Крылатый - Анна Тьма

…Райдан молча стоял над гитарой, лежащей на столе. Длинные ловкие пальцы художника гладили разломанный гриф, отыскивали малейшую царапинку, каждую вмятинку. Второй император потратил целый год на создание живого артефакта. Это было десять лет назад. Уж он-то знал как никто другой, отчего появлялись повреждения на этом совершенном инструменте, живой воплощенной в форму музыке. Даже сейчас, вдалеке от хозяина, артефакт продолжал корчиться от боли.

— Райд, ты занят? — Императрица вошла в комнату, но муж не ответил и даже не поднял головы. — Это Ирдеса?.. — Леди с трудом узнала любимую гитару сына.

— Что же я за отец, — вдруг страшно, с ледяной злостью сказал император, — если не могу защитить своих детей? Что же я за отец, если мой младший сын так страдает?! А я как слепой ни о чем не знаю! А он молчит, потому что не хочет ранить!..

Когда император вскинул бледное лицо, леди Илина отшатнулась.

— И что же ты за мать, если хоть словами, но желаешь добить своего сына, чтобы он уж точно не смог больше подняться и ступить на эту землю уверенно?!

— Райд… — Как страшно звучали его слова. Никогда он еще не говорил так с ней!

— За что, Илина, за что ты выбила у малыша опору из-под ног?! Решила злость свою сорвать? Так в следующий раз, как у тебя голос прорежется, будь добра орать на меня! И не смей больше добивать его раненую душу! Неужели тебе мало того, что мы лишили сына детства?!

Леди опиралась рукой о стену, потому что ноги дрожали.

— Райдан, что ты говоришь?! Я же ничего такого не делала! Ну а ты бы оставил безнаказанными эти сумасшедшие выходки?! Он же головой совсем не думает! И ладно бы жизнью не рисковал…

— Лучше бы ты уехала, Илинка, — устало прервал император. — И не мешала Ирдесу жить. — Он помолчал, без сочувствия глядя на текущие по лицу супруги слезы. — Ты ведь меня все равно не услышишь. Ты, как всегда, «лучше знаешь». А то, что сын из-за тебя теперь только смерти ищет, ты не увидишь.

Звонок сотового прервал дальнейший разговор.

— Папа! — Радостный вопль был слышен из динамика на всю комнату. — Тут Шон проснулся, и рожа у него виноватая по самое некуда! Если ты сейчас не придешь, он меня удавит подушкой! — И потише добавил: — Только если ты с мамой придешь, предупреди… пожалуйста. Я лучше уйду.

— Сейчас буду, малыш! Отбой.

— Отбой, отец мой император!

— Не имею я права на твое доверие, малыш… — в пустоту глухо произнес правитель.

Отец вбежал в палату меньше чем через минуту, схватил Шона за ворот, поставил на ноги и внимательно посмотрел.

— Да не держи ты меня, папа! Я сам стоять могу!

— Ты смотри-ка, точно не спит! Чем подняли?

— Это у Вана спрашивай, он тут всех уже перебудил! — перевел я стрелки на светлого.

— Его же собственным грязным носком и будили, — хмыкнул явно довольный собой Ван. — Вот только ему спать сейчас надо, а не прыгать с воплями: «Что я проспал?!»

— Значит, сейчас уложим. — Мать стояла в дверях и слабо улыбалась.

Я тут же скользнул в дальний угол палаты, стараясь быть незаметным. Бледная… она что — плакала?! Что может заставить мою несгибаемую мать плакать?!.. Эх, не попасться бы ей сейчас на глаза. Лишний раз нервировать маму сейчас совсем не стоит.

Когда она вошла, я тенью выскользнул из палаты, чувствуя молчаливую поддержку светлого, за которую был безмерно благодарен.

— Ирдес!

С трудом сделав вид, что не услышал этого возгласа, я выскочил на лестничную площадку.

— Малыш, постой!

Она все же догнала меня. Я вжался спиной в стену, не поднимая взгляд. Пожалуйста, не надо. Прошу тебя. Сам о себе все знаю. Не надо больше… просто отпусти меня. Хотя… не заслужил я такой чести. Значит, потерплю.

— Прости меня, ребенок!.. — только и выдохнула мама, прежде чем развернуться и убежать.

Обалдело поглядев ей вслед, я рванул на крышу, забился там в угол и, обхватив виски руками, попытался успокоиться и наглухо закрыться от Вана. От меня одни проблемы у всех.

— Крылатый, слезай.

— Мне и здесь неплохо.

— Ирдес!

— Оставь меня в покое, пожалуйста.

— Я деда позову!

— Я тебе потом что-нибудь жизненно важное отрежу.

Шон и Маньяки безнадежно пытались выколупать меня из моего надежного укрытия. Ну что им всем от меня надо?! Никого не трогаю, сижу себе тихо на крыше! И что с того, что всю ночь просидел…

— Мелкий, хватит выпендриваться!

— Хватит меня доставать.

— Если не слезешь…

По разом стихшим призывам я понял, что появился новый участник, и выпустил крылья, приготовившись к спешному побегу. Чердачная дверь хлопнула. Ушли они, что ли? Ну наконец-то!

Киса молча забралась ко мне, села рядом, когда я подвинулся, обхватила за локоть и, привычно муркнув, потерлась щекой о мое плечо.

— Достали? — сочувственно поинтересовалась она.

Я уныло кивнул.

— Эх, малыш… — Когда она запустила пальцы в мои безнадежно спутанные волосы, я сам едва не замурчал от удовольствия и невольно заулыбался. — Вот так-то лучше. Я тебя очень люблю, воробей.

— Я того не стою, Киса. — Грусть в голосе что-то не получается.

— А это не тебе решать, — не строго сказала она.

Сидит, чуть наметила ласковую улыбку, тепло дышит в плечо, кофейные глаза так и лучатся теплом. Тихим, домашним и ласковым. И не получается ей противоречить. И не говорит вроде ничего, а внутри все равно распускается тугой узел, оттаивает ледяной ком.

— Пойдем в небо, ребенок. Давно не танцевали…

Спасибо тебе, Юлька. За твою веру в меня, за тепло в холоде, спасибо…

Черная форма сидела как влитая. Ван придирчиво рассматривал себя в зеркале, расправляя несуществующие складки на такой же, как у меня, форме. И даже нашивку третьекурсника первой трети уже прицепил. В темной академии обучение идет не так, как в любой другой. Первые два курса длятся по году, следующие четыре — по полтора. Седьмой (годичный) курс можно и не заканчивать тем, кто не желает стать мастером. Я и сам третьекурсник. И черный трилистник в алой каемке так же красуется значком на вороте и нашивкой на рукаве.

Конечно, по возрасту мне еще два года до поступления, а Вану бы только на первом курсе быть. Но… не все так очевидно! Чую зад… в смысле предвижу много веселья по этому поводу!

Мама и Шон вернулись домой, старшему брату пора возвращаться к своему студенчеству. Мы и так пропустили первые две недели обучения, но это неважно. С первого по двадцатое сентября обычно ведется прием новичков.

— Ну что, твоя светлость, идем? — весело оскалился я.

— Идем, твоя темность, — тяжко вздохнул Ван.