Жизнь животных Том I Млекопитающие - Альфред Брэм

Взятые из гнезда молодые выдры могут быть отлично приручены и тогда служат примером миловидных, добродушных животных; своего хозяина они отлично узнают и следуют по его пятам, как верная собака. Очень часто ручную выдру дрессируют для рыбной ловли. Прекрасный рассказ о такой выдре принадлежит одному польскому дворянину, маршалу Златоусту Пассеку.

«В 1686 г., — рассказывает он, — когда я жил в Оцовке, король прислал ко мне с письмом г. Стращевского; одновременно с этим я получил письмо от придворного шталмейстера, советовавшего мне поднести королю в подарок мою речную выдру. Я должен был подчиниться этому совету и отдать своего любимца. Распив бутылку вина, мы отправились с г. Стращевским в поле, так как моя речная выдра была в то время не дома, а около прудов. Я позвал ее по имени: «Вурм!» Она тотчас же вышла из тростника, где скрывалась, стала ласково тереться о мои ноги, затем направилась со мной в комнаты. Стращевский, с изумлением смотревший на нее, заметил мне: «Как приятно будет королю иметь такого ручного зверька!» На это я ответил ему: «Ты так пришел в восторг, а что скажешь, узнав другие достоинства моей выдры?!» В это время мы подходили к пруду; остановившись на плоту, я крикнул своему любимцу: «Вурм, мне нужно рыбы для гостя, — полезай-ка в воду!» Тотчас же выдра бросилась в пруд и вытащила оттуда плотицу. Когда я послал ее во второй раз, она принесла небольшую щуку, раненную ею в шею. Стращевский изумленно следил за животным, твердя: «Господи, что же это я вижу?!» Я спросил его: «Хочешь, Вурм принесет еще? Он может ловить до тех пор, пока я сам не скажу ему, что достаточно». Стращевский был в полном восторге и надеялся поразить короля описанием всех этих качеств выдры. Перед его отъездом я показал ему все искусство и все необыкновенные свойства моего зверька.

Вурм спал со мной на одной постели и был так чистоплотен, что никогда не пачкал не только постели, а даже вообще комнат. Он служил мне также отличным сторожем, и ночью никто не смел подойти к моей кровати; даже лакей, снимавший сапоги, вызывал неудовольствие выдры и, сделавши свое дело, не смел больше показываться в комнату, иначе животное поднимало такой неистовый крик, что я просыпался от самого крепкого сна. Когда я был выпивши, выдра топталась у меня на груди и не оставляла до тех пор, пока я не просыпался. Днем она забивалась куда-нибудь в угол и спала так крепко, что ее можно было, не разбудивши, унести на руках. Отлично ловя рыбу, сама она, однако, не ела ни рыбы, ни сырого мяса. Если кто-нибудь нарочно теребил меня за сюртук, а я кричал: «Он трогает меня!», выдра тотчас же выскакивала с пронзительным криком и рвала того за платье и за ноги, как собака. Она жила в большой дружбе с нашей лохматой собакой, которую звали Капрал. От нее выдра научилась разным штукам, так как не расставалась с ней ни дома, ни в дороге. С другими же собаками она совсем не уживалась.

Мой зверек был также очень полезен и в дороге. Стоило только, проезжая мимо реки или пруда, остановиться и крикнуть: «Вурм, полезай в воду!» — как выдра в несколько минут налавливала целые груды рыб и доставляла продовольствие не только для моего личного стола, но и для всей прислуги. Особенно ценно было в ней это искусство во время поста. Единственная неприятность, которую доставляла мне выдра в дороге, заключалась в том, что она была виновницей целого сборища людей, стекавшихся отовсюду смотреть на нее, как на какое-то чудо, вывезенное из Индии…»

И с таким-то умным, необыкновенным животным Пассеку пришлось расстаться, на угоду королю! Последний был очень обрадован подарком, тем более что, кусая всех, подступавших к ней, выдра «сразу отличила короля и почтительно (!) склонилась перед ним». Однако восхищенный монарх недолго наслаждался ею; скоро она сбежала из дворца и была случайно убита одним драгуном. Король был вне себя от отчаяния и хотел немедленно изрубить солдата; едва ксендзы отговорили его…

Речных выдр ловят или капканами, расставляя их в воде у отверстия нор, или сетями, а иногда стреляют в воду, если животное плывет близко от поверхности воды.

Ценный мех выдры имеет различные применения: на опушки шапок, в Камчатке на укладку дорогих соболей, так как он вбирает сырость и поэтому способствует отличному сохранению тех; из волос хвоста выдры приготовляются рисовальные кисти, а нежный подшерсток идет на изготовление пуховых шляп.

