Присвоенная - Нина Бархат

Необыкновенная.

И наше время необыкновенно коротко.

Четкий, равномерно ускоряющийся звук заполнил вселенную. Тик — так, тик — так, тиктак, тиктак, тиктактиктак…

Я не упущу и мгновения!

Стряхнув песок, я решительно поднялась и впилась глазами в танцующие шапки волн. Когда еще, если не сейчас? Одним плавным движением я освободилась от сарафана, забросив его подальше. А потом — и от белья. Целомудренный ветер тут же принялся укутывать меня в шелковый плащ волос. Но у него не получалось…

С дразнящей улыбкой на губах я повернулась к Кайлу.

— Ты научишь меня плавать?

И, не дожидаясь ответа от него, напряженно застывшего, я пошла к воде, ощущая всем телом его жадный взгляд. Когда волны бросились обнимать мои ноги, надевая на них шипящее кружево пены вместо чулок, я засмеялась — счастливо и оглянулась на Кайла, успев поймать его белозубую улыбку. На нем оставались лишь плавки…

Длинные сочно — зеленые гирлянды цеплялись за мои руки, а вода доходила почти до груди, делая тело паряще — невесомым. Я уверенно ступала по плотному песчаному дну.

Где же он? Я обернулась.

Но берег был пуст. И прибрежные волны тоже.

Где Кайл?

И вдруг меня под водой схватили — сильно, яростно! Но не пугая — знакомые руки были нежны даже в жадных касаньях. А губы… еще нежнее.

Он вынырнул с шумом кита в кипящей белой воде — рядом, почти скользнув по мне, и закрыл собой полмира, весь в каплях, прильнувших в восхищении к его загорелой коже, повисших хрусталем на волосах, на ресницах.

— Боюсь, Диана, с плаванием сегодня не сложится: я буду очень занят, — хрипло произнес он и рывком прижал меня к себе.

— Ну и ладно! — засмеялась я, заключая его в кольца своих рук и ног. — У нас еще будет на это время… веришь?

А потом мы готовили ужин.

Все свечи, что нашлись в доме, наполнили кухню теплым, танцующим светом, сгустив мрак по углам. Пока за окном на гриле румянилась рыба, дразня нас дымной струйкой, я пыталась нарезать салат. Но Кайл… помогал мне как мог, и коварные овощи норовили удрать на пол, намекая, что там будет удобнее и нам.

И каждое прикосновение поражало жадностью, жалило новизной, запоминалось навечно!

Это был праздничный вечер.

Смеясь и без конца прерываясь на поцелуи, мы сервировали блюда на лучших тарелках — затейливо, с удивившим нас самих мастерством. Наконец, закончив, замерли в восхищении, глядя на картину, где мы были всюду: в черном зеркале окна, в округлых боках бокалов, в глазах друг друга…

Вкус еды захватил нас, он был яркий, новый… последний. А запахи! Откупорив бутылку, чтобы она подышала, мы опьянели от одного аромата, не выпив и капли вина.

Мы так торопились! Еще, еще пожить, ощутить мир и друг друга! Пока не вытекли последние песчинки нашего времени. А их оставалось все меньше. И нам нужно было спешить.

Но я не сгорала дотла, теряя себя. Я нашла свое место. Оно было в руках человека, считавшего каждый миг жизни, ценившего каждый вдох, каждый из ужасающе малого числа, отпущенного судьбой нам обоим…

Меня разбудила боль.

За окном едва брезжил туманный рассвет. Грохот волн, пытавшихся сокрушить наши скалы, царил в мире звуков. Ветер, холодный и влажный, проникал далеко вглубь дома через открытое окно, робко постукивая рамой о защитную ножку, еле слышно шурша занавеской в соседней комнате, умирая в ванной у зеркала.

Почему же так больно?

Кайл с улыбкой пробормотал что-то через сон, беззвучно, заглушаемый яростным штормом, и притянул меня к себе покрепче. Я высвободилась, осторожно маневрируя, стараясь не прервать его сладкий отдых. Но это не разбудило его. Он лишь вздохнул и перевернулся на другой бок.

Мне хотелось побыть одной.

Подхватив с пола свитер Кайла, я скользнула в его спасительную теплоту. Доходивший мне до колен, из мягкой бежевой шерсти, он подарил чувство защищенности, бесполезное в эту минуту…

Было больно. И глупо! Желать сохранить обретенное.

Я только прикоснулась к счастью, только ощутила покой — и с удивлением поняла, что еще способна на это. А под утро, будто дразня, мне приснилась наша возможная жизнь — недолгая, но счастливая. Жизнь, в которой самым большим горем будет потеря друг друга… а не молодости, красоты или доверия.

И мне вдруг до боли захотелось ее всю прожить!

Как глупо…

Тяжелое стальное небо управляло штормом. Волны рвались на самую террасу, окатывая край соленой водой, расцвечивая камни темным. Никогда раньше я не видела такого неистовства. Ветер, мой преданный друг прежде, сегодня пытался меня убить. Он рвал одежду и волосы, толкал на землю — прилечь, а затем, непоследовательный в своих желаниях, тащил ближе к краю…

Может, сопротивляться не стоило? И так вот — вот все закончится!

Оглянувшись с тоской на открытое окно дома, которому предстояло вскорости осиротеть, я зацепилась взглядом за нечто ярко — трепещущее. В стороне от брызг, близ камней, на которых я тренировала свое разбитое тело, горело пламя.

Зачарованно глядя на танцующее алое пятно, я подходила все ближе и ближе, всматриваясь, как близорукая, неспособная разобрать, что это было. Что за …?

Это был кусок моего бального платья. Тот самый.

Как же быстро…

Хоть бы на день позже. Хоть бы на час!

Под камнем, прижимавшим шелковый лоскут, лежало что-то белое. Ноги замедлили ход, и я обреченно остановилась над открытым конвертом. Адресата, как и в прошлый раз, не было. Вынув лист дорогой атласной бумаги, я услышала, как замерло сердце.

Знакомый почерк. Всего два слова.

Ты свободна.

Вдруг ветер вырвал алый шелк из-под камня и, вздернув к самым небесам, унес в сторону кипящего океана. Мои глаза сами следили за его неудержимым полетом, пока, спустя мгновение, он не исчез за обрывом.

Взгляд вернулся к бумаге в моих руках.

Ты свободна.

И тут понимание обрушилось на меня!

«Да», — прошептали губы.

Я повернулась лицом к ветру. Он с радостью бросился мне в глаза, помогая слезам перелиться…

— Да!.. Да! — закричала я изо всех сил, перекрывая грохот бури, прижимая драгоценную вещь в моих руках к сердцу. — Я свободна!

Свободна!

Я смеялась, и слезы текли по щекам, а ветер срывал их и бросал в шторм — вслед за моим прошлым.

Больше нечего было бояться! Я принадлежала лишь самой себе и могла прожить ту жизнь, которую выбрала, и с тем, кого предпочла. И теперь никто, кроме смерти, не способен был нас разлучить!

Имеющий власти и пороков в избытке, Кристоф привычно брал желаемое, меняя законы, ломая преграды, разрушая все на пути… Все… Но не это.