Наследство - Кэтрин Вебб

— Не впутывай сюда Эдди! — резко бросает сестра, ее глаза наполняются слезами.

— Почему это? Все это портит жизнь и ему, ты знаешь! Ты за него в ответе. Ради этого ты должна быть сильной, Бет…

— Да что ты в этом понимаешь, Эрика? Что ты вообще знаешь об ответственности? У тебя даже постоянной работы нет! Ты меняешь квартиры каждые полгода! Живешь как студентка, с тех пор как ушла из дома, у тебя даже кошки или собаки никогда не было, а ты мне толкуешь об ответственности! — кричит Бет, и я отшатываюсь, как от удара.

— Я отвечаю за тебя, — еле слышно возражаю я.

— Нет. Не отвечаешь, — парирует Бет, глядя на меня.

— Бет, — вступает Динни, — я и пытаюсь тебе рассказать с тех пор, как ты вернулась… я понимаю, ты не хочешь меня выслушать, но поверь, то, что я хочу сказать, очень важно, и… мне кажется, Эрика тоже имеет право это услышать…

— Она была там, Динни! Если она ничего не помнит, значит, и не нужно ей знать. И хватит об этом. Можем мы наконец сменить тему? Динни, я… мне кажется, тебе лучше уйти.

— Нет, он не уйдет! Почему ты его гонишь? Это я его пригласила войти. На самом деле, — я подхожу к двери, встаю к ней спиной, — никто отсюда не выйдет, пока я не добьюсь правды от одного из вас. Я не шучу. Правды. Это давно нужно было сделать. — Сердце пытается выскочить из груди, с силой ударяется о ребра.

— Можно подумать, ты меня остановишь, — бормочет Динни.

— Хватит, Эрика! — кричит Бет. — Прекрати… не спрашивай!

— Бет, может, лучше все ей рассказать. Она никому не скажет. Это только между нами троими. Я думаю… я считаю, она имеет право знать, — негромко уговаривает Динни.

Бет бледнеет.

— Нет, — шепчет она.

— Господи! Я вообще не понимаю тогда, зачем вы вернулись! — в сердцах бросает Динни, воздев руки.

— Динни, расскажи мне. Это единственный способ помочь Бет, — решительно заключаю я.

Взгляд Бет мечется от меня к Динни и обратно.

— Не смей! — шипит она.

— Прошу тебя. Скажи мне, где Генри, — настаиваю я.

— Прекрати это! — командует Бет. Она вся дрожит.

Динни, скрипнув зубами, оглядывается на меня. Глаза у него сверкают. Кажется, его так и подмывает заговорить, но он не решается. Я молча протестующе встряхиваю головой.

— Отлично! — рявкает он, хватая меня за руку. — Если ты считаешь, что это единственный способ ей помочь… Но если ты ошибаешься и все станет по-другому… не говори, что я тебя не предупреждал!

Динни разъярен. Похоже, от его железной хватки на руке останутся синяки. Он оттаскивает меня от двери и рывком открывает ее настежь.

— Нет! Динни — нет! — кричит вслед Бет, когда он вытягивает меня наружу.

— Ай, подожди! Что ты делаешь? Куда ты меня тащишь? — Я упираюсь, пытаюсь притормозить, но он намного сильнее.

— Ты хочешь знать, что случилось с Генри? Идем, я покажу тебе! — на ходу отрывисто выкрикивает Динни.

— Динни, подожди… — ахаю я, но он не обращает внимания.

— Эрика! Нет! — слышу за спиной крик Бет, но она не бежит за нами.

Я оглядываюсь через плечо и вижу ее в дверном проеме — рот искривлен в крике, руки цепляются за косяк.

Динни тащит меня через лужайку, из сада, и я догадываюсь, что мы направляемся к Росному пруду. Внезапно мне становится ясно, абсолютно ясно, что я не хочу идти туда. От ужаса у меня ноги становятся ватными, я снова начинаю биться, пытаясь вырваться.

— Идем! — рычит Динни и тащит с новой силой. Он того и гляди оторвет мне руку. Однако мы не идем к пруду. Мы направляемся в их лагерь. Я трусцой бегу за ним как тень, спотыкаясь и вихляясь на непослушных ногах. Сердце отчаянно колотится. Динни распахивает дверь ближайшего фургона, не потрудившись постучать. Гарри выглядывает, смотрит на нас и улыбается, узнав меня. Динни вталкивает меня в фургон, где пахнет чипсами, псиной и непросохшей одеждой.

— Какого дьявола? — Голос у меня дрожит, я задыхаюсь, чуть не падаю.

— Ты хотела знать, где Генри. — Динни поднимает руку и указывает на Гарри: — Вот Генри.

Я тупо таращусь. В голове пусто, ничего не понимаю. Не знаю, сколько времени проходит, но, когда я заговариваю, голос звучит хрипло.

— Что? — Это все, что я могу произнести, на выдохе, на последней капле воздуха, остававшейся в груди. Пол уходит у меня из-под ног, земля начинает бешено вращаться, укатывается от меня, я шатаюсь.

Динни опускает руку, потом устало прикрывает ладонью глаза.

— Это Генри, — повторяет он, и я опять слышу слова, но не понимаю.

