Палач из Гайд-парка - Энн Перри

– Именно поэтому и появилась царапина? – спросил он.

Лицо Виктора стало жестким, он внезапно побледнел и устремил тяжелый и очень яркий взгляд куда-то в пространство, но, может быть, обратил его внутрь, что-то припоминая.

– Нет, – процедил он.

– А что это было? – настойчиво гнул свою линию Питт. Он вдруг почувствовал, как ему стало трудно дышать. Он не осознавал, что боль в ладонях возникла оттого, что его собственные ногти вонзились в их плоть.

– Какой-то подлый человек толкнул меня, и виолончель ударилась о поручень.

– О поручень? – переспросил Питт.

– Да.

Барт Митчелл отошел от камина, хотел было вмешаться в разговор, но передумал.

– Омнибуса? – почти прошептал Питт.

– Что? – И Виктор взглянул на него. – О, да. Такие люди – у них нет ничего внутри… ни чувства, ни души!

– Да, это бессмысленный акт вандализма, – согласился Питт, с трудом сглотнув, и переменил тему: – И еще я хотел спросить вас, мистер Гаррик, вы не видели, как дворецкий Скарборо обращался со слугами в тот день?

– Кто?

– Дворецкий. Скарборо.

Виктор смотрел ничего не видящим взглядом.

– Такой высокий, большой человек с насмешливым, жестким взглядом, высокомерный…

По глазам Виктора он видел, что тот понимает, в чем суть вопроса.

– О да. Это был агрессивный, презренный тип человека, – моргнув, Гаррик пристально посмотрел на Питта. – Непростительно использовать свою власть, чтобы унизить и оскорбить того, кто не в состоянии защитить себя. Я ненавижу это, а люди, которые позволяют себе такое… – Он вздохнул. – У меня нет слов. Я пытаюсь вспомнить, испытывал ли я когда-нибудь еще такую ярость, – и не могу припомнить.

– А он действительно уволил девушку только за то, что она пела? – спросил Питт, стараясь изо всех сил, чтобы голос звучал небрежно.

Виктор опять пристально на него посмотрел. Томас ждал ответа.

– Да, – сказал наконец Виктор. – Она пела какую-то любовную песенку, очень тихо и печально, о том, что кто-то с кем-то навеки расстался. И он уволил ее, даже не пожелав выслушать объяснений и просьб о прощении. – Теперь лицо его еще больше побледнело, так что губы стали синими. – Ей было никак не больше шестнадцати. – Он весь напрягся, сгорбившись, только руки еще ласково касались виолончели.

– Миссис Рэдли тоже это слышала, – сказал Питт, не потому, что таков был его стратегический план, но невольно, из сочувствия и жалости. – Миссис Рэдли предложила девушке место. Она не попадет на улицу.

Виктор снова внимательно посмотрел на него. Взгляд его смягчился, он был по-прежнему очень ярко-голубой, но в глазах уже не осталось и тени ярости.

– Она так сделала?

– Да. Она моя свояченица, и я знаю это наверняка.

– А этот человек мертв, – добавил Виктор. – Так что все в порядке.

– Это все, что вы хотели спросить? – сказал Барт, шагнув вперед. – Лично я ничего об этом не знаю, и, насколько мне известно, моя сестра тоже.

– О, почти, – ответил Питт, глядя при этом на Мину. – Остальные мои вопросы касаются мистера Арледжа. – Теперь он намеренно заговорил резким тоном. – Вы сказали мне, миссис Уинтроп, что ваше знакомство с мистером Арледжем было очень поверхностным и сводилось только к проявлению доброты с его стороны в одном-единственном случае, когда вы были расстроены смертью своего любимца.

Она сделала глотательное движение и неуверенно подтвердила:

– Да.

– Извините, мэм, но я вам не верю.

– Но мы вам все рассказали, суперинтендант, – мрачно вставил Барт. – Верьте или нет, но больше нам нечего сказать. Вы ведь задержали Палача. И нет никакого смысла в вашей настойчивости по поводу дела, которое в лучшем случае имеет самое отдаленное отношение ко всему происшедшему.

Томас сделал вид, что не слышит.

– Думаю, что вы знали его значительно ближе, – сказал он Мине. – И я не верю, что вы тогда были огорчены смертью вашей любимой собачки.

Она побледнела, ей стало не по себе.

– Но мой брат вам уже объяснил, что тогда произошло, суперинтендант. И мне нечего к этому добавить.

– Я знаю, что мне рассказал мистер Митчелл. Но меня удивляет, почему вы сами мне ничего не объяснили. Может быть, потому, что вам не так легко солгать? Или, может быть, вы тогда не могли придумать ложь, похожую на правду?

– Сэр, вы сознательно оскорбляете мою сестру. – Барт двинулся к Питту, словно хотел наброситься на него; голос у Митчелла был низкий и угрожающий. – Я вынужден попросить вас удалиться из этого дома. И вообще ваше присутствие здесь нежелательно.

