Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

Сайлас лежал в похожем на чулан закутке, что открывался из гостиной. Маленькое окно, из которого проникал свет, выходило прямо на так называемый «торфяник»; днем клетчатую занавеску отодвигали в сторону, чтобы он мог наблюдать за продвижением работ. Вокруг старика была чистота, и, несмотря на близость смерти, великого уравнивателя, именно рабочий первым сделал движение и протянул свою мозолистую руку сквайру.

— Я знал, что вы придете, сквайр. Ваш отец приходил повидать моего, когда тот умирал.

— Полно, полно, дружище! — произнес сквайр, как всегда слегка волнуясь. — Не говори о смерти. Мы скоро поставим тебя на ноги, не бойся. Тебе прислали немного супа из поместья, как я приказал?

— Да, да, у меня есть все, что мне захотелось бы съесть и выпить. Молодой сквайр и мастер Роджер были здесь вчера.

— Да, я знаю.

— Но мне уже недолго осталось. Мне бы хотелось, чтобы вы присмотрели за укрытиями в Западной Рощице, сквайр. Там, в утеснике,[90] вы знаете, где была нора у старой лисы… там она принесла большой выводок. Вы вспомните, сквайр, хотя и были тогда юношей. Я смеюсь, когда вспоминаю о ее проделках, — из-за слабой попытки засмеяться, на него напал неистовый приступ кашля, встревоживший сквайра, который подумал, что старик больше никогда не сможет вздохнуть. Услышав, как Сайлас кашляет, его невестка подошла и объяснила сквайру, что эти приступы случаются довольно часто, и она полагает, что вскоре один из них убьет ее свекра. Она легко высказала свое мнение в присутствии старика, который обессиленно лежал на подушке и дышал с трудом. Бедняки признают неотвратимость приближения смерти намного проще, нежели это принято среди более образованных людей. Сквайра потрясло жестокосердие, как он определил его, но сам старик получал много нежности и доброты от своей невестки, и то, что она сказала, не явилось для него большей новостью, чем тот факт, что завтра снова встанет солнце. Он больше беспокоился о том, как продолжить свой рассказ.

— Эти землекопы… я называю их землекопами, потому что некоторые из них чужаки, хотя несколько человек из них были уволены с ваших работ, сквайр, когда прошлой осенью пришло распоряжение прекратить их… они выдергивали утесник и густой кустарник, дабы разжечь костры и разогреть похлебку. Им далеко добираться до дома, поэтому большинство обедает здесь. Если вы не присмотрите за ними, не останется никакой растительности. Мне хотелось вам рассказать об этом, прежде чем я умру. Священник был здесь, но я не сказал ему. Он из людей графа, и он не станет за ними присматривать.

Полагаю, это граф привел его в свою церковь, потому как он сказал, что приятно видеть, как много работы дано беднякам, и ничего не сказал о том, когда снова возобновятся ваши работы, сквайр.

Эта длинная речь была прервана кашлем и тяжелыми вздохами; рассказав о том, что накопилось у него в душе, он отвернулся к стене и, казалось, заснул. Вдруг, вздрогнув, он приподнялся.

— Я знаю, я отдал его под суд. Ему нужны были фазаньи яйца, и я не знал, что он сирота. Бог да простит меня!

— Он говорит о Дэвиде Мортоне, калеке, что обычно ставил капканы на хищников, — прошептала женщина.

— Ну, он же умер давно… лет двадцать назад, как я припоминаю, — ответил сквайр.

— Да, но когда дедушка так засыпает после очередной речи, кажется, что он грезит о старых временах. Он еще не проснулся, сэр. Вам лучше присесть, если вы хотите остаться, — продолжила она, входя в комнату и вытирая фартуком стул. — Он особенно просил меня разбудить его, если заснет, когда вы или мистер Роджер придете. Мистер Роджер сказал, что снова заглянет этим утром… но он, похоже, проспит час или больше, если его не будить.

— Мне бы хотелось попрощаться, я бы хотел сделать это.

— Он засыпает так внезапно, — сказала женщина. — Но если прощание доставит вам удовольствие, сквайр, я разбужу его.

— Нет, нет! — выкрикнул сквайр, когда женщина собиралась последовать своим словам. — Я снова приду, возможно, завтра. И скажите ему, что мне жаль, в самом деле, жаль. И обязательно посылайте в поместье за всем, что вам понадобится. Мистер Роджер приедет, ведь так? Позднее он привезет мне весточку о его состоянии. Мне бы хотелось попрощаться с ним.

