Цветы в Пустоте. Книга 1 - Леа Рэд

– Ты бы не стал метить мне в глаз, потому что знаешь, что тогда бы тебе сильно не поздоровилось, даже если бы в каком-нибудь невероятном случае это завершилось успехом. Ты бы не стал так рисковать.

– Пижон, – повторил Стрелок мысль Аргзы, только громче.

Первый день собрания Альянса пиратов можно было считать вполне успешным.

* * *

Сильвенио вновь открыл глаза, когда Аргза прервался, обдумывая, какой эпизод своей истории рассказать дальше. Иней теперь оседал и на ресницах варвара, руки его холодели все стремительнее. У Сильвенио, правда, было фактически три одеяла, и еще он пригрелся на груди у варвара, а у Аргзы одеяло имелось только одно, да и тем он делился с замерзшим помощником. Но его горячая кровь не позволяла холоду вгрызаться в тело пирата так же легко, как в тщедушное тело эрландеранца. И сонливость в результате одолевала варвара явно меньше.

– Я так понял, – нарушил Сильвенио недолгую тишину, – что остальные члены Альянса впоследствии все-таки выбрали себе знак зодиака согласно своим предпочтениям. Я могу понять, на чем основывался выбор сэра Сайго и сэра Эйритема – на стиле боя и некоторых особенностях родины каждого. Могу понять, почему леди Айлин стала позже Жемчужной Девой. Леди Юнбе, наверное, прозвище дали остальные адмиралы. Сэру Рональду скорее всего уже не из чего было выбирать, и он согласился взять не особенно грозное прозвище «Клешня». Но… почему сэр фон Друм так и остался Юпитером?

Аргза издал довольный смешок:

– О, тебе это понравится. Я спросил его о том же на втором собрании Альянса, когда все остальные сомневавшиеся объявили свои клички. И знаешь, что он ответил? Он сказал, что выбрал себе знак Тельца, и объяснил это какой-то древней байкой про Зевса, превратившегося однажды в быка. Я посмеялся от души, а у Конрада было такое лицо, как будто он в который раз пожалел, что вообще решился собрать этот балаган. Это правда было ужасно смешно: тоже мне, возомнил себя богом.

Сильвенио кивнул, принимая к сведению. Они помолчали еще какое-то время, пока Сильвенио вновь не заговорил:

– Эта звезда перед нами… она умирает. Я слышу ее голос. Это удивительно и ужасно печально. Она… плачет. И звуки такие… странные. Как будто стая китов затонула где-то в ее глубине.

– Похоже, дело совсем плохо: у тебя начался бред. – Сильвенио укоризненно посмотрел на него в отражении, и Аргза фыркнул. – Ладно, ладно, я шучу. Претендуешь, что слышишь голос неодушевленного скопления газа – пожалуйста, я не против.

– Этот белый гигант не совсем…

– Да и вообще, долго эта чертова звезда собирается подыхать?

Усталый вздох.

– Думаю, это займет по меньшей мере столетие, сир.

– А быстрее она не может, случайно? Было бы крайне любезно с ее стороны поторопиться и подарить нам жизнь. Людям жизнь, в конце концов, нужнее.

Проворчав это, Аргза снова умолк. Наверное, не стоило с ним этим делиться: он всегда высмеивал его излишнюю сентиментальность. Закрыв глаза, Сильвенио попытался представить себе, что могло бы впечатлить Аргзу настолько, что он не нашел этому «чему-то» практического применения и все равно не решался бы забыть. Он мысленно перебирал все известные ему произведения искусства, слухи о диковинных чудесах природы, книги о философии, развлекательные игры…

Потом он вспомнил о цветке с Эрланы, который теперь стоял в его комнате. Иногда Аргза приходил, сажал Сильвенио к себе на колени и слушал пение цветка вместе с ним. Это были тихие, спокойные вечера, и Сильвенио думал: разве это не доказательство? Может быть, когда-нибудь Аргза… научится ценить и то, что не приносит ему выгоды.

– Эй. – Пират слегка встряхнул его. – Ты обещал не засыпать, пока я не закончу рассказывать, а моя история дошла еще только до середины. Мне снова тебя укусить? Знаешь, я бы не хотел этого делать: твое ухо совсем синее и наводит на мысли о замороженных полуфабрикатах.

– Нет, не надо меня кусать… простите, сир, я не сплю, я просто задумался. Я все еще внимательно вас слушаю.

– Отлично. – Голос варвара вновь стал ровным и обволакивающим. – Тогда слушай дальше. Я пропущу, пожалуй, описание последних сражений Войны, потому что, во-первых, ничем особенным эти сражения не выделялись, – разве что тогда благодаря сформированию Альянса мы действовали более слаженно и работали, как и хотел Конрад, сообща, – а во-вторых, ты же у меня не очень-то любишь слушать про драки. Не сомневаюсь, что тебе известны как итоги Войны, так и точное число погибших или без вести пропавших с той и с другой стороны. Но вот что важно: Федерация официально раструбила повсюду о своей победе и тогда же назначила Дни Мира. И мы, разумеется, завалились в тот же бар – праздновать, так сказать, менее официальную «ничью»…

* * *

Они завалились почти всей компанией в тот же бар, но на этот раз местных прогонять не стали: чем больше там было народа, тем веселее. Местные попались хорошие, правильные – сразу же, как пираты вошли, они подняли свои кружки и нестройным пьяным хором прокричали что-то вроде «Ура освободителям! Долой власть тирании!».

Тиранией считалась, разумеется, треклятая Федерация, которая когда-то давно обещала этим выпивохам и бандитам «лучшую жизнь». Порыв не оценили.

– Хитрожопые жуки! – возмущенно проорала Хенна, забираясь на барную стойку. – Все они – просто хитрожопые жуки! Мы почти победили! Мы и победили бы, если бы эти упыри сражались честно! Мы разбили по меньшей мере половину их флота!

– Я отдал за победу один из своих великолепных броненосцев! – согласно взревел Друм фон Строфф, становясь больше похожим на разъяренного медведя, чем на быка.

– Я снял их лидера! Снял! – вторил обиженным воем Стрелок. – Я застрелил его, клянусь, я застрелил этого ублюдка с расстояния в десять тысяч футов! Клянусь своей лучшей винтовкой, пуля прошила его вонючую башку насквозь!

– Мой броненосец! Пять тысяч человек!

Зал загудел еще громче, подхватывая общий ропот. Какая-то пьяная девушка с некрасивым вытянутым лицом начала было недвусмысленно вешаться на шею Рональду, робко потягивающему свой апельсиновый сок с водкой, но бедняга лишь виновато похлопал своими влажными глазками и показал обручальное кольцо. Не унывая, девица пошла самоотверженно утешать фон Строффа, опрокидывавшего в себя уже третью кружку темного пива. В баре было тесно, душно и шумно, воздух был наполнен алкогольными парами, запахом дешевой местной похлебки и набившихся в бар потных грязных людей. Конрад, спокойный, как скала, выбрал себе столик подальше и молча потягивал там свой виски, Аргза уселся за соседним столом и уцепил к себе на колени хорошенькую