Владычица озера - Анджей Сапковский

"Хотел бы я знать, – подумал Девлин аэп Меара, выдергивая меч из разрубленного капалина и черепа темерского ландскнехта, – хотел бы я знать, – подумал он, широким ударом отбивая нацеленный в него зубчатый наконечник гизармы, – хотел бы я знать, зачем все это. Почему все это. И из-за кого все это".

***

– Эээ... И тогда собрался совет великих мэтресс... Наших Почтенных Матерей... Э... Память о которых вечно будет жить в наших сердцах... Ибо... Э... Мэтрессы из Первой Ложи... установили... Ээээ... Установили...

– Адептка Абонда. Ты не готова. Оценка – неудовлетворительная. Садись.

– Но я учила, правда учила...

– Садись.

– На кой ляд нам изучать такие древности? – забурчала Абонда, садясь. – Кого это сегодня интересует? Кому это сегодня нужно?.. И какая от этого польза...

– Тише! Адептка Нимуэ!

– Я здесь, госпожа магистр.

– Вижу. Ты можешь ответить на вопрос? Если нет, сядь и не отнимай у меня попусту время.

– Я могу.

– Слушаю.

– Потому что хроники говорят нам, что Совет мэтресс собрался в замке Лысая Гора, чтобы решить, как покончить с пагубной войной между императором и владыками Севера. Почтенная Мать Ассирэ, святая мученица, поведала, что владыки Севера не перестанут воевать, пока как следует не истекут кровью. А Почтенная Мать Филиппа, святая мученица, ответила: "Дадим же им великий и кровавый, страшный и жестокий бой, доведем их до такого боя. Пусть армии императора и войска королей изойдут в этом бою кровью, и тогда мы. Великая Ложа, заставим их заключить мир". Так все и вышло. Почтенные Матери сделали так, что случилась битва под Бренной. А владыки принуждены были заключить цинтрийский мир.

– Очень хорошо, адептка Нимуэ. Я поставила бы тебе оценку "отлично"... если бы не твое "потому что" в начале изложения. Фразу не положено начинать со слов "потому что". Садись. А теперь о цинтрийском мире нам расскажет...

Прозвучал звонок на перемену. Но слушательницы не вскочили, сопровождая конец урока визгом и хлопаньем парт. Они хранили молчание и благовоспитанное спокойствие. Ведь они уже не были детьми, уже учились в третьем классе! Им было по четырнадцать лет. А это обязывает.

***

– Ну, здесь ничего добавить нельзя. – Русти оценил состояние первого раненого, истекавшего кровью на незапятнанной прежде девственной белизне операционного стола. – Бедренная кость раздроблена... Артерия уцелела, иначе б вы принесли труп. Похоже на удар топором, причем твердое крыло седла выполнило роль пенька дровосека. Извольте посмотреть...

Шани и Иоля наклонились. Рыжик потер руки.

– Как я сказал, здесь ничего не добавить. Можно лишь отнять. За работу, Иоля. Жгут, крепче. Шани – нож. Не этот, двусторонний. Ампутационный.

Раненый не сводил бегающего взгляда с их рук, следил за их действиями глазами перепуганного, схваченного в силки животного.

– Немножко магии, Марти, если можно попросить, – кивнул низушек, наклоняясь над пациентом так, чтобы полностью перекрыть ему поле зрения. – Буду ампутировать, сынок.

– Нееее! – заорал раненый, дергая головой и пытаясь увернуться от рук Марти Содергрен. – Не хочуууу!

– Если не ампутирую, умрешь.

– Лучше умереть... – Под влиянием магии целительницы раненый говорил все медленнее. – Лучше умереть... чем быть калекой... Дайте мне умереть... Умоляю... Дайте мне умереть!

– Не могу. – Рыжик поднял нож, поглядел на лезвие, на все еще блестящую, незапятнанную сталь. – Не могу я позволить тебе умирать. Так уж сложилось, сынок, что я врач.

Он решительно вонзил острие и сделал глубокий разрез. Раненый взвыл. Дико, нечеловечески.

***

Гонец осадил коня так резко, что из-под копыт брызнул дерн. Два адъютанта вцепились в узду, удержали покрытого пеной жеребца. Гонец спрыгнул на землю.

– От кого? – крикнул Ян Наталис. – Ты от кого?

– От господина де Руйтера... – выдавил гонец. – Мы остановили Черных... Но у нас очень большие потери... Господин де Руйтер просит помощи...

– Нет помощи, – после краткого молчания ответил коннетабль. – Вы должны выстоять. Должны!

***

– А здесь, – указал Рыжик с видом коллекционера, демонстрирующего свою коллекцию, – взгляните, дамы, прекрасный образчик удара в живот... Кто-то нас немного выручил, осуществив на несчастном любительскую лапаротомию [вскрытие брюшной полости (мед.).]... Хорошо, что его несли заботливо, не растеряли по дороге важнейших органов... То есть я предполагаю, что не растеряли. Как считаешь, Шани? А почему вдруг такая мина, девочка? До сих пор ты знала мужчин исключительно снаружи?

– Поврежден кишечник, господин Русти.

– Диагноз столь же точный, сколь и очевидный! Здесь даже осмотр не нужен, достаточно понюхать. Иоля, платок. Марта, все еще много крови, будь любезна, удели нам еще толику своей бесценной магии. Шани, зажим. Поставь сосудистую клемму, ты же видишь, что льется. Иоля, нож.

– Кто берет верх? – неожиданно совершенно здраво, хоть и не совсем членораздельно, спросил оперируемый, вращая вытаращенными глазами. – Скажите... кто... побеждает?

– Сынок, – Рыжик наклонился над раскрытой, кровавой и пульсирующей брюшной полостью, – поверь, это самое последнее, о чем я стал бы беспокоиться, оказавшись на твоем месте!

***

... завязался тогда на крыле левом и в середине линии бой жестокий и кровавый, но тут, хоть и велики были ярость и напор Нильфгаарда, разбились их ряды о королевское войско, как волна морская разбивается, налетев на скалу, ибо отборный стоял здесь королевский солдат, боевые мариборские, вызимские и третогорские хоругви латников, а такоже велъми стойкий темерский ландскнехт, профессиональный наемник, коего конница не устрашила.

Так там и воевали, воистину как море со скалою суши, такой шел бой, в коем не угадаешь, кто верх берет, поелику хоть волны в скалу неустанно бьют, не слабеют, а отступают затем лишь, чтобы ударить снова, а скала стоит, как стояла, все ей средь волн бурных видать.

Иначе шло дело на королевского войска крыле правом.

Будто опытный ястреб, коми знает, куда упасть и насмерть клюнуть, так и фельдмаршал Менно Коегоорн знал, где удар нанесть. Собрав в кулак железный свои отборные дивизии, копейщиков "Деитвен" и латников "Ард Феаинн", ударил он в стык линии повыше Золотого Пруда, туда, где стояли хоругви бруггенские. Бруггенцы геройское сопротивление оказывали, однако послабее показались и оружием, и духом. Не сдержали нильфгаардского напору. Вскачь помчались им на поддержку две бандеры Вольной Компании под старым кондотьером Адамом Панграттом и Нильфгаард остановили, обильно, однако же, заплатив за это своею кровию. Но стоящим на правом фланге краснолюдам из Добровольческой Рати страшная угроза окружения глянула в очи, а всему королевскому войску разорванием рядов загрозила.