Отравленный трон - Селин Кирнан

— Пора спать, Кристофер.

— Ага, — он перевел взгляд на нее. — А ты встанешь завтра меня проводить?

Она горячо закивала.

— Спасибо, — шепнул он и устроился на подушках спиной к огню, лицом к Лоркану.

Переодевшись в ночную рубашку, Винтер еще долго стояла перед своей постелью, холодной и чистой в голубоватом свете луны, а потом стащила с нее одеяло и отправилась в комнату Лоркана.

Кристофер испуганно вздрогнул и приподнялся, когда она вернулась. Его лицо было залито слезами, которые он стал смущенно вытирать рукавом. Винтер молча расположилась на подушках, лежавших между Кристофером и камином.

— Спасибо, — прошептал он, когда она накрыла его одеялом. Потом она устроилась за его спиной, залезла под одеяло и поправила подушки.

Некоторое время они лежали так, Кристофер спиной к Винтер, а она на боку, подложив под щеку ладонь. Оба смотрели, как спит Лоркан.

Через некоторое время Винтер подвинулась ближе и обняла Кристофера за талию. Она прижалась щекой к его спине и закрыла глаза. Рука, лежащая на животе Кристофера, расслабилась, Винтер уже начала засыпать, когда он взял ее ладонь в свои и прижал к груди. Так она и заснула, греясь о его длинное худое тело, чувствуя на руке его странную ладонь с недостающим пальцем, чувствуя, как воцаряется на душе мир и спокойствие, когда он прижимает ее ладонь к сердцу.

Первое прощание

Луна села, а солнце еще не взошло, когда Винтер проснулась. Еи было тепло и уютно на мягких подушках — она не сразу поняла, где она. Потом вспомнила спальню Лоркана, смех, вкусный ужин и дружескую беседу. Эту ночь она проспала с Кристофером бок о бок.

Кристофер уже встал. Ночью Винтер, должно быть, повернулась во сне лицом к камину и теперь лежала тихо и глядела на его вырисовывающуюся в сумерках на фоне пламени стройную фигуру. Лишь через несколько секунд она увидела, что он уже одет и совсем готов к отъезду.

«Ах, Кристофер! Так скоро?»

Он, с внимательным лицом, налил воды из большого чайника в серебряный чайничек Рази и закрыл крышку, не замечая, что она следит за ним. Она увидела, как он раскладывает в чайные чашки мед и ломтики лимона. Сердце Винтер сжалось, когда она заметила, что он готовит четыре порции. Похоже, Кристофер не хотел отказаться от надежды, что Рази сможет к ним присоединиться.

Он был одет в дорожный костюм — темную куртку с длинными рукавами, прикрывающими его руки до костяшек, черные брюки для верховой езды и сапоги до колен с прочными подошвами. На бедрах у него был дорожный пояс с кошельком, патронташем и пороховницей, с небольшим круглым щитом и странным ножом — такого Винтер еще никогда не видела. Она разглядела и рукоятку его черного кинжала, который торчал из правого сапога.

Кристофер аккуратно положил по ложке в каждый стакан, собираясь разливать чай. Винтер нахмурилась, следя за его точными, аккуратными движениями.

В нем было что-то очень странное. Но что же?

Мягкие волосы Кристофера, обычно наполовину скрывавшие лицо, были сурово и гладко зачесаны назад. Он туго завязал их тонким черным шарфом. Его узкое лицо казалось старше. Улыбчивый рот, живые глаза выглядели теперь решительными и опасными. Он до ужаса отличался от улыбчивого лентяя, к которому она привыкла. Если бы Винтер встретила этого человека на улице или в таверне, она бы проверила свой кошелек и ни за что бы не поворачивалась к нему спиной.

Винтер глядела, как Кристофер размешивает чай. Его жесткое, холодное лицо повернулось теперь к свету, и во внезапном порыве гордости и печали к Винтер пришел ответ. Это, поняла она, маска Кристофера.

Стоя на коленях перед огнем, готовя чай к своему прощальному завтраку, Кристофер мысленно был уже в пути. Он предчувствовал время, когда ему одному, без защиты, предстоит путешествовать по опасным дорогам на юг, и уже надел шкуру такого человека, к которому прежде, чем приставать по дороге, дважды подумаешь. Один взгляд на это лицо — и забываешь, что это всего лишь худой и бледный парень с искалеченными руками, без друзей и спутников.

При этой мысли Винтер вжалась щекой в подушки и закусила губу — так сжалось сердце от внезапного страха за него.

Кристофер, все еще пребывая в счастливом неведении о ее пристальном взгляде, вытащил из кармана салфетку и расстелил у очага, в салфетке оказалось одно из вчерашних печений. Несколько секунд он стоял на коленях, пристально глядя на него. Огонь бросал отблески на его тихо шевелящиеся губы. Затем он аккуратно разломил печенье на четыре части и поспешно, будто вспомнив о том, как быстро летит время, одну часть съел сам, одну бросил в огонь, третью положил в карман, а с последней частью в руке встал и подошел к постели, в которой крепко спал Лоркан.

«Колдовство! — подумала Винтер с испугом, но сразу же побранила себя: — Ты слишком долго жила на Севере, Винтер Мурхок. Заразилась тамошними суевериями».

Винтер видела, как Кристофер поцеловал оставшуюся часть печенья и аккуратно прикоснулся ею к губам Лоркана. Он сделал это так осторожно, что Лоркан не пошевелился во сне. Затем Кристофер спрятал свое приношение Лоркану под подушку и выпрямился, задумчиво глядя на друга.

Винтер это показалось невыносимо трогательным — она нарочно повернулась на другой бок, чтобы Кристофер понял, что она не спит. Он повернул к ней голову, и лицо его сразу преобразилась — по-кошачьи лукавая улыбка, веселые ямочки на щеках. Глаза его ожили.

— Доброе утро, девочка, — прошептал он. — Я тебя разбудил?

Она с улыбкой покачала головой.

— Ты молился, Кристофер?

Он удивленно глянул на нее, затем улыбнулся, с любовью и грустью глядя на Лоркана.

— Можно и так сказать, — признал он со смешком. — Много времени прошло с тех пор, как я в последний раз совершал этот ритуал… но мне показалось, что это нужно сделать именно сейчас.

— Кристофер — странное имя для язычника, — тихо заметила она.

Он сдвинул брови, услышав слово «язычник», но почти сразу же смягчился и усмехнулся:

— Меня так назвала мать. Не думаю, что это слово что-то значило для нее, просто красиво звучало. — Он снова опустил глаза на Лоркана и задумчиво пробормотал: — Хотя, может, она и была христианкой, кто знает?

Он отвел от лица Лоркана прядь волос и снова повернулся к огню. Так странно было слышать, какими громкими и четкими стали теперь его шаги в сапогах с жесткими подметками. Он присел у огня и налил две чашки крепкого, черного, как смола, чая, как принято у турков.

— Держи, — шепнул он, протягивая ей чашку.

Они пили чай в непринужденном молчании, в тишине раздавалось лишь потрескивание огня. Винтер трудно было грустить: ей не верилось, что Кристофер уезжает. Сидеть здесь, в тишине и спокойствии, поджав под себя ноги и закутавшись в одеяло, казалось так… правильно. Кристофер сидел на скамеечке перед очагом, вытянув перед собой скрещенные ноги. Он смотрел на спящего Лоркана, а Винтер разглядывала его профиль. Кристофер держал чашку с чаем под подбородком, вдыхая пар с ароматом лимона, и невозможно было понять выражение его лица.