Земля воды - Свифт Грэм

Колокола звонят. Значит, он не на осклизлой крыше. И он не… Он в доме на Черч-лейн, Гилдси, который Том и… А ему на какую-то долю секунды показалось, что он тонет. И на какую-то долю секунды ему показалось, что склонившееся над ним лицо…

Это было всего лишь видение, Хенри Крик, это был всего лишь отблеск волшебной сказки, которую нужно наконец рассказать, которая рвется наружу сквозь бьющееся в спазмах горло. Потому что, да-да, так и есть, когда тонешь, перед тобой проносится вся твоя жизнь. И теперь самое время, и другого времени не будет рассказать всю эту…

Он слабеющей рукой подзывает сына, из дальней дали, от самого конца кровати. Но сын, встревоженный промелькнувшим в отцовских глазах выражением, уже и сам придвинулся ближе; и эта славная девочка (да это же Мэри, а это, должно быть, их супружеское ложе, господи, как оно все повто…) уже схватила, неожиданно твердой и сильной хваткой, не только его собственную руку, руку умирающего, но и руку крошки Тома.

Его губы дрожат, складываясь в неровный кружок.

Однажды, давным-давно…

51

О ФЛЕГМЕ

Называемой также слизью. Или мокротой. Весьма двусмысленная субстанция. Не жидкая и не твердая: сплошная тягучая зыбкость. Благодатная (смазывает, очищает, смягчает, защищает) и в то же время неприятная (универсальный знак отвращения: плевок). Она следит за воспалительными процессами: сохраняет и распределяет жидкость. Когда в человеческом теле (или в душе) возгорается пламя, на помощь спешит флегма. Она старается уладить непорядки. А когда все тихо, занята повседневным трудом по дренажу и откачке.

В силу своих сырых и вялых, свойств она враждебна всяческому возбуждению и вдохновению. Сангвиник и холерик ей антипатичны, она наклонна к меланхолии. Преобладание флегмы может способствовать следующим чертам характера: уравновешенность; трезвость; терпение; хладнокровие; спокойствие. А также выпестовать их сестер-двойняшек: вялость; тупость; фатализм; безразличие; ступор.

Весьма противоречивые особенности темперамента, свойственные, как принято считать, замкнутым и наклонным к заболеваниям дыхательных путей англичанам. Старики имеют к ней наклонность; она вступает в сговор с жизненным опытом. Больным и горячечным она несет весьма двусмысленное утешение. Облегчает страдания и мешает лечить; помогает и всегда готова подставить ножку. В соответствии с древней традицией, предрасположенность к флегме, либо, иными словами, к водянистой вялости должно излечивать при помощи разного рода укрепляющих напитков. И особого рода средство на все случаи жизни (хотя с точностью рассчитать дозировку и предсказать последствия фактически невозможно): употребление спиртных напитков.

52

О «РОЗЕ II»

Итак, мы прыгаем на велосипеды и едем на станцию, в Хоквелл. Отец впереди, я за ним. Как раз поспеваем на шесть тридцать в Кингз-Линн. Воздух там затхлый и спертый, но мы сидим в душном зале ожидания (так, чтобы никто нас не заметил – хотя ни я, ни отец не обмениваемся на этот счет ни единым намеком – из расположенного рядом наблюдательного пункта Хоквеллской сигнальной будки). Шесть тридцать как часы. Мы заталкиваем велосипеды в кондукторский вагон. Кондуктор, один из участников былой круговой поруки железнодорожных служащих, задействованных в доставке нелегальных грузов (мешки с битой птицей в одну сторону, бурбон в обратную), заводит разговор: «Да ведь это же Хенри Крик, не иначе. Тот самый, что нашел сынишку бедолаги Джека Парра…» Но у Хенри Крика нет охоты разговаривать. У Хенри Крика такой вид, будто он увидел призрак, Мы едем три остановки до Даунхем-маркет, выгружаемся и едем вверх, около мили, до Стейтовой переправы на восточном берегу Узы, в окрестностях которой, как мы склонны предполагать, стоит на якоре – а она и в самом деле там стоит, с четверть мили, или около того, вверх по течению приливного канала, – «Роза II».

Землечерпалка. Грязеотсос. Извлекатель ила. Побитая, ржавая шестидесятифутовая посудина – там, где на большинстве судов надстройки нисходят к палубе более или менее плавно, более или менее грациозно, – чудовищное уродство: грязный, замызганный транспортер с ковшами и таким же грязным и замызганным подъемным механизмом.