— Но… как это возможно? Генри мертв! Какой же это Генри? Это не Генри. Не он.

— Да не мертв он. И не думал умирать. — Рука Динни падает, его воодушевление угасло. Он смотрит на меня, но я не могу шевельнуться. Не могу думать.

Гарри неуверенно улыбается.

— Постарайся не кричать. Его это расстраивает, — тихо просит Динни.

Я и не кричу. Я не могу кричать. Я дышать-то не могу. Голову распирает изнутри. Я прижимаю руки к вискам, чтобы череп не взорвался.

— Вот что, давай-ка выйдем. Идем, там поговорим, — шепчет Динни. Он берет меня за руку, на сей раз бережно.

Я отдергиваю руку и отшатываюсь к Гарри. Мне страшно, я боюсь посмотреть на него. Испуг так велик, что колени подгибаются, и я с глухим стуком опускаюсь на пол. Испуг так велик, что к горлу подступает тошнота. Меня бросает то в жар, то в холод. Я приподнимаюсь, откидываю спутанные соломенные волосы со лба Гарри, всматриваюсь в его глаза. Я пытаюсь разглядеть его. Пытаюсь узнать, но не могу. Я не вижу сходства.

— Ты ошибаешься. Ты врешь!

— Ни то ни другое. Пойдем отсюда, потолкуем обо всем. — Динни помогает мне встать и выводит на улицу.

Второй раз за двенадцать часов я сижу в фургоне у Динни, дрожу, клацая зубами и ничего не понимая. Он готовит кофе на плите, в видавшем виды кофейнике. Кофе кипит, плюется и восхитительно пахнет. Сделав глоток из чашки, которую протягивает мне Динни, обжигаю нёбо, зато чувствую, что начинаю оживать.

— Я… Я не могу в это поверить. В голове не укладывается, — тихо заговариваю я.

Снаружи хлопает дверь. Шпинат и Клякса тихонько рычат, не раскрывая пасти, это скорее приветствие, нежели угроза. Динни сидит, положив ногу на ногу — щиколотку на коленку, это его излюбленная поза. Вид у него серьезный и в то же время взволнованный. Он вздыхает.

— Так что тебе непонятно? — обращается он ко мне спокойно и деловито, как будто заполняет анкету.

— Ну… где он был все эти годы? Как вышло, что его так и не нашли? Ведь его же искали повсюду!

— Никто и никогда не способен искать повсюду, — качает головой Динни, — он был здесь, с нами. С моей родней или с друзьями моей родни. На юге Англии таких лагерей много. У мамы и папы полно друзей, с которыми можно было его оставить, друзей, которые ухаживали за ним, пока все не улеглось. И пока я не вырос настолько, чтобы самому за ним присматривать.

— Но… как же, ведь я же видела у него кровь. Я видела, как он упал в пруд…

— Да, и потом вы обе дали деру. А я его выудил и побежал за папой. Он не дышал, но папе… удалось заставить его снова задышать. Порез у него на голове оказался пустяковым, не таким страшным, как показалось… раны на голове очень сильно кровоточат.

Динни изучает носок своего ботинка, крутит в пальцах размочаленный конец шнурка.

— А потом? Вы не отвезли его в больницу? Почему вы не пришли, не вызвали кого-нибудь из усадьбы?

Двадцать три года моей жизни переписываются сейчас заново, разматываются в моих мыслях, как клубок шерсти. Я не могу сосредоточиться, почти не могу думать. Динни долго молчит, медлит с ответом. Он сидит, захватив подбородок в кулак, костяшки пальцев побелели. Его пристальный взгляд жжет меня насквозь.

— Я… не стал рассказывать, как это случилось. Я не сказал никому, почему Генри оказался в пруду… и кто его ранил. Вот папа… вот папа и решил, что это моих рук дело. Подумал, что мы с Генри подрались… или что-то в этом роде. Он пытался защитить меня.

— Но можно же было сказать, что это несчастный случай…

— Да брось, о чем ты говоришь, Эрика. Всю жизнь здесь только и искали, как бы к нам прикопаться… всю жизнь, сколько себя помню, нам приходилось оправдываться, доказывать, что мы ни в чем не виноваты… А нам доказывали, что мы преступники, воры, что мы сброд. Эти… сливки общества не упустили бы возможность забрать меня у родителей. Суд по делам несовершеннолетних, потом усыновление, приличный дом, приличная семья…

— Ты не знаешь, как бы…

— Нет, я знаю. Знаю. Это ты ничего не знаешь и не представляешь, Эрика.

— Почему он… вот такой?

— Не от удара по голове, это точно. Отец сразу отвез его к своей доброй знакомой, к Джоанне, которая тогда работала медсестрой в Мальборо. В тот же день, когда никто еще даже его не хватился. Она наложила пару швов ему на голову и сказала, что возможно сотрясение мозга, но волноваться не о чем. Мы собирались дождаться, когда он придет в себя, убедиться, что с ним все в порядке, потом довезти до поселка, чтобы он мог дойти до дому пешком, и смыться. Такой был план. Джоанна присматривала за ним первые несколько дней. Он целых два дня был без сознания, а потом… очнулся.