Враг с планеты Земля (СИ) - Тимофеев Владимир

Не хотелось Терентию, как и Чуме, думать, что, мол, погиб есаул. Поэтому-то и пошли они одним стругом вдоль берега искать заплутавшего Тарануху. А другим наказали ждать их три дня и три ночи, а опосля, коли никто не вернётся, идти назад к Разину, на Миан-Кале, сказывать, что нету добычи в трухменских кочевьях, что упокоились навсегда среди чёрных песков Серёжка Кривой, Васька Чума да Терентий Лопата, а с ними и вся ватага — тридцать лихих яицких да донских казаков…

Слабый дымок пушкарь заметил на четвёртом часу хода вдоль берега. Виднеющаяся в двух верстах отмель давала возможность причалить туда прямо на струге.

— Правь влево! — крикнул Терентий кормчему.

Левый ряд вёсел сразу начал табанить, а кормчий, навалившись на румпель, принялся выворачивать кормило в нужную сторону.

Вспрыгнувший к носовой пушке Чума приложил козырьком руку ко лбу и тоже стал всматриваться в знойное марево над песками и поднимающийся к небу дымок.

— Разумеешь — Серёга?

— Я не разумею. Я чую, — буркнул Терентий.

Оба хорошо понимали, что если пушкарская чуйка обманет, и там не Кривой, а засада кочевников, все они там и полягут. Ведь со струга, так или иначе, придётся сойти, и тогда уже ни пушка Терентия, ни два установленных на корме фальконета, ни десяток пищалей ватажникам не помогут. А состязаться в скорости с конными — дело гиблое: встанут в татарский круг и забросают казаков тучами стрел.

Но не идти на выручку своему казаки не могли. Даже если по слухам его уже и в живых-то нет…

На отмель вошли всего на сажень, чтобы, если опасность, сразу ударить вёслами и вновь уйти в море. Но опасности не было. Никто не пытался послать в деревянный борт пропитанную горящим маслом стрелу, никто, конный ли, пеший, не вылетал с улюлюканьем, размахивая вострыми саблями, из-за нависающего над отмелью склона… А лёгкий дымок всё вился и вился, растекаясь над склоном полупрозрачным облачком, говоря о том, что там за холмом и впрямь кто-то есть, и этот кто-то ждёт ватажников в гости…

Смотреть, кто это такой дерзкий, пошли пятеро: сам сотник, Терентий и трое простых казаков, лучше других умеющих обращаться с «быстрыми» татарскими луками.

И чем дальше они заходили за холм, тем… быстрее им хотелось оказаться там, откуда шёл дым. Доносящийся из-за возвышенности запах жаркого они, отвыкшие от такого за долгие зимние месяцы, ни с чем бы не перепутали.

За склоном обнаружился небольшой костерок. Сидящий перед ним человек держал над огнём два тонких клинка, на которых были нанизаны куски шкворчащего мяса.

— Кривой? Ты? — недоумённо проговорил приблизившийся к костру сотник.

Человек обернулся. Его лицо расплылось ухмылкой.

— Долгонько ж вы шли сюда, други. Цельный час уже поджидаю, а никого нет как нет…

— Серёнька! Братка! — рванулся к костру Терентий, а следом за ним и другие. — Живой, чертяка! Заговорённый, итить! — рычал он, облапив друга…

А потом все сидели кружком, ели истекающую соком, хрустящую коркой баранину, пили из наполненных бурдюков чистейшую воду и слушали сказ Таранухи о том, как он выжил, что видел и что нашёл…

— Эх, братцы! Да кабы не та стрела, разве бы я тут сидел? — говорил есаул. — И ведь почти ж убили меня. Сам так считал, когда оземь грохнулся. А потом полежал-полежал мертвяком и чую: не, друг мой ситный, не родилась ещё та стрела, коей убьют тебя, от смерти заговорённого. И вот открываю я глаз и вижу: уходят трухмены. Все одвуконь, не спешат, добычу на лошадей нагрузили, с наших побитых снятую. Ну, думаю, пойду-ка и я за ними, авось, что и выведаю… До ночи крался-бежал за вражинами, от камня до камня, от бархана к бархану. Устал вусмерть. Не столько от бега, сколько от боязни, что заметят. Однако, нет, не заметили. Так вот до самого их кочевья и добрали́сь. А там я уже всю ночь под Луной вокруг проходил, всё, что потребно, высмотрел… И вот что сейчас я вам, братцы-други, поведаю. Не токмо провизией у этих трухменов разжиться можно. Есть у них и ещё кое-что, чего нам не помешает. Глядите, чего я у них раздобыл.