Близка к нашей выдре и бразильская ариранья, или лонтру (Lutra, brasiliensis), у которой только голова круглее и не так плоско сжата, как у нашей выдры, а хвост, острый по краям, сильно сжат сверху вниз. Общая окраска — шоколадно-бурая, внизу — светлее; на груди и шее беловатые пятна. Размеры — крупные: общая длина с хвостом 1,5–1,7 метр, хвост — 55–63 см. Образ жизни ее одинаков с нашей выдрой, а живет она преимущественно в больших реках низких равнин, плавая целыми ватагами. Вследствие этого обстоятельства охота за ней гораздо легче.

Морским представителем выдр является морской бобр, или калан, как его называют охотники (Enchydris lutris); по устройству тела он служит соединительным звеном между выдрами и тюленями. Голова, правда, тоже несколько сжата, но круглее, чем у пресноводных выдр; шея толстая, короткая; туловище (до 1,2 м) цилиндрическое; покрытый волосами толстый, короткий (всего — 30 см), сплюснутый хвост клинообразно заострен. Передние ноги имеют, по сравнению с речной выдрой, более короткие пальцы, соединенные снизу голой перепонкой, задние же ноги отчасти похожи на тюленьи ласты, отчасти — на лапы бобра. Мех состоит из длинных прямых волос, ости темно-бурого цвета с белыми крапинами, происходящими от белых кончиков волос. У молодых животных — длинные, жесткие, белые или буровато-белые волосы, совершенно скрывающие тонкий бурый подшерсток.

Область распространения морской выдры ограничена теперь северной частью Тихого океана, приблизительно цепью Алеутских о-вов и о-вом Беринга. У американских берегов она спускается больше к югу (до 28°), но и здесь год от году делается более редкой.

Лучшее описание морского бобра принадлежит Стеллеру, потерпевшему в 1741 г., вместе с Берингом, кораблекрушение около о-ва Беринга и имевшему возможность долго наблюдать это интересное, все более и более исчезающее теперь животное.

«Мех морского бобра, — говорит этот наблюдатель, — кожа которого слабо прилегает к телу и во время бега колышется во все стороны, настолько превосходит по длине, красоте и темному цвету мех речного бобра, что последний не может выдержать с ним никакого сравнения. Лучшие меха продаются в Камчатке по 30 р., в Якутске по 40 р., а на китайской границе, при обмене товаров, идут по 80-100 р. за шкуру*

*В СПб. теперь — около 400 рублей.

Мясо его довольно съедобно и даже вкусно; у самок еще нежнее, у молодых же, питающихся еще молоком матери и называющихся, вследствие своего плохого меха, «медведками», мясо — жареное или вареное — может поспорить по вкусу с молодой бараниной.

По образу жизни морской бобр так же интересен и приятен, как весел и забавен по нраву; к тому же это очень ласковое и влюбчивое животное. Когда он бежит, блеск его меха превосходит самый черный бархат. Каланы предпочитают держаться семейно: самец лежит с самкой, тут же полувзрослые детеныши, или кошлаки, и маленькие сосуны — медведки. Любовь родителей к детенышам так велика, что ради них они готовы подвергаться явной, смертельной опасности, и если от них отнимут маленьких, то они громко рыдают, почти как дети. Тоска их бывает так велика, что они в неделю-две делаются больными, слабыми и не хотят уходить с берега. Самок морских бобров можно круглый год видеть с детенышами. Они мечут зараз только по одному и всегда на суше**

**По наблюдениям позднейших натуралистов, в море, на водорослях: видно преследуемый человеком зверь считает сушу уже небезопасной для себя.

Детеныши рождаются зрячими и со всеми зубами. Самки носят их во рту, а в море — лежа на спине и обхватив передними лапами. Они играют с ними, как любящая мать, подбрасывают вверх и ловят, словно мячик, толкают в воду, чтобы те учились плавать, берут опять к себе, когда те устанут, и — целуют совершенно как люди. Как бы охотники ни преследовали самку в воде или на суше, она не выпустит изо рта детеныша, разве только в крайности или в минуту смерти… Если же самке удастся счастливо избегнуть опасности, то она, достигнув моря, начинает так забавно насмехаться над своими преследователями, что без улыбки удовольствия нельзя смотреть на нее. В таких случаях самки становятся в воде на дыбы, подобно человеку, и прыгают в волнах, то приставив передние лапы ко лбу, как будто защищая ими от солнца глаза, то ложатся на спину и гладят себе передними лапами живот или бросают в воду маленьких и снова ловят их и т. п.

Если калана настигнут и ему не удается убежать, он фыркает и шипит, подобно кошке. Если его ударить при этом, он ложится на бок, подгибает задние ноги, а передними закрывает глаза и таким образом приготовляется умереть. Мертвым он лежит, как человек, вытянувшись и крестообразно сложив на груди передние лапы.