Бешеный прапорщик - Зурков Игорь

   Две "пятерки", отправившиеся на задание, успели отбежать неторопливой рысью версты три. Как вдруг сзади, ослабленные расстоянием, послышались выстрелы. Обе группы, как по команде, остановились.

   - Братва, вроде, в лагере стреляют! Надоть туды бечь! На подмогу!

   - Ванька, сопля зеленая, тут люди постарше, да поглавнее тебя есть. Не бухти. - Командир одной из групп осадил своего подчиненного и обернулся к командиру другой "пятерки". - Слышь-ка, Ляксаныч! Ворочаться надо. Там, видно, дело - табак, коли до стрельбы дошло.

   Второй согласно кивнул головой. Через три секунды десять бойцов неслись в обратном направлении так, как ни разу не бегали на тренировках...

   Прапорщик Оладьин видел сквозь реденькие веточки, как из кустов появился сначала один немец, затем спустя немного времени, - еще двое. Когда они отошли от зеленой стены, окружавшей поляну на пару шагов, шепнул "Огонь!" и выстрелил в германца, которого с самого начала держал на мушке. Одновременно бахнули мадсен Прохора и винтовка Гордея. Три тела изломанными куклами упали на землю. Загрохотали выстрелы из кустов, взбивая фонтанчики земли и ломая хрупкие веточки перед самым лицом. Опытные стрелки, егеря сразу засекли позицию обороняющихся, и под прикрытием беглого огня еще трое кинулись вперед, надеясь проскочить опасное пространство и расстрелять в упор упрямо сопротивляющихся русских.

   Прапорщик с Гордеем успели сделать по выстрелу, Прохор, сорвав кольцо одной из приготовленных гранат, рывком приподнялся и кинул "англичанку" под ноги набегавшим немцам, но тут же упал ничком, на траве под ним начало расплываться темное пятно крови...

   Отто Венцель довольно улыбнулся, передергивая затвор. Охотничий сезон открыт! И пусть загнанные "звери" положили уже шестерых, им никуда не уйти. Скоро пара егерей обойдет их по реке и расстреляет с тыла. Один пленный уже есть, может быть, разживутся и вторым...

   Прапорщик подтащил к себе ставший бесхозным пулемет и сумку с запасными магазинами. Теперь их осталось трое. А гансов - почти в три раза больше. Если те кинутся толпой, отбиться можно и не успеть. Оладьин посмотрел на начинающее голубеть рассветное небо... Вдруг очень захотелось просто вот так лежать, дышать утренней летней прохладой, закрыть глаза и ни о чем не думать... Со стороны речки донесся тихий свист "Я свой", и спустя несколько секунд рядом с Оладьиным плюхнулся пулеметчик одной из ушедших "пятерок". На удивленный взгляд Сергея Дмитриевича, переводя дыхание, пояснил:

   - Вашбродь... Услышали стрельбу и вернулись... Фух-х... Никогда так не бегал... Меня к вам послали... С пулемета толку в кустах-то... Остальные их слева обходят...

   Гансы решили не менять тактику. Снова залп, сбривающий остатки растительности на бугорке, затем под прикрытием беглого огня еще одна тройка рванулась через поляну. Их встретили две очереди из пулеметов и вспышки выстрелов, внезапно загрохотавшие в кустах слева. Взятые в клещи, немцы ничего не смогли сделать. Кроме как попадать на землю. Одного отшвырнула назад пуля, и он больше не шевелился, другой катался по земле, прижимая руки к животу. Третьему повезло больше. Он, по-звериному извернувшись всем телом, в два гигантских скачка достиг спасительных кустов. Прапорщик и второй пулеметчик, торопясь, били короткими очередями по кустам, где, по их предположению, был противник. Подошедшая на помощь "пятерка" также вела беглый огонь... Но немцы ответили только одним залпом. Мадсены, выпустив из магазинов последние патроны, замолчали. Перезарядка не заняла много времени, но целей для стрельбы не было. Над поляной повисла тишина, пахнущая свежей кровью и пороховой гарью...

   "Длинный Нос" чудом избежал смерти во время третьей атаки. Ныли растянутые связки на ноге, сердце выпрыгивало из груди, но и на этот раз Старуха с косой разминулась с ним. Гораздо хуже было то, что их осталось пятеро и то, что лейтенант Венцель был ранен. Пуля нашла его в тот момент, когда он целился, раздробила локоть левой руки и чиркнула по ребрам. Густав понял, что Судьба дает ему шанс выжить, да еще и отличиться, спасая своего лейтенанта. Быстро сорвав с себя ремень, он умело перетянул руку повыше раны. Дав залп в сторону приближающихся русских, егеря, следуя команде "Длинного Носа", перенесли своего потерявшего сознание командира на расстеленную плащ-палатку, подхватили ее с краев, пинками подняли пленного и скрылись в зарослях. Сам Густав бежал последним с офицерским люгером в руке, прикрывая отход. И думал, где остановиться, чтобы перевязать лейтенанта...