– Желательно или нет, но мне в данном случае это совершенно безразлично, – ответил Томас, все еще глядя только на Мину. – Миссис Уинтроп, если бы я допросил ваших слуг, они подтвердили бы историю со смертью любимой собачки?

Теперь Мина была очень бледна, ее руки задрожали. Она хотела что-то ответить, но не нашлась. Губы у нее пересохли.

– Миссис Уинтроп, – угрюмо сказал Питт, ненавидя сам себя за то, что сейчас скажет. – Нам известно, что муж вас бил…

Она вздернула голову, лицо у нее было полно ужаса.

– О нет, нет! – невольно вырвалось у нее. – Это было… случайно… он… Это я сама виновата. Если бы я не была так неуклюжа, если бы не вела себя глупо… и не спровоцировала его… – Голос ее оборвался, она взглянула на Барта.

Виктор смотрел на Мину. Взгляд широко раскрытых глаз был мрачен и неприязнен. Он выжидал.

– Нет, это не твоя вина! – процедил сквозь зубы Барт. – Черт возьми, как бы ты ни была глупа, упряма или вздорна. Ничто не может оправдать…

– Барт! – почти крикнула она и сразу поднесла руки ко рту. – Ты ошибаешься! Ты ошибаешься! Ничего такого не было! Он совсем не хотел сделать мне больно. Ты все превратно понимаешь. Оукли не был… жесток. Это все виски. Он просто…

Виктор посмотрел на впавшую в отчаяние Мину, а затем – на побледневшего и раздираемого противоречивыми чувствами Барта.

– Разве вам было не больно? – спросил он очень участливо.

– Нет. Нет, Виктор, дорогой, все это очень быстро прошло, – заверила она. – Барт… – она заколебалась, – слишком близко принимает к сердцу то, что касается меня.

– Но это неправда! – глухо, почти задыхаясь, ответил Виктор. – Это было больно, и вас это ужаснуло! И ужасает. По вашему лицу видно! Вы же страшно его боялись. Он все время заставлял вас стыдиться самой себя, он хотел лишить вас чувства собственного достоинства.

– Нет, это не так. Он этого не хотел. И со мной все в порядке, уверяю вас!

– Потому что эта свинья мертва! – сказал, словно выплюнул, Барт.

Он еще хотел что-то добавить, но удержался. Мина разрыдалась, плечи ее бурно вздымались. Она бросилась ничком на диван. Барт рванулся к ней, почти сбив стоявшего на пути Виктора, и, грубо дернув Питта за руку, толкнул его к двери.

Оказавшись в коридоре, Томас не выразил никакого протеста, и через несколько минут, осторожно трогая те места, где на руке, очевидно, появятся синяки от жестких пальцев Барта, он уже шел по тропинке к перекрестку. Этим ясным весенним вечером было еще довольно светло. И сегодня он не ожидал больше никаких происшествий.

Взяв стакан сидра, Томас просидел несколько не очень приятных минут в пивной, затем опять отправился в путь. Небо заволокли облака, и свет совсем потускнел. Прошло еще некоторое время, прежде чем Питт понял, что его преследуют. Сначала он слышал звук шагов, как бы вторивший его собственным. Они замирали, когда он останавливался, и звучали снова, когда он принимался идти.

Когда они достигли Мерилебон-роуд, стало уже темно, и Питт делал большие усилия над собой, чтобы не ускорять шага. У него появилось странное, словно покалывающее ощущение в шее, очень неприятное. Если догадки его справедливы, как бы ни были они эфемерны, неопределенны и построены на впечатлениях и на очень незначительных очевидностях, то был Палач, идущий за ним. Палач следил за ним, он подходил все ближе и явно ждал удобной возможности. И, конечно, он вооружен. Взял оружие из потайного места и вышел из дома, чтобы не упустить его.

Несмотря на принятое решение вести себя как обычно, Питт не мог постепенно не ускорять шаг. Он слышал быстрый, немного неровный стук своих сапог по мостовой, а за ним все ближе, ближе раздавалось эхо других шагов, быстрых и легких, шагов преследователя.

Мерилебон-роуд перешла в Юстон-роуд. Мимо него пронеслось ландо, мелькнув желтыми фонариками, по булыжнику громко процокали копыта. Питт шел теперь так быстро, как только мог, все еще удерживаясь, чтобы не сорваться в бег. Прошел фонарщик с длинным шестом. Он зажигал газовые фонари. Один за другим они возгорались, и вскоре образовался ряд сверкающих шаров; между ними пролегли неосвещенные темные промежутки, через которые шли люди, спешившие домой, уставшие от дневных трудов или, наоборот, предвкушающие вечерние развлечения. Питт увидел в свете фонаря очертания высокого шелкового цилиндра на быстро промелькнувшем прохожем.