Тиран в шелковых перчатках - Мариус Габриэль

— Это здравое решение.

— Он сказал, что последовал вашему совету.

— Да, припоминаю, именно это я ему и посоветовала сделать.

— Есть один момент, который я хотела бы с вами обсудить. Это касается его ранения. Хирург вставил ему в череп стальную пластину, но понятно, что волосы на этой половине головы у него теперь не растут. У него навсегда останется очень заметный шрам. И вопреки вашему предположению, — неприязненно заметила сестра Гибсон, — он не сможет носить в помещении шляпу.

Значит, Амори поделился с ней и этим маленьким комментарием.

— К чему вы клоните, сестра Гибсон?

— Мы все сошлись на том, что неплохо было бы приукрасить истинную причину его ранения.

— В смысле — приукрасить?

— Так много молодых людей возвращаются из Европы в Америку с ранами, полученными на войне. Принимая во внимание будущие дела с клиентами его фирмы и для удачного роста его карьеры, мы решили, что будет лучше, если мистер Хиткот даст понять, что был ранен осколком шрапнели в ходе военных действий, а не сам поднял на себя руку.

— Боевое ранение?

— Именно. И поскольку вы бывшая жена мистера Хиткота, мы бы хотели попросить вас…

— Поддержать легенду? — спросила Купер, потому что сестра Гибсон замялась.

— Поддержать его в его новой карьере.

— Он мог бы сам попросить меня об этом.

— Он подумал, что лучше, если с просьбой обратится незаинтересованное лицо. Ему не стоит тащить до конца своих дней груз вины за один глупый поступок.

— Не волнуйтесь, — холодно ответила Купер. — Я никому не проболтаюсь. Если ему хочется поиграть в героя войны, я не стану разрушать эту иллюзию.

— Спасибо. Я напишу его семье, чтобы подтвердить ваши слова. Уверена, их это обрадует. Желаю вам приятного дня, миссис Беликовская.

— И что это было? — спросил Генрих, когда она, смеясь, повесила трубку.

— Тщеславие и самообман, мой дорогой. Амори хочет выдать свое увечье за рану, полученную в сражении.

— Полагаю, — сказал Генри, укачивая на руках сына, — в какой-то мере все наши раны получены в жизненных битвах.

— Надеюсь, эта рана его не искалечила, — сказала она, обнимая мужа с ребенком на руках и глядя в сонное личико сына. — Надеюсь, когда-нибудь он будет так же счастлив, как я. Вокруг меня творилась сплошная разруха и несчастья — но моя жизнь все равно похожа на волшебную сказку.

* * *

Кармел Сноу выглядела совсем не так, как представляла Купер: она оказалась маленькой подвижной женщиной лет шестидесяти с голубыми кудряшками и жемчужными украшениями. У нее было узкое морщинистое лицо настоящей ирландки, с курносым носом, а в речи то и дело проскакивал акцент, с каким говорят в дублинском районе Долки, хотя из Ирландии она уехала, будучи совсем ребенком.

Но, как Купер вскоре убедилась, она вовсе не была «миленькой маленькой леди».

Кармел Сноу не собиралась терять ни секунды. Казалось, она совсем не нуждается в сне, потому что в четыре утра была так же бодра и весела, как и в полдень. К тому же ее не мучили ни голод, ни усталость. Чтобы поспеть за ней, нужно было опережать саму себя. Единственное, чего она требовала и соблюдала неукоснительно, — это обед. И как Купер убедилась на собственном горьком опыте, обед для нее состоял из нескольких больших порций мартини.

— Ты же знаешь, какой из меня алкоголик, — жаловалась Купер Генри, потирая виски. — Один мартини — и я лыка не вяжу, три — и я уже в коме. Ты бы хоть меня предупредил.

— Просто выливай их в ближайший горшок с растением, пока она не видит, — посоветовал Генри. — Я всегда так делаю. Я знаком с Кармел двадцать лет и так и не научился справляться с ее обедами из трех мартини.

Удивительная энергичность Кармел позволила ей за десять лет превратить «Харперс базар» из скучного периодического издания для домохозяек в самый модный женский журнал своего времени. И она была решительно настроена завлечь Купер в штат.

— Ваша статья о проститутках была великолепна! — сообщила она Купер.

— Вы ее читали?

— Она забавная, но бьет точно в цель. Вы задаетесь потрясающими вопросами: так ли далеко друг от друга отстоят профессионалы, оказывающие сексуальные услуги и услуги в сфере моды? Каково вообще быть профессионалом в мире, который не предоставляет женщинам справедливого шанса на самореализацию? Это феноменальная журналистика.

— Я рада, что вам понравилось.

— Мне в ней не понравилось лишь одно.

— Что именно?

— Что эта статья была написана для «Вог». Я не хочу, чтобы вы еще хоть что-то опубликовали в «Вог», — резко заявила она. Сама она как раз начинала карьеру именно в этом журнале, но ушла оттуда со скандалом, которого ни одна из сторон так и не забыла друг другу. — Мне нужен собственный корреспондент в Париже. Я буду хорошо платить.

— Я польщена тем, что вы хотите включить меня в штат, миссис Сноу… — осторожно начала Купер.

Перед тем как нанести визит Баленсиаге, любимому модельеру Кармел Сноу, они решили пообедать в баре «Харрис» — обед состоял из горячих бутербродов croque monsieur[72] и холодного кувшина мартини.

— …но я дорожу своей свободой, — закончила она.

— О, поверьте, о свободе я знаю все. В жизни есть вещи поважнее. Например, быть частью общественного движения. «Харперс базар» не просто журнал для женщин, которые правильно одеваются. Он для женщин, которые при этом правильно мыслят. А это — вы, моя милая. Вам есть что сказать, и я бы хотела, чтобы вы говорили об этом со страниц моего журнала, а не со страниц изданий моих конкурентов.

— Позвольте мне обдумать ваше предложение.

— Вы добьетесь намного большего, будучи частью команды — лучшей команды в нашем бизнесе, — чем в одиночку. — Она налила им по третьему бокалу мартини. У Купер уже был туман в голове, а удачно расположенного цветочного горшка в баре «Харрис» не оказалось. — Я хочу, чтобы наши читательницы учились жить, а не только модно одеваться. Я хочу, чтобы они умели использовать свои шансы. Чтобы пробовали делать то, чего никогда не делали. Расширяли свои горизонты. Вы нам идеально подходите. — Она кивнула, сверкнув глазами, бледными и искрящимися, как их ледяной коктейль. — Ладно. А теперь расскажите мне о Кристиане Диоре. Я бы ни за что сюда не поехала, если бы вы им не бредили. Кажется, я видела сшитый им костюм, который мне понравился. Это было, вероятно, году в тридцать седьмом, он тогда работал у Робера Пиге.

— Я считаю, на сегодняшний день он лучший модельер Парижа.

— Лучше Баленсиаги? — фыркнула