Весеннее равноденствие - Михаил Барышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жебелев догадался и вывел Казеннова из затруднительного положения.
— Иначе — старший производительных работ.
— Прораб? — обрадованно переспросил ученый секретарь, и на душе у него стало легко.
Знакомство ученого секретаря с практикой грандиозного строительства, исследования научных проблем которого он творчески организовывал, исчерпывалось тем, что Иван Михайлович два невыносимо долгих года состоял членом правления жилищно-строительного кооператива. В результате он получил двухкомнатную угловую квартиру на солнечной стороне, второй этаж, с балконом. Кроме того, он прочно уяснил, что прораб — это небритый человек в ватнике и кирзовых сапогах, который вечно жалуется на недостаток кирпичей, отсутствие белил, пытается уговорить, чтобы приняли неструганые паркетные полы, безбожно опаздывает с графиком работ и все свои грехи сваливает на субподрядчиков и снабженцев.
Казеннов согласился на привлечение рецензента-прораба. Во-первых, это будет очень демократично, когда такой кондовый строитель, рядовой, так сказать, представитель миллионной армии, в клетчатой рубашке с розовым галстуком, появится на трибуне совета и по-простецки сказанет что-нибудь насчет раствора, белил и субподрядчиков. Во-вторых, Жебелеву надо в чем-то уступить, чтобы потом он не вздумал обвинять ученого секретаря в тенденциозном подборе рецензентов. Сам, батенька мой, выбирал. Полная была возможность предоставлена. Хочешь — академика, а хочешь — прораба. Тем более старшего. Вольному воля, полная, так сказать, демократия. В-третьих, при составлении годового отчета в разделе связи науки с практикой этого прораба можно подать как шоколадную конфетку. Новшество в работе ученого совета, смелый прогресс в организации научных исследований. А кто инициативу проявил?..
— Пожалуйста, — сказал Казеннов и с таким усердием и простодушием вписал в повестку заседания фамилию третьего рецензента, что Жебелеву стало даже неловко. Вроде он подкинул в башмак ученого секретаря натуральную колючку. Все-таки Иван Михайлович был в принципе неплохой мужик. Регулярно премии сектору визировал, формулировки писем в министерство шлифовал. Недюжинные способности человек к логическим доказательствам имеет… Клюнул, простая душа, на голый крючок, как глупый окунишка.
— Значит, рецензентов утрясли, — довольно сказал Казеннов.
— Утрясли, — еще более довольным голосом откликнулся Жебелев. — Теперь насчет приглашенных.
— Я полагаю, что здесь надо поскромнее. Зачем кадило раздувать? Члены ученого совета, сотрудники института… Ну и, скажем, из других организаций… двадцать человек.
— Сто двадцать, — поправил Жебелев, у которого в кармане лежал отработанный список приглашаемых на заседание ученого совета. В нем насчитывалось семьдесят четыре фамилии. Цифру сто двадцать Жебелев назвал из соображений, из каких снабженец, которому нужно две тонны кровельного железа, просит десять.
— Сто двадцать, — усмехнулся Казеннов. — Это вы, батенька мой, загнуть изволили… Новгородское вече хотите устроить. Тридцать человек самое большее.
В списке приглашенных Жебелев заранее решил не уступать. Чем больше людей выслушают его на совете, тем значительнее он получит поддержку. В этом Николай Павлович был убежден, так же как был убежден в своей научной правоте и своевременности постановки вопроса. Да и в большой аудитории резинового решения не протащишь. Не дадут. Доймут поправками и редакционными уточнениями.
Далее разговор ученого секретаря и руководителя сектора напоминал торг на лошадиной ярмарке. Словно один из них продавал подержанного мерина, а другой покупал его. Они убеждали друг друга, сердились на несговорчивость, апеллировали к совести, наконец, к элементарному здравому смыслу.
Казеннов уничтожил две таблетки валидола, а Жебелев нервно выкурил полдесятка сигарет. Потом они сошлись на золотой середине.
— Значит, семьдесят, — уточнил Николай Павлович, нервы которого в этой схватке оказались крепче.
— Почему же семьдесят? — вскинулся Казеннов. — Половина от ста двадцати — это, приношу извинения, шестьдесят.
— Сто двадцать мои да двадцать ваши — это сто сорок, — железным голосом сказал Жебелев. — Половина от ста сорока будет семьдесят. Арифметика, Иван Михайлович!
Семьдесят человек Жебелев официально пригласит на совещание, да человек тридцать придут по телефонным звонкам. В самый раз будет для первого случая.
