Паутина и скала - Томас Вулф

Полдень наступил, миновал, а Эстер не появлялась. Чувство ликующей радости сменилось у Джорджа унылым, болезненным предчувствием. Он принялся нервозно расхаживать взад-вперед по террасе перед библиотекой, браниться вполголоса, уже уверенный, что она одурачила его, что не собиралась приходить, и в ярости сказал себе, что это ерунда, что ему наплевать.

Джордж повернулся и в бешенстве зашагал к улице, бранясь под нос, но тут позади него послышался топот быстрых маленьких ног. Он услышал, как сквозь шум толпы женский голос выкрикнул имя, и хотя не разобрал имени, понял сразу же, что оно его собственное. Сердце его заколотилось от невыразимой радости и облегчения. Он быстро обернулся. Через суетливую, беспорядочную толпу во дворе к нему пробиралась она, оживленная, румяная, как яблоко, в изысканной, желтовато-коричневой осеннего цвета одежде. На нее падали яркие лучи полуденного октябрьского солнца, она по-детски радостно спешила к нему быстрыми шагами и семенящими пробежками. Ловила ртом воздух: и Джордж полюбил ее в этот миг, полюбил всем сердцем, но сердце его не призналось в любви, и он об этом не узнал.

Эстер была очень красивой, румяной, изящной, очень свежей и цветущей и походила на доброго ребенка, пылкого, исполненного веры в жизнь, сияющего красотой, добротой, обаянием. Глядя на нее, Джордж ощущал боль невыразимой радости и печали: на нее падал бессмертный свет времени и вселенной, люди расступались перед ней, и его вновь охватило мучительное желание всемогущества: ему казалось, что с помощью волшебного слова он сможет раскрыть душу, выразить все, что ощутил, увидя Эстер ясным октябрьским полуднем в тот день, когда ему исполнилось двадцать пять лет.

Джордж широким шагом устремился обратно навстречу ей, она ускорила шаг навстречу ему, они сошлись, импульсивно взялись за руки и стояли, тяжело дыша, не способные от волнения вымолвить ни слова.

— О! — выдохнула Эстер, когда обрела способность говорить. — Я так бежала… Увидела, что ты уходишь — сердце у меня из груди чуть не выскочило! — А потом сказала уже поспокойнее, глядя на него с легким упреком: — Ты уходил.

— Я подумал… — Джордж умолк, подбирая слова, не зная в том опьянении от облегчения и радости, что подумал. — Я заждался тебя, — выпалил он. — Проторчал здесь почти целый час — ты сказала в двенадцать.

— Нет, мой дорогой, — спокойно ответила она. — Я сказала, что в двенадцать мне нужно быть в костюмерной. Я опоздала на несколько минут, извини — но говорила в двенадцать тридцать.

Чувство облегчения и радости было все еще таким сильным, что Джордж почти не слышал объяснения.

— Я подумал… потерял надежду, — выпалил он. — Решил, что ты не придешь.

— О, — спокойно, но вновь с упреком произнесла она, — как ты мог так подумать? Ты должен был знать, что приду.

Все это время они крепкой от волнения хваткой держались за руки и тут наконец разжали их. Чуть отступили назад и поглядели друг на друга. Эстер сияла, Джордж невольно улыбался от радости.

— Ну, молодой человек, — весело воскликнула она, — каково чувствовать себя двадцатипятилетним?

Все еще улыбаясь и с глупым видом таращась на нее, Джордж промямлил:

— Хо… хорошо… Господи, — порывисто воскликнул он, — тебе очень идет коричневое.

— Нравится, а? — оживленно, весело спросила Эстер. С гордостью и удовольствием, какие могут вызвать у ребенка его вещи, провела рукой по груди платья, такого же, как красное, что было на ней тогда в театре. — Это одно из моих индийских сари. Очень рада, что тебе понравилось.

Взявшись под руку, все еще глядя друг на друга, совершенно не замечая толпы, прохожих, города, они подошли к ступеням и спустились на улицу. На тротуаре остановились и только тут заметили окружающих.

— Ты уже решил, — неуверенно заговорила Эстер, глядя на Джорджа, — куда поедем?

— А! — Он опомнился, внезапно пришел в себя. — Конечно! Я знаю один итальянский ресторанчик в Вест-Сайде.

Достав из-под мышки сумочку, Эстер похлопала по ней.

— Устроим празднество. Я сегодня получила зарплату.

— Нет-нет! Платить буду сам.

Джордж остановил такси, распахнул перед ней дверцу. Они сели в машину, и он назвал водителю адрес.

