коричневая с важным видом кивнула.

— Он всё испортит! — возопил паук и кинулся к двери.

— Он — ничего не испортит, — донёсся от порога весёлый голос Хина. Юноша стоял в дверном проёме, опираясь рукой о косяк и выставив плечо вперёд. — Келеф обещал придти и вытерпеть то, что мы придумали. Подчёркиваю: обещал.

— Ты не рассказал ему, что именно? — обрадовался Синкопа. — Вот, молодец!

Ре дёрнул ухом.

Уан казался спокойным, а Хин, напротив, ощутил волнение: о чём думал он, человек, когда согласился на предложение Синкопы — петь для Сил'ан? «Голос часто лжёт людям, — метались мысли. — Трус может воспевать подвиги героев так, что другие поверят, будто он сам отважен или, быть может, всё видел собственными глазами. Что я поведаю о себе, того не понимая? Всё равно, что пение глухого…»

— Готов? — осведомился паук.

— Юный герой, — вдруг спросил Келеф, улыбчиво прищурившись, — а ты на чём будешь играть?

Синкопа взмахнул лапами, и Хин сразу понял: отвечать уже не нужно — Сил'ан узнал музыку, обнял себя руками; оранжевый взгляд стал отрешённым и растерянным, но зрачки расширились, словно от боли или страха. Отступать было поздно, и юноша отбросил сомнения, сосредоточился только на том, чтобы голос[31] прозвучал успокаивающе, ласково, тепло. Он не понимал, чего ждать, но был готов и утешать, и шутить, и улыбаться, и слушать признания.