Иерусалимский покер - Эдвард Уитмор

Вроде бы.

Ну так как же теперь?

Стерн грустно улыбнулся. Он уставился на свои кулаки и промолчал.

Ну так что же?

Это не смешно, прошептал Стерн через секунду. В награду за все усилия получить вместо Господа Бога мелкого контрабандиста на воздушном шаре. Это не смешно. Не смешно, если веровать, как Хадж Гарун.

Постой-ка, ты все неправильно понял. Ты для него действительно был не контрабандистом, а Богом. Слушай, я в жизни не видел, чтобы у кого-нибудь глаза так сияли, как у Хадж Гаруна, когда он рассказывает о встрече со Стерном на рассвете в пустыне. Стерн, бормочет он, и его лицо озаряется внутренним светом, он обретает силы и может защищать Священный город еще три тысячи лет, хотя и знает, что обязательно проиграет. Стерн, говорит он, Господь, явившийся мне на рассвете в пустыне. И я сказал Ему, говорит он, знаю я истинно, что у Господа много имен, и каждое новое имя, что мы узнаем, приближает нас к Нему, и в тот день в пустыне на рассвете я спросил у Него Его имя, и Он снизошел ко мне, сказав его мне, Он счел, что я достойно выполнял свое предназначение, хотя я и терпел всегда неудачу. Стерн, бормочет он и готов на все, и ничто не может остановить его, ни сейчас, ни потом. И я говорю тебе, что таким он тебя увидел, а значит, так оно и было, и это сделал ты, Стерн. Он долго ждал этого мгновения и приближал его своими трудами и усилиями, и оно наконец пришло, он его заслужил. Ну и что, если Господь на поверку оказывается контрабандистом, который летит над пустыней на воздушном шаре в четырнадцатом году? Что ты на это скажешь? Боюсь, мы просто должны это принять как данность. Мы, может быть, и хотели бы видеть Бога другим, но этот Бог пришел к человеку, который действительно достоин узреть Бога. Что до меня, я всегда знал, что Хадж Гарун видит больше, чем все мы. Ты ведь не будешь спорить?

Нет.

Конечно не будешь. Потому что мы застряли во времени и пространстве, а он нет. Мы пытаемся верить, а он по-настоящему верит, и в этом-то вся разница. Мы сидим в Иерусалиме, но он-то единственный, кто действительно стоит в Священном городе на вершине горы. И ты же не собираешься и дальше горбиться в этом кресле и повторять, что кто-нибудь из нас проницательнее Хадж Гаруна? Воздушный шар? Мелкая контрабанда? Покер здесь или покер там, какая разница? Нет никакой разницы, потому что для того, чтобы запалить желудки в сочельник, мы все равно хлещем дерьмовое ламповое масло. Ты не осмелишься мне возразить, я знаю. Так или не так?

Так.

Правильно. Так что Хадж Гарун видел то, что видел, и понял то, что понял, вот и все. Одно из тайных имен господа — Стерн, вот к чему мы пришли. Хадж Гарун слышал имя произнесенное, а услышать однажды значит слышать вечно. Нельзя переменить прошлое, в этом мире нельзя отрицать факты, а это событие для него факт, значит, так оно все и есть. Всю свою долгую жизнь, говорит старик, он будет с любовью вспоминать это мгновение прежде всех остальных. Стерн. Одно из тайных имен Господа.

Стерн поднял глаза. Он расцепил руки, пожал плечами и улыбнулся, на сей раз без тени грусти.

Джо кивнул и рассмеялся. Это пока маленький шаг, но все же Стерн возвращался к жизни. Но им еще предстоит долгий путь этой ночью спустя одиннадцать лет и три месяца после той ночи в Смирне.

   Вечер как раз для воспоминаний, сказал Джо, барабаня пальцами по столу. Ох уж эти мне пустынные переулки в метель, ох уж эта мне чертова арабская пародия на паб, ох скудость наша; эта дыра уж никак не подходит для радостного праздника. Теперь расскажи мне об этой говорящей мумии по имени Менелик. Этот Зивар спец по древностям, о котором всегда с таким восторгом распространяется Каир. Ты был с ним знаком? Вроде как должен был.

Конечно.

Ну и что?

Помимо прочего Стронгбоу оставил ему всю свою переписку, когда ушел в пустыню, чтобы стать святым.

Джо скорчил гримасу.

Переписка, говоришь? Старые письма? Я не знаю, от этого можно расчувствоваться, особенно под конец года, тихой снежной ночью в Иерусалиме. Может быть, лучше перенестись назад в прошлое и оказаться там, где я переправляю для тебя оружие в огромном каменном скарабее Хадж Гаруна. Тяжкий груз, ничего не скажешь. Я чуть спину не надорвал, потому что от товарища волшебника, навечно прикомандированного к Иерусалиму, было мало толку, ничего не поделаешь.

Но это была не обычная переписка, продолжал Стерн. Около двенадцати тысяч писем, и все от одного человека, Белого монаха из Тимбукту.

Джо стукнул ладонью по столу. И заорал от восторга.

Постой-ка. Вот с этого места помедленнее. Кажется, я об этом давно хотел услышать. Этот парень, вроде монах из Тимбукту, он, совершенно случайно, не звался ли еще отцом Якубой?

Так точно, он самый.

И когда у него родился девятисотый ребенок, твой отец послал ему караваном целый пайп кальвадоса в честь такого события? Примерно семь сотен бутылок промаршировали прямо в Тимбукту, за что вышеупомянутый уникум прислал твоему отцу благодарственное письмо, датированное летним солнцеворотом тысяча восемьсот сорокового года? Благодарил за этот в высшей степени желанный подарок в виде ста пятидесяти галлонов сока? Потому что Тимбукту — край сухой, как сама сушь, и жажду там утолить нечем, кроме бананового пива?

Стерн рассмеялся.

Я и не слышал об этом письме, сказал он. Но в Сахаре был всего один Белый монах, и он-то и дружил со Стронгбоу.

Джо снова хлопнул по столу.

Ух ты господи, вот оно. Давным-давно, когда я впервые оказался здесь, объявился Хадж Гарун с этим благодарственным письмом, он это умеет, он же раньше торговал древностями. Что ж, упомянутые числа меня потрясли и выбили из колеи, потому что я тогда все еще думал, что священники не должны вести себя как этот Белый монах из Тимбукту. И с тех пор меня заело любопытство, все хочу узнать, как этот монах преуспел в столь сладостных свершениях. Ты, случайно, не знаешь?

Стерн рассмеялся и кивнул.

Знаешь? Ах, вот история как раз для сочельника. Как раз чтобы холодной зимней ночью оживить эту жалкую пародию на деревенский паб. Я быстренько растормошу нашего хозяина, чтобы он принес нам новую бутылку своего замечательного топлива, и мы вспыхнем, когда пожелаем. Ну так как, Стерн? Кто был этот великий тип из Тимбукту? И, что еще интереснее, зачем он все это устроил?

   Он начинал миссионером в Триполи, сказал Стерн, членом ордена Белого отца. Он был родом из Нормандии, крестьянин, и очень любил кальвадос. Что ж, однажды в Триполи приехал кардинал из Парижа, коллекционер предметов искусства да к тому же эпилептик. Кардинал приехал, чтобы контрабандой увезти оттуда несколько ценных мозаик, но, приехав, решил совсем-то уж не наглеть и для вида хотя бы прочитать проповедь. Местом проповеди была избрана пустыня недалеко от Триполи, потому что кардинал никогда не видел пустыни.