Ресторанчик находился на Западной Сорок шестой стрит в ряду особняков, и почти в каждом имелось заведение наподобие этого. Таких, должно быть, в Нью-Йорке тогда были тысячи.

Расположение их за несколько лет «сухого закона» для множества нью-йоркцев стало обыденным. Входили в ресторанчик через решетчатую подвальную дверь. Чтобы подойти к этой двери, нужно было спуститься по нескольким ступенькам в бывший приямок перед окном подвального этажа, потом требовалось позвонить и дожидаться. Вскоре появлялся мужчина, смотрел через решетку и, если узнавал посетителя, впускал его.

Интерьер тоже был обыденным для подобных заведений. Первоначальный план особняка почти не изменился. Узкий коридор шел от фасада в глубь здания, в конце его помещалась кухня; слева от входа находилась крохотная гардеробная. Справа в комнатке чуть побольше, но очень узкой и темной размещался маленький бар. Из бара вела дверь в обеденный зал примерно такой же величины. По другую сторону коридора находился зал побольше, образованный из двух комнат, стену между которыми снесли. Выше, на первом этаже, были еще залы и отдельные номера. Еще выше — Бог знает что! — находились сдаваемые комнаты, темного вида жильцы бесшумно поднимались и спускались по старой лестнице с ковровой дорожкой, быстро, бесшумно проскальзывали в парадную дверь. То была тайная ночная жизнь, о существовании ее изредка догадывались и никогда не шали, она никогда не соприкасалась с грубым, буйным весельем, с пьяными голосами и громким стуком внизу.

Владельцем этого заведения был высокий, худощавый, бледный мужчина, отмеченный какой-то терпеливой грустью, легкой унылостью, он нравился клиентам, они улавливали в нем порядочность и дружелюбие. Человек этот был итальянцем по фамилии Покаллипо, звали его Джузеппе, постоянные клиенты переделали это имя в Джо.

История Джо Покаллипо, если заглянуть в громадную катакомбу жизни, где обитают миллионы неприметных людей, тоже была обыденной. Он принадлежал к тем простым, добрым, вполне порядочным людям, которых обстоятельства, случай, условия того порочного времени вытолкнули наверх, и которые не очень радовались этому безжалостному улучшению.

До «сухого закона» Джо был официантом в ресторане одного из больших отелей. Его жена сдавала комнаты в этом самом доме, клиентура ее состояла главным образом из актеров, эстрадников и нескольких опустившихся всевозможных театральных служащих. Со временем она стала подавать еду кое-кому из жильцов, когда те просили, и Джо, умелый повар, стал готовить по выходным платные воскресные обеды. Это начинание, представлявшее собой на первых порах услугу жильцам, оказалось удачным: еда была недорогой и превосходной, люди приходили по многу раз, зачастую приводили друзей, в конце концов воскресные обеды у Джо снискали известность, и он с женой трудился в поте лица, дабы накормить всех желающих.

Пришлось, разумеется, взять дополнительную прислугу и расширить столовую; тем временем вступил в силу «сухой закон», и участники воскресных обедов навели Джо на мысль о целесообразности подавать вино тем, кто захочет. Итальянцу такая просьба казалась не только скромной, но и вполне естественной; к тому же, он разузнал, что, несмотря на этот закон, вино, как новое, так и старое, поставляют тем, кто способен за него платить, в изобилии. Хотя цена была высокой, он быстро выяснил у друзей, оказавшихся подобным же образом втянутыми в лабиринт этой необычной деятельности, что прибыли торговля вином дает громадные.

Дальнейший путь был ясен. На миг — всего лишь на миг — Джо задумался, когда понял, на какую опасную дорогу вывело его легкомысленное предпринимательство, когда увидел, перед каким выбором стоит; однако игральные кости были налиты свинцом, одна чаша весов была слишком перегружена, и принять взвешенное решение оказалось невозможно. Перед ним были два пути. С одной стороны, он мог по-прежнему работать официантом, это означало возможность потерять работу, подобострастие, зависимость от чаевых; и конец этого пути, как Джо прекрасно понимал, мог быть только одним: старость, бедность, больные ступни. С другой стороны, перед ним лежал путь более опасный и жестокий, но искушающий перспективой быстрого обогащения. Он вел Джо если и не в члены преступного мира, то к сговору с ним; к сделкам с уголовной полицией; к насилию, непорядочности, нарушениям закона. Но, кроме того, сулил богатство, собственность, в конце концов независимость, и как многим простым людям того порочного времени, ему показалось, что выбирать не из чего.