Каллиграфия - Юлия Власова

Россиянка смутилась. Она никак не ожидала радушного приема и считала, что более заслуживает хорошей трепки, нежели чашки ароматного чая с бисквитами.

— Ну-ну, не робей! Ты здесь желанный гость. Ты меня выручила, — сказала Аризу Кей, ставя перед нею блюдце с угощением. — Расскажи-ка поподробнее, как к тебе попали бутылки с вином?

— Если честно, история немного запутанная. Однажды енот из Зачарованного нефа показал мне в бокале вина Джейн, мою подругу, чтобы я не печалилась понапрасну. Мы-то думали, синьор Кимура с учениками погибли в авиакатастрофе…

— Зачарованный неф? — перебила ее хранительница. — Значит, вот как называют в Академии Мазикохору! Мазикохора была изначально спроектирована мною как связной элемент между садом и Академией, чтобы сподручнее было сообщаться с синьором Кимура, — пояснила она, видя недоумение гостьи. — Но что-то в моем плане пошло не так, и мне не удалось приспособить зал для своих нужд. Тогда я и догадалась изготовить особое вино, а Кристиан не придумал ничего лучше, как спрятать его в баре Мазикохоры. Признаться, я рассчитывала, что он проявит в этом деле хоть сколько-нибудь смекалки… Впрочем, что я сетую? Не будь доступ к вину таким легким, мои охладевшие останки покоились бы теперь под сникшими сакурами. Без моего живительного волшебства сад превратился бы в гниющее болото!

— О, не говорите так! — взмолилась Лиза, не смея притронуться к остывающей золоченой чашке с изображенными на ней азиатскими мотивами. Она была немало удивлена, услышав, что японка знает человека-в-черном, однако с расспросами решила повременить.

— Я безмерно признательна тебе за то, что ты вмешалась. Твое появление было предопределено самой судьбой! Представь, что только вчера я послала свою помощницу Клеопатру на Крит со специальным заданием, и, если бы не ты, за меня некому было бы заступиться.

— На Крит? Скажите, мои друзья в затруднении? — обеспокоилась Лиза.

— О нет, нисколько. Просто Клеопатра почувствовала острую необходимость свидеться с Джулией, вот я ее и отпустила.

— Помню, как она гостила у нас в Академии, — сказала Елизавета, собравшись с духом и надкусив бисквит. — Славные были времена! Жаль, что директор оказался таким несговорчивым. А ведь на многие вещи он смотрел сквозь пальцы!

— Меня всё же интересует, откуда взялась эта белокурая особа, — сказала Аризу Кей, потирая переносицу. — Из нее информацию сейчас вряд ли вытянешь… Ой, я начинаю рассуждать, как полицейский инспектор! — спохватилась она. — Мне нужно обследовать участок вокруг библиотеки. Ты со мной?

Лиза не могла надивиться искусной резьбе на перилах лестницы и блестящей, точно лакированной, травке, по которой было так мягко ступать. Слух ее полнился журчанием воды, щек игриво касался ветер, и она время от времени наклонялась к земле в поисках улик, следуя указаниям японки. Опасениям хранительницы очень скоро суждено было подтвердиться: рядом с одной из восьми граней массивного фундамента пагоды она обнаружила сломанную ветвь сакуры, факт, говоривший ярче всяких предположений.

— Она украла у Джулии телепортатор! — возмутилась Аризу Кей. — О, какое бесстыдство!

— И как вы намерены поступить? — поинтересовалась у нее Лиза. — Не отправлять же ее обратно на Крит!

— Увы, хочу я того или нет, я не в праве подвергать ее наказанию, а пребывание в саду станет для нее сущим наказанием, уж поверь моему опыту. Нашей славной команде, вероятно, придется испить чашу горестей до дна.

— Но почему?! Ведь кому как не вам понимать, что, после покушения на вашу жизнь негодяйке ничего не стоит занести смертоносное жало над Джулией!

Выдержав долгую паузу, хранительница пообещала сделать всё от нее зависящее, чтобы усмирить нрав неистовой гречанки, не ручаясь, однако, за исход.

— Мои силы стали быстро истощаться, — поведала она Лизе, — что я не без основания связываю с истощением древесных соков. Я завишу от сакур не меньше, чем они зависят от меня, а в последнее время они отдают слишком много энергии жертвам работорговцев. Если Кристиан с Джулией не остановят мафию, то, боюсь, ничто уже не поможет Аризу Кей.

Едва ли подобное объяснение удовлетворило любопытство Елизаветы, но она, как и в предыдущем случае, предпочла не приставать к японке с вопросами, заранее осудив себя за дотошность и дерзость.

Когда Люси — в немыслимом для себя положении — смирилась с тем, что из корневого кокона ей не выбраться, она, к своему вящему стыду, вновь предстала перед хранительницей, безоружная и до предела униженная. Несмотря на то, что ее руки были по-прежнему скованы корнями, язык ее был свободен, поэтому, если уж ей и предстояло подчиниться, всю свою ненависть и злобу она могла, по крайней мере, облечь в слова. Аризу Кей вскоре убедилась, что никакими доводами ее не урезонить, и в тот день волшебный сад наслушался столько ядовитых фраз, сколько за всё существование земных красот не прозвучало ни на территории Бардини[48], ни у пруда в Коисикава Коракуэн.[49]

— Как некогда справедливо заметили философы, человека не переделать и на свой лад не перекроить, — со вздохом сказала японка, входя на кухню, где Лиза рассматривала свитки. — Не так-то легко сбить с нее спесь!

— Э, да вам просто не приходилось бывать в исправительной колонии! — со знанием дела отозвалась россиянка. — Мой пропащий кузен частенько туда наведывался. Уж как их строят, этих жуликов, как строят!

Привычная к безоблачной и относительно беззаботной жизни, Аризу Кей с трудом верила, что при ней действительно употребили такое словосочетание, как исправительная колония, и что ей действительно нужно кого-то исправлять. С детьми всё обстояло гораздо проще: она кормила их и заботилась об их досуге, но о том, чтобы их воспитывать, речи не заходило. Здесь же воспитать требовалось взрослую, здравомыслящую женщину, выбить из нее корыстолюбивые помыслы, вытряхнуть сор мелочных обид, и, образно выражаясь, вогнать в ее голову нечто свежее, светлое, цельное. Пока Аризу Кей осмысляла, как осуществить эту операцию без хирургического вмешательства, да притом не наломать дров, у нее впервые закололо в висках и заныло в животе. А ее гармоничный мир впервые узнал, что такое увядание, когда на сакуре, ветви которой распростерлись над мостом, засохло сразу несколько цветков.

— Джулия бы справилась, — пробормотала она, опершись локтями на столик-котацу. — У нее призвание к исцелению людей.

— Что? Что вы сказали? — удивилась Лиза.

— Может, Кристиан немного и перестарался, обучая ее каллиграфии и взращивая в ней боевой дух. Может, и я малость переусердствовала, но результат оказался столь непредсказуем и, к нашей радости, столь восхитителен, что мы расценили его как восьмое чудо света. Было решено не открывать Джулии правду о ее способностях, однако, сдается мне, она и без того уже многое вокруг себя изменила.