Итак, дав шесть пенсов ребенку, который держал его лошадь, сквайр сел на нее. Он неподвижно сидел минуту, глядя на деловую суету, развернувшуюся перед ним, а затем на свой наполовину осушенный участок. Это была горькая пилюля. Поначалу он не хотел брать деньги у правительства, но жена убедила его сделать этот шаг, и он был горд, так как единственный раз в своей жизни уступил духу прогресса. Он читал и изучал литературу на эту тему очень основательно, не торопясь, а жена тем временем оказывала на него влияние. Он сносно разбирался лишь в сельском хозяйстве и в то же время взял на себя инициативу и среди соседей землевладельцев первым начал гончарный дренаж.[91] В те дни люди привычно говорили о любимом занятии сквайра Хэмли. И в рыночных трактирах и на званых обедах графства, люди всерьез опасались неосторожным замечанием побудить его к бесконечным повторениям доводов из различных буклетов, которые он читал по этой теме. А теперь хозяева повсюду осушали и осушали земли. Свой процент правительству, тем не менее, он продолжал выплачивать, хотя работы были приостановлены, а гончарные трубы — испорчены. Это соображение не успокаивало, и сквайр был почти готов спорить с собственной тенью. Ему хотелось дать выход плохому настроению, и вдруг вспомнив, как не более часа назад он услышал о том, что растительный покров на его земле разрушают, он поехал к работающим на участке лорда Камнора. Не успев доехать до них, он встретился с мистером Престоном, который верхом присматривал за рабочими. Сквайр не был знаком с ним лично, но по манере говорить и по уважению, с которым к тому относились, мистер Хэмли понял, что перед ним нужный человек. Поэтому он обратился к мистеру Престону:

— Прошу прощения, я полагаю, вы управляете этими работами?

Тот ответил:

— Конечно, помимо этих работ я занимаюсь еще многими другими делами, к вашим услугам. Я сменил мистера Шипшэнкса, управляющего собственностью милорда. Мистер Хэмли из Хэмли, я полагаю?

Сквайр чопорно поклонился. Он не любил, когда у него спрашивали его имя или фамильярничали подобным образом. Равный ему мог бы догадаться, кто перед ним или узнать его, но пока он сам не представился, стоящий ниже его по положению не имел права произнести больше, чем «сэр». Это был этикетный кодекс сквайра.

— Я мистер Хэмли из Хэмли. Я полагаю, вы до сих пор не знаете границ владений лорда Камнора, поэтому я извещу вас, что моя собственность начинается у того пруда, как раз там, где вы видите возвышение земли.

— Я прекрасно знаком с этим фактом, мистер Хэмли, — ответил мистер Престон, немного недовольный тем, что ему приписали подобное незнание. — Но могу я поинтересоваться, почему мое внимание привлечено к этому прямо сейчас?

Сквайр начал выходить из себя, но старался держать себя в руках. Подобное усилие стоило уважения, поскольку давалось с большим трудом. В тоне и манерах красивого и хорошо одетого управляющего было что-то, что невыразимо раздражало сквайра, и оно не уменьшилось при невольном сравнении превосходного верхового жеребца, на котором восседал мистер Престон, с собственной плохо вычищенной и старой лошадью.

— Я сказал вам, что ваши люди вон там не соблюдают этих границ и имеют привычку собирать утесник с моей земли, чтобы разжигать костер.

— Возможно, что так! — ответил мистер Престон, подняв брови, его поведение было более невозмутимым, нежели слова. — Мне кажется, они не считают это большим вредом. Тем не менее, я выясню.

— Вы сомневаетесь в моих словах, сэр? — спросил сквайр, потрепывая кобылу, пока она не начала пританцовывать. — Говорю вам, я узнал об этом только полчаса назад.

— Я и не думал сомневаться в ваших словах, мистер Хэмли. Это последнее, что я бы решился сделать. Вы должны извинить меня, но я скажу, что ваш довод, который вы дважды привели для доказательства достоверности вашего утверждения, «якобы вы узнали об этом полчаса назад», не столь веский и совершенно не устраняет возможности ошибки.

— Мне бы хотелось, чтобы вы прямо сказали, что сомневаетесь в моих словах, — сказал сквайр, сжимая и чуть приподнимая свой хлыст. — Я не могу понять, что вы имеете ввиду — вы употребляете так много слов.

— Прошу, не выходите из себя, сэр. Я сказал, что узнаю. Вы сами не видели, как рабочие вытаскивают утесник, иначе вы упомянули бы об этом. Я, разумеется, могу сомневаться в точности вашего осведомителя, пока сам не разузнаю. Во всяком случае, именно этого курса я буду придерживаться, и если это причинит вам обиду, я извинюсь, но я все равно это сделаю. Когда я буду уверен, что вашей собственности нанесли ущерб, я приму меры, чтобы не допустить этого впредь, и конечно от имени лорда я выплачу вам компенсацию, возможно, это будет сумма в полкроны, — последние слова он добавил, понизив голос, словно для себя самого, с небрежной, презрительной улыбкой на лице.