Княжий пир - Юрий Никитин

— Чо?

— Камень все равно не подымешь, а пуп порвешь.

Кони неслись резво, поворот отгородил от гряды валунов, Залешанин запоздало подумал, что можно бы и попытаться, вдруг да поднял бы. Зачарованный меч! Было бы чем хвастаться…

Лицо Рагдая было каменным, но Залешанину почудилась насмешка. Мол, только и хвастаться, ибо мечом-то владеть уметь надобно. Это не твоя оглобля.

Пристыженный, он постарался поскорее забыть о чудесном кладенце, тем более что диковинки попадались на каждой версте: то каменный человек выглянет, то Змей с тремя головами пролетит, то стайка голых девок в озере плещется, зеленые волосы распустили, руками машут, мол, давайте, парни, к нам, мы свободные…

Высоко в небе заливался жаворонок. Залешанин за­кинул голову, щурился, разыскивая маленького певуна, вдруг насторожился, долго всматривался, наконец сказал неуверенно:

— Чтой-то мерещится… Наверное, от голода.

— Ты ж только что ел! — изумился Рагдай.

Высоко по синему небу летело что-то странное. Присмотревшись, они с трудом различили карлика с длинной седой бородой, в огромной чалме, широких синих шароварах, даже сафьяновые сапожки рассмотрели. Борода свисает ниже его сапог, а там, вцепившись как рак, висел человек. Одежда поблескивает, из чего Залешанин понял, что человек в доспехе или хотя бы в кольчуге с парой булатных пластин. И в шлеме, вон как сверкает!

В правой руке неизвестного витязя искорка, явно размахивал мечом, но даже Залешанину было ясно, что не ударит колдуна-карлика, иначе оба рухнут с высоты. А карлик таскает под облаками в надежде, что у того ослабнут пальцы, соскользнет…

— Ничего себе, — выдохнул он. — Это ж как ухватиться надо!.. У него руки как у того больного рака, которым ты пытался меня отравить.

Рагдай сказал знающе:

— Он бороду на кисть намотал. Так держаться легче. У них сейчас кто кого пересилит. Карлик тоже устанет, но, как только опустится на землю, тот с мечом его сразу же… Или даст по голове, сунет в мешок, чтобы в Киеве хвалиться диковиной…

В голосе витязя сквозило восхищение. Он провожал долгим взором летящую пару, пока те не скрылись из виду в сторону востока. Залешанин покачал головой:

— В поле схлестнуться с каким дурнем, я еще понимаю… но чтоб вот так оттуда землю увидеть? Нет, такие подвиги не по мне. Лучше уж смердом. Что за чудище с такой бородой?

Рагдай и без того ехал, усиленно гоняя морщины на лбу. Глаза стали задумчивыми, а голос нерешительным:

— Слыхивал о некоем колдуне Черноморде… Где-то на Востоке живет, чародей могучий, даже шапка-невидимка есть… Видать, кто-то из наших отважился схлестнуться.

Залешанин подумал, предположил:

— А может, по нужде пришлось.

— По чести, — возразил Рагдай.

— По чести так по чести, — не стал спорить Залешанин.

Белоян отшатнулся от чары, где на тяжелой маслянистой поверхности отвара возникали и пропадали привычные рожи нежити, кикимор, мавок, но внезапно их как смело огромным веником, а из черноты уставились страшные глаза, полные нечеловеческой злобы, а губы уже сложились для заклинания.

Дрожащими пальцами бросил в отвар щепотку чаги, истолченной со сгинь-травой, взметнулся синий дымок, словно порошок упал на раскаленную наковальню, поверхность отвара снова стала ровной и чудовищно неподвижной, хотя Белоян чувствовал, как вздрагивает даже пол.

— Оставайся здесь, — велел он отроку. — Если снова увидишь что-то… брось еще чаги! Только голову отверни, иначе… сам знаешь.

— Отвернуть? — переспросил бледный отрок.

— Отвороти, — поспешно поправился Белоян, который сам требовал точности в словах, ибо на точности держится любое заклинание.

Отрок, бледный и серьезный, кивнул так судорожно, что лязгнули зубы. Он знал, что стряслось с прежним помощником верховного волхва, и от одной мысли о таком все тело начинало трястись, как осиновый лист на ветру.

Белоян выбежал, пронесся как ураган через двор. Редкие челядины проводили уважительными взорами. Все в славянских землях знают, что медведь при внешней неуклюжести обгоняет скачущего коня, а Белоян был не простым медведем. Когда бежал, видели только серую смазанную тень, что мелькнула от одного терема к другому.

У коновязи огромный грузный богатырь неспешно седлал такого же огромного и черного, как грозовая туча, коня. Отроки суетились, пытались помочь, но богатырь столь важное дело совершал сам деловито и уверенно, с тщанием и любовью.

Белоян вскрикнул издали:

— О небо!.. Как хорошо, что я тебя застал!

Богатырь обернулся, на верховного волхва взглянули вечно сурово сдвинутые черные брови Ильи. Злодейски черная борода грозно выпячивалась вперед, а ноздри дернулись и приподнялись, как у хищной птицы крылья. В черных глазах вспыхнуло недовольство.

— А, медведемордый… Чего надо?

Белоян сказал торопливо, еле переводя дыхание:

— Илья, только ты можешь помочь!

— Давай удавлю, — предложил Муромец. — Чтоб детей не пугал своей харей! Сразу помогу всему Киеву.

— Илья, дело очень серьезное!

— Пошел ты, — ответил Илья свирепо. — От тебя одни беды. Не было еще случая, чтобы чего-то не стряслось, когда тебя послушаю. А с каждым разом все хужее и хужее.

— Илья, прошу тебя! Из Царьграда к нам направлен могучесильный богатырь-поединщик. Я смотрел на него через алатырь-камень. Видел, как бросает в небо булаву, едет целую версту, а потом ловит одной рукой! Кто это еще может сделать?

Илья покрутил головой:

— Врешь, поди? Для этого не только ловкость надобна, но и сила. А вот силы у нынешней молодежи и нету.

— Илья! — Голос волхва был настойчив. — Я видел это сам. Видел! Ты знаешь, я никогда не лгу. Если солгу, то потеряю дар волхвования. Он силен, как никто из киевских богатырей. Ни Лешак, ни Манфред, ни даже Добрыня…

Муромец подумал, отмахнулся:

— Будь помоложе, взыграло бы ретивое… Как же, отыскался наглец, что вроде бы сильнее! Ну, сильнее и сильнее. Пусть так думает. Я не побегу выяснять, так ли это. Пошел вон, а я буду пить и гулять!

Он был грозен, в темных глазах предостерегающе заблистали красные огоньки. На губах появилась жестокая улыбка, а верхняя губа слегка изогнулась, совсем по-волчьи показывая острые зубы. Волхв попятился, издали сказал потерянно:

— Ухожу, ухожу… Никто тебя не будет винить, Илья. Пей и гуляй себе. Он ведь послан не по твою душу. И не сам по себе едет! Темная рука направила его против Рагдая. И ведет его, я же вижу.

Илья насторожился, но голос был все такой же злой: