Заповедными тропами - Евгений Спангенберг

Уже больше часа из-под земли доносится приглушенный собачий лай. Это работает в норе Левко. Он крупнее всех остальных фоксов, зол до крайности, но не обладает хорошими рабочими качествами: не умеет загнать зверя в тупик. Лай слышится то с одной, то с другой стороны — значит, зверь то и дело перемещается в своем подземном жилище. Где копать, где вскрывать нору — непонятно, и охотники бездействуют, проклиная глупого пса.

Все с нетерпением ждут, когда пустобрех наконец вылезет наружу. На смену ему уже приготовлен маленький Чубчик. С Чубчика сняли ошейник, держат его на руках, и пес дрожит всем телом от нетерпения. Его глаза устремлены на темное отверстие входа, голова медленно склоняется то вправо, то влево. Он чутко ловит заглушенные звуки и, видимо сообразив своим собачьим умом, что Левко работает из рук вон плохо, начинает скулить и рваться.

Наконец из норы, утомленный бесцельным облаиванием барсука, появляется Левко. Не успели охотники взять пустобреха на привязь, как Чубчик выскользнул из рук и устремился к норе. И тут произошло то, чего мы никак не ожидали. Левко вцепился зубами в горло Чубчика, и обе собаки, свившись в клубок, покатились под гору. Охотники кинулись за ними, зная, что такая драка может окончиться смертью.

Мы нашли собак у подножия холма. Левко беспощадно душил Чубчика. Не было возможности разжать страшные челюсти фокса. Чубчик слабо хрипел, мышцы его ослабели, в закатившихся глазах угасала жизнь.

В этот критический момент у меня мелькнула счастливая мысль: схватив обеих собак, я бегом кинулся к потоку и погрузил голову ненавистного Левко в воду. Пес пускал пузыри, захлебывался, извивался, но, видимо, сам был не в состоянии разжать челюсти. Однако скоро Левко потерял сознание, и тогда с помощью кинжала мы смогли наконец развести сжатые челюсти.

Обе собаки без признаков жизни лежали на земле.

Всей душой возмущенный происшедшим, я не интересовался судьбой Левко. Все мои усилия были направлены к тому, чтобы вернуть к жизни Чубчика. И вот наконец он открыл глаза, а спустя полчаса, еле передвигая ноги и качаясь из стороны в сторону, брел за мной к пасеке. Пес оказался живучим как кошка, и, не присмотри я за ним, он бы улизнул в лес, туда, где продолжалась охота, где привязанные собаки злобно лаяли на воскресшего «утопленника» Левко.

После этой истории я взял Чубчика под свое покровительство, хотя это псу и не нравилось: он не любил бездействовать. Я отстаивал перед охотниками свою точку зрения, считая, что такую собаку, как Чубчик, надо сохранить для охоты на лису. Лисица не может усидеть в норе при натиске хорошей собаки, выскакивает наружу, где и попадает в руки охотника. Напротив, барсук бешено защищается, предпочитая погибнуть, но не выйдет из своего подземного жилища. Много собак гибнет при охоте на барсуков.

Однажды я остался на пасеке один. Все ушли на охоту в горы. Сижу я за столом под открытым небом, попиваю чай с душистым медом. Чубчик тут же спит у моих ног и во сне взлаивает. Наверное, во сне с барсуком дерется. Вдруг я вижу: зашевелилась одна из тыкв, положенных на завалинке дома. Покачается она в разные стороны и опять встает на старое место. Что за диво? Почему тыква словно живая вертится?

Подошел я осторожно к завалинке и вижу, что в тыкве сидит большая туркестанская крыса. Прогрызла она в тыкве дыру, залезла внутрь и лакомится сочной мякотью.

«Ну, — думаю, — пакость такая, теперь не уйдешь. Заряда не пожалею, а тебя живой не выпущу». Надо сказать, что крысы сильно подпортили собранную мной коллекцию птиц и млекопитающих, и я на них был зол.

Заткнул я прогрызенное отверстие тряпкой, положил тыкву на лужайку возле дома, а сам пошел в комнату за ружьем. Иду я обратно, вкладываю на ходу в ружье патрон, смотрю — возле тыквы крутится Чубчик. Ему хотя крысу и не видно, но чует пес, что в тыкве сидит зверь.

И я решил, что стрелять не буду, пусть Чубчик сам с крысой расправится, а то пес соскучился без охоты. Выдернул я из дыры тряпку, отошел назад, чтобы не мешать Чубчику, и стал наблюдать, что будет. Выскочила крыса наружу и, как завидела собаку, поднялась на задние лапы и зубы оскалила. Только Чубчик на нее кинулся — крыса вцепилась зубами ему прямо в нос. Пес трясет головой, старается освободиться и не может.

Тут я не выдержал — вмешался. И получилось так, что оказал я Чубчику медвежью услугу. Взял я палку да сбоку поддал крысу. Она отлетела от Чубчика шагов на пять. Пес тут же бросился на врага и мигом задушил грызуна.

Взглянул я на победителя и ахнул: половины носа у пса как не бывало — осталась у крысы в зубах. Засуетился я, расстроился — жалко собаку, а Чубчик помахивает обрубком хвоста, смотрит мне в глаза и будто хочет сказать, что охота на крыс ему все-таки очень понравилась. Покрутился он около меня, раза два слизнул языком кровь и отправился домой досыпать.

Ну и Чубчик! Ну и урод! Наверное, другая собака, лишившись половины носа, целый час бы визжала, а Чубчик и внимания не обратил.

На той неделе случилось несчастье. Во время охоты на барсука погибла самая лучшая рабочая собака Ледка. Загнав барсука в отнорок, она, пока охотники раскапывали нору, не выпускала зверя из тупика. Но в самый последний момент барсук решил прорваться, залез под собаку, да так прижал ее к верхнему своду, что у Ледки грудная клетка захрустела. Барсук задушил собаку, но и сам застрял. Так и откопали барсука с мертвой Ледкой на спине.

Потеряв Ледку, охотники снова стали таскать на охоту Чубчика. Я больше не хотел принимать в этом участия, предпочитая бродить с ружьем по горам.

Но как-то раз прихожу домой, а мой хозяин-пасечник и говорит:

— Знаете, а ведь Чубчик пропал.

— Как пропал?

— Да не знаю точно. Говорят, обвал получился и собаку в норе завалило. Пробовали раскапывать — ничего не вышло. Корни да камни мешали. Ну и бросили. А жалко собаку.

Как я это услышал, места себе не меху найти. За что ни возьмусь — все из рук валится. Жду вечера, когда вернутся охотники. Но охотники нового ничего не рассказали. Говорят, собаку откопать невозможно. Оставили они это гиблое дело и в течение целого дня охотились на других барсуков.

Однако на следующий день по моему настоянию охотники показали мне нору, в которой завалило Чубчика. Лег я на землю, приложил к ней ухо и слышу под землей редкий глухой лай. Бедный пес! Бросили его на гибель, а он, верный своему долгу, все еще лает, старается не упустить барсука. Ну и Чубчик!

«Нет, — думаю, — не допущу, чтобы такой пес голодной смертью погиб!»

Пришел я домой и спрашиваю пасечника, где сейчас в лесу работают киргизы из лесничества. Мне было известно их искусство копать землю. Пасечник рассказал мне, где их надо искать, и я тотчас отправился в лес. Однако на поиски ушло немало времени, и только к вечеру я пришел домой в сопровождении двух здоровенных парней.