Кривой достал из котомки свёрток и, развернув тряпицу, показал ватажникам дюже чудной пистоль.

— Колдовская вещица, однако, — покрутил он оружием и указал пальцем на расширяющийся раструбом ствол. — Сам видел, как их тайши стрелял из него в большой камень, и там как будто проход раскрывался. А потом и в другое место стрелял, и тоже такое же было, словно бы облако там туманное появлялось, и шли туда вои с добычей, а возвращались пустые. И только сам вождь выходил оттуда с золотым самородком. Размером таким вот, — показал Тарануха кулак. — Так что даже не чую я, братцы, а точно знаю, что спрятана там пещера с сокровищами, и ключ от этой пещеры теперь у нас, — вскинул он снова чудо-пистоль и прицелился из него прямо в холм…

Судя по тому, как разгорелись у казаков глаза, наживку они заглотили по полной.

— Больше одного струга там и не надо, — воодушевлённо продолжил «разинский ближник». — Войдём, заберём всё, что есть, и айда до своих.

— А если там джинны какие в охране, или баба́и? — поинтересовался Чума.

— А вот для этого мы и пойдём на струге, кольчужные и оружные, — веско заметил «Кривой». — Чтоб всю охрану, какая есть, картечью и саблями извести, подчистую…

Появление чудесно воскресшего есаула оставшиеся на струге ватажники встретили с воодушевлением и восторгом, а узнав, что он с собой принёс и что предлагает, медлить не стали.

На подготовку «колдовского» похода за зипунами ушло меньше часа. Найдя подходящую по форме скалу, «Кривой» приказал править прямо в неё. Гребцы работали в ускоренном темпе. Струг летел по волнам, словно птица. Один из ватажников, при виде несущейся навстречу скалы, чуть было не смалодушничал, вскочив со скамьи и попытавшись выпрыгнуть за борт, но остальные, преодолев все страхи, упрямо сжимали зубы и, несмотря ни на что, продолжали верить вернувшемуся из небытия предводителю. Тот же, когда столкновение и крушение стали практически неизбежными, внезапно поднял свой трофей и «выстрелил» из него прямо в скалистый берег.

Ответом ему стало дружное «Ух!» всех, кто стоял на носу. А всего через десять ударов сердца лёгкий казацкий струг на полном ходу, в облаке брызг, влетел в мерцающую огнями портальную арку…

Июнь 1431 г. Франция. Дорога Руан-Париж.

Старый мощёный булыжником тракт, построенный ещё во времена Великого Рима, за прошедшие с тех пор тысячу лет никем особенно не поддерживался. Сквозь камни прорастала трава, обочины заливало дождями и грязью, копыта лошадей и колёса телег мало-помалу стачивали покрытие, а местные жители то и дело пытались выковырять булыжники для своих строительных нужд. Тем не менее, дорога пока оставалась торной. Ведь древние, как показала история, строили действительно на века. Плюс её всё-таки иногда ремонтировали. Пусть выборочно и нечасто, но тем не менее. То какой-нибудь монастырь решал, что монахи с паломниками не должны ломать ноги, перебираясь через очередную промоину или выбоину. То какой-то сеньор, когда его конь попадал копытом в яму от украденного булыжника, силой заставлял живущих рядом крестьян восстанавливать всё «как было». А то, бывало, и сами крестьяне, устав чинить собственные телеги и тачки, начинали пусть нехотя, но всё-таки приводить в порядок проходящий возле селения тракт.

После ухода римлян земли, которые он пересекал, начали разбивать на крупные и мелкие феоды и лены, и с каждым столетием они дробились всё больше и больше. Каждый новый владелец, как правило, считал своим долгом перегородить удобную для людей дорогу, поставить на границе полученного надела рогатки-барьеры и взимать с путников мзду на проезд. Цена — в зависимости от аппетитов хозяина и популярности среди проезжающих именно этой дороги, а не соседней.

Впрочем, такие преграды держались недолго, до очередной войнушки между соседями — всякими там баронами да графьями, а после и между более крупными феодалами — разного рода герцогами, королями и императорами. Именно войны ставили крест на коммерческих начинаниях мелких сеньоров. А та, что впоследствии будет зваться Столетней, здесь и сейчас подходила как раз к своему «апогею»…