Сорос о Соросе. Опережая перемены - Джордж Сорос

Ясно, что нестабильность является глубинной проблемой рыночной эконо­мики. Вместо равновесия свободная игра рыночных сил приводит к бесконечно­му процессу изменений, в котором избыток одного рода сменяется избытком другого рода. При определенных обстоятельствах, особенно если в ситуации участвует кредит, дисбаланс может накапливаться до тех пор, пока не будет до­стигнута кризисная точка.

Это заключение открывает «ящик Пандоры». Классический анализ целиком основан на предположении об эгоистических интересах; но если преследование эгоистических интересов не ведет к стабильной системе, возникает вопрос, до­статочно ли следовать эгоистическим интересам для выживания системы. Ответ – твердое «нет». Стабильность на финансовых рынках может быть сохранена только с помощью некоторой формы регулирования. И как только мы делаем стабильность политической целью, для этого выявляются иные основания. Бе­зусловно, в условиях стабильности необходимо также сохранить и конкуренцию. Общественная политика, направленная на сохранение стабильности и кон­куренции и многого другого, полностью противоречит принципу свободы дей­ствий. Кто-то должен ошибаться.

XIX в. можно считать веком, в котором была широко принята политика сво­боды действий, и она была основным экономическим порядком в большей час­ти света. Очевидно, этому веку не было присуще равновесие, провозглашаемое экономической теорией. Это был период быстрого экономического роста, в те­чение которого изобретались новые методы производства, возникали новые формы экономической организации и границы экономической деятельности рас­ширялись во всех направлениях. Старые рамки экономического контроля были сломлены; прогресс был столь стремительным, что не было времени для его планирования. Изменения были столь новаторскими, что не существовало спо­соба их контролировать. Государственный механизм был неадекватен для реше­ния новых, дополнительных задач; он едва был в состоянии поддерживать закон и порядок в быстрорастущих городах и на расширяющихся границах.

Как только скорость роста замедлилась, механизмы государственного регу­лирования стали поспевать за возложенными на них требованиями. Собирались статистические данные, взимались налоги, и некоторые из наиболее очевидных аномалий и злоупотреблений свободной конкуренции корректировались. По ме­ре того как новые страны вступали на путь индустриализации, они все больше смотрели на примеры других. Впервые государство смогло осуществлять эффек­тивный контроль над экономическим развитием, и людям предоставлялся реаль­ный выбор между политикой свободы действий и планированием. Случилось так, что это ознаменовало конец «золотого века» политики свободы действий: сначала пришел протекционизм, а за ним последовали иные формы государст­венного контроля. К началу XX в. государство уже могло диктовать правила иг­ры, и, когда нестабильность финансовых рынков привела к общему кризису бан­ковской системы, вызвав Великую депрессию 1930-х г., государство было гото­во заполнить образовавшуюся нишу.

Принцип свободы действий пережил сильнейшее возрождение в недавние годы. Президент Рейган обращался к «волшебной силе» рынка. Маргарет Тэтчер поощряла принцип выживания сильнейших. И вновь мы живем в период быст­рых изменений, инноваций и нестабильности. Но принцип свободы действий содержит все ту же ошибку, что была в нем и в XIX в.

Фактически каждая социальная система, каждая человеческая конструкция содержит ошибку, и недостатки нашей организации не должны быть использо­ваны для оправдания их достоинств. Люди часто совершают ошибку, поступая таким образом. Один из основных уроков, которые необходимо извлечь из не­давнего опыта, заключается в том, что следование узким эгоистическим интересам не предоставляет адекватного набора ценностей для решения тех политиче­ских вопросов, с которыми нам приходится сталкиваться сегодня. Нам необхо­димо обратиться к более широкому спектру ценностей, которые относятся к вы­живанию всей системы, а не только к процветанию ее отдельных участников. К этому моменту я должен буду вернуться при рассмотрении вопроса о ценностях.

Свобода

Эффективная конкуренция не приводит к равновесию, но она максимизиру­ет свободу индивидов, сокращая их зависимость от существующих взаимоотно­шений. Свобода обычно рассматривается как право или набор прав – свободы слова, перемещения или религии, – защищаемый законом или конституцией. Это слишком узкий взгляд. Я предпочитаю придавать этому слову более широкое значение. Я рассматриваю свободу как доступность возможностей. Если воз­можности намного хуже некоторой текущей ситуации или если изменение тре­бует значительных усилий и жертв, люди продолжают оставаться зависимыми от существующей ситуации и подвергаются разного рода ограничениям, оскор­блениям и эксплуатации. Если у них есть иные возможности, которые ненамно­го хуже, они свободны от этого давления. В случае давления они просто уходят. В этом смысле свобода зависит от способности людей отказаться от существую­щего положения. Когда иные возможности ненамного хуже, свобода становится максимальной.

Эта точка зрения весьма отлична от точки зрения на свободу, которой люди придерживаются обычно. Свобода обычно рассматривается как идеал, а не как факт. В качестве идеала свобода обычно ассоциируется с жертвами. На самом деле она состоит в возможности делать то, что человек хочет, без необходимос­ти приносить жертвы.

Люди, которые верят в свободу как в идеал, могут страстно отстаивать ее, но они не обязательно понимают ее смысл, поскольку она служит им в качестве идеала, они стремятся рассматривать ее как абсолютное благо. На самом деле свобода совсем не лишена неприятных аспектов. Когда жертвы приносят свои плоды и свобода действительно достигается, это может казаться более очевид­ным, чем когда свобода была простым идеалом. Аура героизма спадает, а соли­дарность, основанная на общем идеале, распадается. И тогда остается лишь множество людей, каждый из которых следует своим интересам так, как он их понимает. Они могут совпадать или не совпадать с общественным и интереса­ми. Это свобода, которую можно найти в открытом обществе, и это может разо­чаровать тех, кто боролся за нее.

Частная собственность

Свобода, как она определена здесь, распространяется не только на людей, но и на все средства производства. Земля и капитал также могут быть свободны в том смысле, что они не привязаны к конкретному использованию, но на них рас­пространяются некоторые постепенно расширяющиеся возможности. Это ос­новное требование института частной собственности.