   По поляне, не торопясь бродили бойцы, собирая уцелевшие пожитки. Кто-то принес из зарослей кучу винтовок, в том числе и очень красивый, скорее всего штучного исполнения, маузер с оптическим прицелом. Прапорщик, не долго думая, отдал его Гордею, который тут же взялся его чистить от грязи и крови. Несколько человек только что вернулись из леса и подсели к почти угасшему костру рядом с Оладьиным.

   - Так что, Вашбродь, ушли германы обратно к переправе. Кого-тось раненого тащили, - кровь на ветках была. И еще, худо то, что одного из наших с собой вели... Следы на земле видел. - Пояснил командир группы. - Наших полегло двое, да трое легкораненых... Я тама, перед лесочком-то трех бойцов оставил с пулеметом. На случай, если к гансам подмога пойдет. Таперича вот думаю, как бы они по этим не шмальнули. Нашего заденут. Кстати, кого это они?

   - Макеева... Алексея. Он в охранении был.

   - Да... Дела... Что делать-то будем, Вашбродь?..

   Командир "пятерки", старый, опытный вояка-пограничник, сидел и ждал ответа от прапорщика Оладьина. Который в свою очередь думал о том, что не даст больше возможности подпоручику Гурову обвинять его в том, что бросил своего бойца. И медленно, невольно подражая Командиру, произнес:

   - Разведка своих не бросает... Только думать надо как следует, как Алешку вытаскивать будем...А наших похороним тут...

Часть пятая

   Командир "пятерки", старый, опытный вояка-пограничник, сидел и ждал ответа от прапорщика Оладьина. Который в свою очередь думал о том, что не даст больше возможности подпоручику Гурову обвинять его в том, что бросил своего бойца. И медленно, невольно подражая Командиру, произнес:

   - Разведка своих не бросает... Только думать надо как следует, как Алешку вытаскивать будем. А наших похороним тут... Как думаешь, Петр Игнатьич, догоним германцев?

   - Догнать-то догоним, Вашбродь. - Погранец почесал затылок и стал говорить, будто бы рассуждая сам с собой. - Тока вот нас-то всего-ничего, четыре человека, да Вы - пятый... Ну дык и их, чай, не полк. Я следы пятерых насчитал, помимо нашего. И ранетого тащут, стало быть, руки заняты и бежать быстро не с руки... Да чё тут думать, надо на след вставать, да гнать их на засаду. А там видно будет. До войны за контрабандистами и меньшим числом гонялись...

   Оладьин прочитал во взгляде старого воина спокойную уверенность, которая тут же передалась ему. Сомнения кончились, пора действовать.

   - Раненые и пулеметчик остаются здесь, ждут нас. Мы - за гансами, Макеева отбивать. Гордей, ты - с нами. И это... Могилы нашим выройте...

   Отбежав на безопасное расстояние, егеря по команде Длинного Носа остановились, чтобы сделать носилки и осмотреться. То, что за ними сразу не кинулись в погоню, говорило о том, что русские оказались опытными лесовиками, и понимали, что в лесу охотник в мгновение ока может превратиться в добычу. Несколько взмахов тесаками, и две жерди были готовы, прикрепить к ним плащ-палатку было делом недолгим. Густав подошел к лежащему на земле пленному, перерезал веревку на руках и, сильно размахнувшись, врезал русскому по зубам. После чего показал рукой на носилки спереди и произнес:

   - Форвертс, русише швайн!..

   Погранцы двигались с виду неторопливой трусцой, но прапорщику вдруг пришло на ум сравнение со стаей волков, обложившей добычу. Вроде, и бегут с ленцой даже, не пластаются в бешеной гонке, но жертве от них уже не уйти... Командир "пятерки", бежавший в трех метрах от Оладьина, проговорил на ходу:

   - Я, кажись, знаю, как... Нашим в засаде сигнал подать... Мы такое раньше делали...

   И, повернув голову чуть в сторону, набрал воздуха в легкие... По лесу понесся леденящий душу волчий вой. Сергей Дмитриевич споткнулся о корень ставшими вдруг от неожиданности ватными и непослушными ногами, еле удержал равновесие. Слева, а спустя мгновение и справа клич подхватили еще два голоса...

   Когда этот вой ударил в спину убегавшим егерям, они сбились с шага, замедлили движение и завертели головами.

   - Вольф?!. Эс ист унмёглих!.. (Волк?! Это невозможно!)

   - Шайзе!..

   Никто из них не мог заметить, как загорелись радостью глаза у несшего впереди носилки русского пленного...

   - Форвертс, камраден! Шнель, шнель!..

   Для сидевших в засаде троих погранцов волчий клич, раздавшийся со стороны леса, тоже был неожиданностью. Они моментально переглянулись.