Довольный таким оборотом дела, Николай Павлович согласился с ученым секретарем, чтобы его вопрос стоял вторым в повестке дня.
— Вторым так вторым, — сказал Жебелев. — Тезисы доклада я вам завтра пришлю.
— Договорились. Пожалуйста, завизируйте.
Когда Жебелев вышел из кабинета ученого секретаря, его слегка пошатывало. Николай Павлович с уважением посмотрел на табличку, где была указана высокая должность Ивана Михайловича Казеннова, и подумал о его многотрудной работе. Жебелев бы не согласился на нее ни за какие деньги. Один такой разговор наверняка отнимает у человека год жизни, а сколько разговоров ученому секретарю приходится вести…
В кафе против института Жебелев выпил две двойные чашки черного кофе и пришел в себя. Он с удовольствием возвратился в свою тесную каморку и занялся подготовкой к совету.
Прежде всего он вызвал младшего научного сотрудника Утехина и объявил ему, что его дружок, начальник участка Коршунов назначен официальным рецензентом по докладу на ученом совете.
— Женька? — удивился Утехин. — Не пойдет он… Его на канате к институту не подтащить.
— Надо, чтобы пошел, — твердо сказал Жебелев. — Надо, Леша, понимаешь… Ты мне это дело обеспечишь.
— У него же конец квартала, — взмолился Утехин, еще никогда не получавший от шефа столь трудного задания. — Он совсем в запарке. Жена его недавно жаловалась, что все вечера на стройке пропадает. Не затащить его, Николай Павлович.
— Леша, ты Генри Форда знаешь?
— Чего?
— Генри Форда? Капиталиста, американского эксплуататора, автомобильного короля, и как ни удивительно, но при всем том умного человека? Знаешь?
Лешка обалдело кивнул.
— Так вот, этот Генри Форд привлекал фармацевтов, и те вкупе с географами налаживали ему производство автомобильного стекла. Вот что могут, Утехин, сделать люди, не отягощенные консерватизмом и шаблонным подходом к делу.
— Но ведь Коршунов… — начал Лешка нащупывать ногами ускользающую почву.
— Леша, я же тебе все так ясно объяснил… Неужели непонятно?
— Понятно, — покорно вздохнул младший научный сотрудник, смиряясь с мыслью, что придется выполнить и это поручение шефа. — Разве только через Нину попробовать… Ее настропалить.
— Стропали, Леша, хоть двоюродных бабушек, но чтобы Коршунов на совете рецензентом выступил.
— Только ведь знаете, Николай Павлович, Коршунов он ведь такой, — Лешка сжал кулак и потряс им перед лицом шефа. — Он бочком ходить не любит. Он если начнет говорить, все скажет…
— Я еще раз с удовольствием вижу, что вы, товарищ Утехин, подаете большие надежды, — Жебелев отвел Лешкин кулак и выпроводил его из кабинета.
Затем Розалия Строкина получила указание связаться с доктором и профессором, уважаемым Федором Юлиановичем и помочь ему подготовиться к выступлению на ученом совете.
— Я ему буду помогать? — с изменившимся лицом переспросила Розалия.
— Вот именно, — ласково ответил ей Жебелев. — Кроме того, опеку над ним возьмете. Скажите, что машина ему будет подана… Постарайтесь его не утомлять, Розалия Сергеевна. Подготовьте материалы, помогите обобщить для выступления. В общем, сделайте все, что найдете нужным. Понятно?
— Понятно, Николай Павлович, — пролепетала примерная сотрудница сектора, напуганная тем, что ей придется помогать научной величине, знакомой по вузовским учебникам.
Инна Замараева получила от Жебелева длинный список приглашенных и указание «сесть на телефон». Инна Александровна охотно согласилась, ибо она и так «сидела на телефоне» значительную часть рабочего времени. Указание шефа лишь легализировало столь увлекательное занятие.
Однако не успела Инна отщипнуть и крохотный кусочек от пирога, которым одарил ее шеф, как судьба преподнесла ей торт.
В тот момент, когда она получала задание, на столе руководителя сектора зазвонил телефон. Жебелев поднял трубку и услышал рокочущий голос зама по науке. Лаштин просил о небольшом одолжении. На строительной выставке будет проводиться трехдневный семинар по обмену опытом. На семинар нужно послать представителя института.
— Я же не могу, Зиновий Ильич… К совету готовлюсь.
— О вас не может быть и речи, — рокотнуло в трубке. — Я думаю, что туда следует командировать младшего научного сотрудника Утехина.