Грешная и святая - Джо Беверли

– На этот раз только один узел, – сказала она шепотом.

От его прикосновения по ее телу пошли волны желания, и она чувствовала, как дрожат его руки.

Узел развязался. Она повернулась и стала снимать с плеч одежду, глядя в его глаза. Он сорвал с себя куртку.

Крессида стянула через голову свое черное одеяние и отбросила его. Затем вспомнила о старой проблеме.

– Мой корсет!

Он рассмеялся, подошел к умывальнику и достал свою бритву. Она хотела протестовать, но страсть уже бушевала в ней. Крессида повернулась к нему спиной и почувствовала, как лезвие разрезает шнурки.

Она бросила корсет на черное одеяние и стянула чулки. Неловкая стыдливость накатила на нее. Его руки схватили ее сорочку и стянули через голову. Она была обнажена. Он был обнажен. Они оба сгорали от желания.

Крессида глубоко вздохнула.

– Трис, любовь моя. – Она положила руки ему на грудь, и теперь все казалось совершенно естественным… – Сделай меня своей. Сейчас…

Он подошел к кровати и стащил богатые покрывала – как и раньше, в ту первую ночь. Все чувства, которые он вызывал в ней той ночью, нахлынули на нее, и она на непослушных ногах подошла к нему. Он подхватил ее и нежно уложил на постель, затем лег рядом с ней – большой, сильный, горячий… Принадлежащий ей.

Крессида провела дрожащей рукой по его телу – от сильного бедра до широкой груди.

– Мне кажется, что я вижу все это во сне.

– Мне снилось это, – сказал он и снова поцеловал ее. Его нога накрыла ее ногу, двинулась между ее ног, пока его опытная рука ласкала ее. На этот раз она с готовностью раздвинула бедра, выгибаясь при малейшем его прикосновении, будто давно была знакома с этой игрой.

Крессида услышала его тихий смех, но это был почти стон – а затем его опытный рот приник к ее труди, и она начала срываться в пропасть.

– Трис! – закричала она, испугавшись, что он снова позволит ей падать одной. Но в этот миг его горячее тело навалилось на нее.

– Да. Да!

Она слышала себя как будто издали.

– О да…

Боль была острой и неожиданной, но сейчас она не имела значения, потому что они наконец соединились – полностью, глубоко, как две части одного целого. Никогда в жизни она не чувствовала ничего более прекрасного.

Ее сознание как будто находилось где-то далеко от ее возбужденного тела. Это не походило на прыжок с утеса в туман. Это было похоже на погружение в огонь. Ей казалось, что она становится одним целым с его силой, его жаром, его мощью.

Крессида выгнулась, крепко обняв Триса, почувствовала, как он прижался к ней, – и жгучий экстаз поглотил их.

Палец коснулся ее щеки.

– Любимая, надеюсь, это не слезы сожаления? – Он вовсе не казался неуверенным и подтвердил это своими словами: – Потому что теперь ты моя.

Открывая глаза, она понимала, что улыбается.

– А ты – мой, – сказала она, прижав его лицо к своей груди. – Мне так жаль, что я чуть было не навлекла на нас несчастье.

Он покачал головой, коснулся губами ее руки.

– Я прошу прощения за то, что моя репутация дала повод для этих сомнений.

– Но без этой репутации смог бы ты доставить мне такое удовольствие?

Он засмеялся и немного сдвинулся с нее.

– Как я уже говорил, ты в душе шалунья, Крессида Мэндевилл. – Его рука лежала на ее бедре. Сладкое обладание. – Нет, Крессида Сент-Рейвен. Я не уверен, что смогу провести еще хоть одну ночь без тебя.

Она почувствовала жар на щеках, но это был жар удовольствия. Трис Трегеллоус, чудесный герцог Сент-Рейвен, сгорал от желания к ней.

– Скоро мы соединимся навсегда, – сказала она. – Мои родители должны вот-вот отплыть. А сейчас они едут сюда. Может быть, они уже здесь.

– Отлично. – Он поднял ее подбородок, чтобы она смотрела на него. – Моя дорогая мисс Мэндевилл, вы окажете мне честь стать моей женой и герцогиней? Завтра же!

– Завтра? Неужели это можно сделать так быстро?

– Твои родители будут здесь. И если герцог не может в короткий срок добыть брачную лицензию, тогда на что он годен? Однако ты все еще не сказала «да».

Она радостно рассмеялась.

– Да, да, тысячу раз да! О Трис, я была так несчастна без тебя. Как будто я не жила!

Он сжал ее в крепком объятии.

– А я чувствую себя как человек, которого должны были повесить и внезапно помиловали. И не просто помиловали, а щедро наградили.

Трис стал целовать ее грудь с такой страстью, что она чуть было не потеряла сознание.

– Я так и не спросил тебя, – прошептал Трис, – как ты добралась сюда? На крыльях ангелов?

Она собралась с мыслями, а затем рассказала ему все.

Крессида признала, что его кузен управляет экипажем далеко не так хорошо, как он. Она знала, что они оба хотят остаться здесь, снова заняться любовью, говорить всю ночь, но…

– Трис, у тебя же гости! Ты должен вернуться.

– Не хочу. – Он был сильнее ее. – Суайнемеры здесь. Давай спрячемся.

– Ты не можешь сделать этого.

– Я – герцог. Я, черт побери, могу делать все, что захочу.

При этих словах их взгляды встретились, и они оба рассмеялись.

Она прижала руку к его губам.

– Я серьезно, Трис. Ты должен вернуться к гостям. А что же Фиби Суайнемер? Мне ее немного жаль.

Он поймал ее руку и стал целовать кончики пальцев.

– Не стоит. Она не стала бы жалеть тебя, если бы оказалась на твоем месте.

Так как Крессида, обнаженная, полулежала на нем, это рассмешило ее.

– Трудно представить себе это.

– Верно. Должно быть, я сошел с ума. Ты призналась, что это все по твоей вине. Скажи ей об этом сама.

– О нет!

Он не двинулся с места. Возможно, это была одна из тех ситуаций, где сильной должна быть женщина. Крессида отстранилась от него и встала с постели.

– Нам нужно одеться.

Он сел и стал смотреть на нее – она и не мечтала о том, что мужчина будет так смотреть на нее.

Наконец он тоже встал.

При виде его прекрасного обнаженного тела Крессида оперлась о кресло, чтобы удержаться на ногах. Может, они могли бы остаться здесь…

Она увидела, что и ему пришла та же мысль, но он надел красный с золотом халат, при виде которого она ослабела еще больше.

Он улыбнулся ей.

– Оставайся здесь. Ты права, сейчас о нас знают уже все слуги.

Трис вышел в соседнюю комнату и закрыл дверь.

Крессида стояла, уставившись на смятую постель с пятном крови на простыне, вдыхая сладкий мускусный запах их любви.

Добропорядочная молодая леди из Мэтлока должна быть в этот момент раздавлена стыдом – по крайней мере сомнениями. Она знала, что должна была подождать до первой брачной ночи.

Крессида поняла, что ее мир наконец стал таким, каким должен был быть, – с чувствами, с верой, с надеждой.