Среди волков - Дженнифер Барнс

Один за другим другие дети тоже поднялись с земли.

Я чувствовала их, тянущихся друг к другу и ко мне, и в этот момент я приняла свое решение.

Мы все были одним и тем же.

Все мы.

Мы были одинаковые.

Не знаю, по какой причине, но мне повезло. Я смогла спастись, а они — нет. Но всю оставшуюся жизнь, все то время, которое я проживу — будь это секунды или годы, — я буду жить для них. Я буду заглаживать свою вину перед ними. Я сделаю так, чтобы они примирились сами с собой.

Мое.

Мое.

Мое.

Послышался шепот изо всех углов двора, когда мы стали предъявлять права друг на друга. Мэдисон и члены ее Стаи, Чейз, я, а потом, словно рождение звезды, невероятная вспышка света и жара, и нас всех бросило на землю.

И только Пренсер остался стоять.

И когда все пришли в себя, лишь одна команда осталась в воздухе, да и в наших телах тоже.

Убить Бешеного.

Я встала на ноги и, отгоняя ночные кошмары, пошла к Чейзу. Прижалась к его боку, а он зарылся головой в мои волосы. Он был — мой, а я — его. Мы были одно и то же… и даже больше.

Я всем телом приникла к Чейзу. Я вдыхала его запах, и это был запах спокойствия и дома. А все вокруг нас переключались, становясь волками, и я чувствовала, как энергия наполняет воздух. Это была не только энергия переключения, не просто мощь Стаи во время совместного бега, это было нечто более древнее.

Более глубокое.

Первозданное.

Драться.

Много лет Мэдисон и другие не вспоминали о том, что они это могут. Владычество Вилсона держало их инстинкты на привязи, но сейчас…

Драться.

Драться.

Драться.

Зловещая тишина опустилась на траву, чтобы мгновение спустя быть нарушенной ужасным звуком — нечеловеческим воплем, заглушаемым воем, клацаньем зубов и хрустом раздираемой кожи.

Они бросились на него со всех сторон. Сбили с ног на землю. Бросились толпой на его тело — сплошной мех, когти и красное… красное… красное…

Я чувствовала эту ярость. Чувствовала ее, как вой сирены, крепче и крепче прижимаясь к Чейзу. Запах крови в воздухе был таким густым, что другой запах — паленый волос и мужской одеколон — растворился в нем.

И больше ничего.

Все было кончено.

Кончилось неистовое пожирание добычи, пелена рассеялась так же быстро, как и появилась, и когда я отняла голову от груди Чейза, чтобы посмотреть на эту бойню, от Вилсона — Бешеного уже не осталось ничего, что можно было бы похоронить, не говоря уже о том, чтобы исцелить.

Вопли стаи — нашей стаи — эхом отдавались в моей голове единым анималистическим воем, смешанным с человеческими словами.

Чейз и я подождали, когда это прокатится по нам, смывая все, что было до этого момента. Мы обнялись.

Он был — моим.

Я была — его.

Но в одиночестве мы не остались. Это без всякого сомнения. Я вплавилась в сознание Чейза, он вошел в мое, и Чейз — Волк — Брин, на одно мгновение, мы увидели мир вокруг нас всеведущими глазами. Увидели наши связи с другими — с Лейк и Девоном и с каждым из детей, обращенных Вилсоном. Увидели силу, которой мы обладали, увидели, как она вскипала, когда остальные возвращались в человеческое обличье и поворачивались к нам.

Стая.

Стая.

Стая.

Возбуждение от того, что мы — Чейз — Волк — Брин, померкло при сравнении с другим невероятным ощущением — быть Нами. Всеми Нами. Желание бежать, быть вместе, быть свободными было непреодолимым, и второй раз в своей жизни я почувствовала, как что-то — адреналин, наверное, — заставило меня оглянуться в поисках вожака.

Они хотели бежать. И не могли. Еще не могли. Они все — вокруг меня, и шепот стаи превратился в одно единственное слово. Альфа, альфа, альфа.

И тогда мы поняли — Чейз, и его волк, и я, — что все они, все эти волки, кажется, смотрят прямо на меня.

Глава

ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Я? Как они могут смотреть на меня и прокручивать в голове слово, которое выражает собой такую власть? Абсолютную, непогрешимую, вечную. Защиту. Наказание. Правосудие.

Альфа стаи включал в себя многое, но человеческое — это было совершенно не его. Но все же вот они стоят и пристально смотрят на меня с каким-то чуть ли не осязаемым ожиданием в глазах. И энергия убийства гудит в их телах. Они хотят бежать, и они хотят, чтобы я сказала им, что они могут это сделать.

Твои, беззвучно сказал мне Чейз и положил голову мне на макушку. Кожей головы я чувствовала его горячее дыхание и вздрогнула, как от холода.

Мои. Это утверждение пришло от волка внутри Чейза, ослабленного в схватке и покрытого шрамами… и еще очень сердитого из-за того, что ему не позволили забить его добычу: того человека, который осмелился прикоснуться к девушке. Волк Чейза не предъявлял претензий ни на кого из других живучих и не отвечал на их безмолвную мольбу о беге. Он констатировал то, что, по его мнению, было совершенно очевидным.

Я была — его.

Мне хотелось спрятаться в Чейзе, скрыться в его сознании, найти убежище в его волчьем собственническом инстинкте и смотреть оттуда в дюжины глаз — человеческих и волчьих, — сверлящих мои глаза. Но я не могла.

Альфа. Альфа. Альфа.

Это слова на высокой ноте уже выли в моем мозгу.

Делайте, что хотите, сказала я им. Хотите бежать — бегите.

Но этого им было недостаточно. Это было не то, что им было нужно. Им была нужна я. Они нуждались в обещаниях и в ответах на их вопросы. Им было нужно, чтобы я поклялась дать им то, что обещала мгновение назад: сделать все возможное и невозможное, чтобы помочь им преодолеть годы Вилсоновых оскорблений.

Бежим. Это слово вылетело из моего сознания на мгновение раньше, чем слетело с моих губ. Но и в том и в другом отношении оно вылетело откуда-то из самых глубин моего «я» — чего-то древнего, чистого и совершенно сбивающего с толку. Я не была оборотнем, но что-то внутри меня было. Что-то такое же грубое и первобытное, как волк внутри Чейза. Инстинкт выживания — он же и защитный инстинкт. Едва я приказала остальным бежать, позволила им это сделать, как я вздрогнула, ощутив, что их чувства овладевают мной точно так же, как в тот самый день, когда я бежала со стаей Каллума. Я впустила их в себя, почувствовала каждого из них через наши недавно установившиеся связи.

Стая была жестокой, прекрасной и живой, переполненной собственной энергией. И я вскинула голову к небу и завыла.

Я скорее почувствовала, чем увидела, то воздействие, которое этот звук оказал на Чейза. Он выгнул спину, и его волк вырвался наружу, заставив его переключиться. Подчиняясь инстинкту, я упала на колени рядом с черным, как ночное небо, телом рядом со мной и пристально посмотрела в волчьи глаза. В глаза Чейза. Зарылась руками в его мех — шелковистый, совсем негрубый — и почувствовала, как его сердце бьется под моими ладонями.