Рваные судьбы - Татьяна Николаева

ними, работает, помогает. А Шура деликатно молчала в своих письмах и не заводила речи об их отношениях, вернее, о том, складывались ли вообще какие-либо отношения между Верой и Павлом. Всё открылось совсем скоро, само собой и без лишних расспросов. К празднику Нового года пришла поздравительная открытка. Захар узнал почерк брата. Под поздравлениями и пожеланиями стояла подпись: «Лизавета Павловна, Павел, Вера и доченька Валечка».

Шура захлопала в ладоши. Захар довольно усмехнулся:

– Ну, наконец-то. А то я уж думал, этого никогда не случится. Ох, и вредная твоя сестрица, целый год мужику мозги пудрила.

Шура не стала отвечать. За два с половиной года совместной жизни она уже достаточно хорошо изучила Захара и знала, что сантименты и глубокие переживание ему чужды, поэтому вряд ли он смог бы понять душевные страдания Веры. Он считал это всё ерундой. Ну и что, что муж бросил? Рядом же есть другой, молодой, красивый, любящий. Чего ещё бабе надо? Чего страдать и дурью маяться? Хватай того, кто под рукой, забудь былое и живи счастливо. Возможно, Захар, как и многие, полагал, что у женщины нет души, и что не стоит ей обременять себя серьёзными думами или глубокими переживаниями.

Как бы там ни было, а Вера и в самом деле вряд ли полюбила Павла. Просто, так сложилась жизнь. Вера действительно привыкла к нему, его присутствие уже не тяготило и не раздражало её, наоборот, Вере было хорошо рядом с ним. К тому же она затосковала в разлуке с сестрой, и теперь Павел и дочка занимали всё её свободное время. А главное, он полюбил Валечку и, казалось, искренно любит и Веру. А что ещё женщине надо? Вот и поддалась она слабости, и связала свою жизнь с Павлом. И, в общем, не жалела потом об этом.

Лиза была довольна и рада. Насколько она не любила и не принимала Захара, настолько она благоволила к Павлу. Он был ей как сын родной. Иногда Вера даже ревновала:

– Порой кажется, будто это не я ваша дочь, а Павел – ваш сын, – говорила она обиженно.

– Да ладно тебе, не дуйся, – отвечала мать, смеясь. – Что плохого в том, что он мне как сын? Ты лучше радуйся, что не ругаемся.

Так и жили, худо-бедно, но дружно. Заработка Павла и Веры едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Главным блюдом на столе в их доме была картошка – вареная, печёная, жареная. Мясо в доме бывало редко, по большим праздникам. Зато частенько готовили привычную затирку.

Со временем немного обжились, обзавелись постепенно хозяйством: несколько курочек, петух да пара уток. Позже завели и поросёнка, чтобы к празднику Пасхи или к Новому году заколоть.

Так в делах да в заботах, тихо и незаметно, прошёл год. Наступил 1950-й.

14.

В Сальково у Шуры и Захара тоже всё было спокойно. Захар исправно служил. Будучи старшиной и имея в подчинении роту солдат, он пользовался большим авторитетом. Был суров и справедлив, при необходимости отчитывал и наказывал, но никогда не обижал ребят.

Получая на складе форму для своих солдат, он всегда проверял на исправность и добротность.

– Вы, Захар Фролович, прям как для детей своих выбираете, – говорил ему кладовщик, перебирая солдатские сапоги.

– Я за них всех в ответе, так что, считай, что дети мои, – отвечал Захар, расписываясь в накладной.

Весной, как обычно, он снова получал очередную партию сапог. Он пришёл на склад. Заказ был на две дюжины пар. А у кладовщика на складе осталось только двадцать.

– Скоро должны ещё поступить, – сказал завскладом, как бы извиняясь.

– Так, так, – задумался Захар. – Да понимаешь, у меня солдаты в изношенных сапогах ходят. Не хотелось бы ждать лишнее время.

– Ну, тогда можно переписать накладную, – осторожно предложил кладовщик, глядя Захару в глаза, будто изучая его. – Расписать на две накладные. По одной получите сегодня, а остальные, по второй – в другой раз.

– Долго это, – сказал Захар. – Нет у меня времени бумаги переделывать. Ладно, – сказал он, помолчав. – Эх, придётся моим ребяткам ещё неделю-другую обождать.

Он забрал накладную и уже собрался уходить, как тут кладовщик удержал его

– Погодите, Захар Фролович, – сказал он и понизил голос. – Берите сейчас те, что есть, а в следующий раз заберёте оставшиеся четыре пары.

И затем снова громко и бодро добавил:

– Мы же не первый день с вами знакомы. Вы человек порядочный, я знаю. Так давайте выручу вас.

Захар колебался. Что-то в тоне заведующего складом насторожило его. Но через минуту он отбросил сомнения. Сапоги были крайне необходимы. Сейчас он возьмёт основное количество, а через неделю заберёт остаток. И кладовщик был постоянный и вроде бы надёжный.

– Ладно, давай, – согласился, в конце концов, Захар, хотя голос в глубине души нашёптывал, что это неправильно и рискованно.

Он забрал двадцать пар, а в накладной расписался за двадцать четыре.

И всё бы ничего. Возможно, через неделю Захар забрал бы на складе недостающие четыре пары. Но случилось то, что всегда случается неожиданно. Нагрянула ревизия. Стали всё считать и подсчитывать. Всё сошлось, всё было на месте, кроме этих злосчастных четырёх пар сапог. Захар объяснил ситуацию и сказал, что заведующий складом может подтвердить его слова. Но когда спросили у кладовщика, он ответил, что впервые слышит об этой ситуации.

– Как же? – недоумевал Захар, – ведь мы же договорились, что через неделю…

– Извините, – ответил тот, – но мы с вами ни о чём не договаривались. Я ничего такого не помню. Может быть, вы что-то путаете?

Захар вскипел.

– Ты что, сволочь, под трибунал меня решил подвести?

Он ринулся на кладовщика, но его удержали за плечи.

– Извините, – сказал кладовщик плаксивым тоном, – мало того, что меня оскорбляют, так ещё и чуть не побили. Вот, – ткнул он своим скрюченным пальцем в накладную, – есть ваша подпись, Захар Фролович. Значит, и сапоги вы у меня получили все, как полагается.

Захар понял, что крепко влип. Он видел, что начальство верит скорее ему, чем этому скользкому типу. Но по бумагам выходило всё иначе, налицо был факт кражи. По накладной под роспись выдано двадцать четыре пары сапог, в наличии – только двадцать. А этот скотина кладовщик по какой-то причине молчит: то ли испугался за свою шкуру, то ли с самого начала такое задумал и уже сбыл лишние сапоги.

Захара в тот же день забрали под стражу.

– Не плачь и не волнуйся, – говорил он испуганной Шуре. Она сразу же примчалась, как только узнала о случившемся. – Я-то невиновен. Вот