Почему же сей нелепый монстр получил столь звучное имя? Зачем благоуханная эмблема такому зловонному делу? Роза. Роза? Да кому только в голову пришло этакое имечко? Роза. «Роза II». Даже самое скромное судно наделено хоть отдаленным отзвуком романтики. Паровички, пыхтя, заходят в экзотические гавани, корветы мчатся по своим рискованным маршрутам (потому что на дворе у нас, опять же, лето сорок третьего). Но землечерпалка, землечерпалка.

И кто же выберет работу на землечерпалке в качестве жизненного призвания? Кто подпишется на бесконечную, не сходя с места войну с грязью? Земле-черпание-зрябултыхание, дерьмокопание-дураковаляние. Здесь отмокнет самый твердый дух. И самая яркая душа покроется тусклой патиной.

Но кто-то должен делать грязную работу. Потому что от грязи никуда не денешься. Она накапливается, застывает наносами, и ей нет дела до того, что там творится в суетном внешнем мире. Потому что ил, как мы прекрасно помним, он и строитель, он и разрушитель земель, захватчик рек, ярый враг дренажа. Здесь нет простых решений. Нам приходится черпать, черпать, черпать из глубин безжалостную тяжесть, которую оставляет за собой время.

Вот и представьте себе положение Стэнли Бута, Капитана землечерпалки, владельца «Розы II», которому осенью 1941 года приходится подыскивать себе хорошего помощника. Кого-то, кто смог бы разделить с ним его капитанскую ношу, кто снял бы с его плеч груз двадцати пяти лет сплошной очистки узского дна (потому что в Стэнли Буте не осталось любви к своему труду), кто ослабил бы тенета приржавевшей, пожизненной верности «Розе II». Помощники капитана приходят – если уж на то пошло, Стэн Бут их нанял больше двадцати человек. Но они и уходят – теперь уже без оглядки – на войну, где у противника по крайней мере человеческое лицо. Они не станут всю жизнь торчать в грязи.

Он дает объявление – в который раз – в «Гилдси игземинер». И получает предложение от мистера X. Крика об устройстве на работу его сына – юного, но, судя по всему, отнюдь не многообещающего соискателя, поскольку армия им не заинтересовалась и даже письмо самостоятельно написать он и то не в состоянии. Молодой человек и впрямь оказывается полудурком. Говорит он как дерьмо лопатит (но, с другой стороны, Стэн Бут и сам не то чтоб краснобай), и в арифметике, мягко говоря, не силен. И при том, к удивлению Стэна Бута, он ловок и силен, надежен и не склонен перечить старшим; и, что самое главное, у него на землечерпальную работу словно бы природный нюх.

Стэн Бут не скупится на жалованье новому работнику. И не только на жалованье: поскольку это счастливое приобретение никуда уходить не собирается, он готов даже ссудить ему определенную сумму в счет будущих заработков, так, чтобы его новый помощник смог купить подержанный мотоцикл, на котором ездить на работу будет не в пример сподручнее, нежели попервоначалу установившимся способом (на молоковозе до Ньюхайта, а оттуда на автобусе, первым рейсом, до Стейтовой переправы). И если начистоту, новый помощник – он ранняя пташка и всегда может сам запустить грязеподъемник в те дни (а таковые выпадают все чаще), когда у капитана не лежит душа к излишней пунктуальности.

Стэн Бут счастлив. Его юный подмастерье счастлив. Так точно, счастлив. Ибо как еще объяснить (возможно ли, чтобы новому помощнику, такому исполнительному и надежному, и в самом деле нравилась его работа?) эти странные песни, это не в склад не в лад, но весьма довольное урчание, которое доносится иногда сквозь грохот подъемника и шлеп-шлеп-шлепанье вынутого ила? (Кто и когда, скажите на милость, слышал о веселом дерьмокопе?)

Стоит ли удивляться, что Стэн Бут то и дело где-то ближе к полудню дает себе волю оставить «Розу» со всей ее надсадно лязгающей машинерией под столь надежным и внимательным присмотром и, сев в положенный по штату на землечерпалке ялик (и тем самым бросив на произвол судьбы своего доверчивого напарника), направить путь свой в сторону ближайшего прибрежного паба.