Добролёт - Валерий Николаевич Хайрюзов

бежал с автоматом в руках. Вспоминая то время, хотелось бы отметить, что страна работала, все надеялись, что жизнь развернётся в нужную и правильную сторону. Кстати, я видел, что люди доверяли лётной форме и тем книгам, которые я успел написать и издать. Так что шанс у каждого из писателей был…

Запомнилось, сразу же после писательского собрания, ко мне подошёл Валентин Григорьевич, к тому времени уже ставший союзным депутатом, начал говорить: мол, ты, Валера, не боишься, что однажды к тебе в квартиру постучится цыганка, а за нею куча ребятишек и скажет, пока ты, депутат, не добьёшся ей квартиры, она поживет у тебя? Я с некоторым удивлением глянул на него. Позже, уже после расстрела Белого дома, он на моём дне рождения сам вспомнил и так объяснил тот эпизод. «В своё время Фёдор Тютчев написал стихи:

Блажен, кто посетил сей мир

В его минуты роковые!

Его призвали всеблагие

Как собеседника на пир.

Я думал, что в этом поэтическом преувеличении есть какая-то неправда, – продолжил Распутин. – Ну какое может быть блаженство в минуты страшные и роковые?! А эти страшные дни и минуты наши враги кажут по телевизору; горящий Белый дом, бегущих по улицам людей, солдаты в касках и стреляющие по окнам российского парламента русские танки. А ведь там – наши соотечественники, живые люди, народные депутаты, персонал. И это не сон, это у нас, на российском телевидении, вещает американский канал CNN. Но уже сегодня, спустя некоторое время, я могу сказать: прав был поэт. Это были минуты, когда сидящие там депутаты смогли показать себя, свой характер, свою силу, своё человеческое достоинство. Здесь я могу назвать Сергея Бабурина, Анатолия Грешневикова, Виктора Спирина, Владимира Подлужного, Леонида Ясенкова, Валентина Редькина, Владимира Вершинина. Мне приятно, что они почти все сибиряки и Валерины друзья. Мне хотелось бы напомнить один случай. В начале девяностых годов, когда я узнал, что Валера выдвигается в депутаты, я при встрече сказал: «Зачем тебе это? Одно дело, когда тебя впрягают, но зачем добровольно лезть в эту упряжку?» Живёт себе человек за милу душу, летает, пишет книги издаёт их – и решил напугать его цыганкой! А только позже до меня дошло: надо же такое сказануть – напугать лётчика! То, что довелось испытать российским депутатам, Валериным друзьям, сегодня трудно представить. Это была судьба совсем иного рода и начинаешь думать: да, поэт был прав, что блажен тот человек, кто посетил наш мир в минуты роковые, и начинаешь понимать: вы нас гнёте? Ничего, мы выстоим и пойдём дальше, уйдём в глухую оборону и, как Москва ушла от Наполеона, так и Россия уйдёт от Ельцина и от тех, кто сегодня рядом с ним управляет Россией. Вернее, думал, что управляет…»

Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ. Валерий Николаевич, однажды на иркутском телевидении Василию Ивановичу Белову был задан такой вопрос: «Зачем России нужны храмы? Можно, наверное, сохранять духовность и без них?»

Валерий ХАЙРЮЗОВ. Было такое. У меня даже сохранилась запись той беседы, когда они были на иркутском телевидении вместе с Валентином Григорьевичем Распутиным. «Русский – значит православный, – ответил тогда Белов. – Русский народ и духовность – неразделимы! Трагическое разделение русского человека и как следствие разделение русского народа произошли, когда случился церковный раскол и начало дробиться наше духовное сознание. У нас в Вологде был митрополит – святитель Игнатий, который встречался с Александром Сергеевичем Пушкиным. Он говорил, что корень нашей духовности один. И противник у нас один – это атеизм. Это неверие в Бога нашего и Спасителя. Я уверен, что нельзя возродить духовность без храма. Я у себя в деревне Тимонихе решил возродить храм. Жителей в когда-то богатой и населённой деревне почти не осталось. Но в голове засела и не давала покоя одна мысль – что воскресение единого нашего дома, тела нашего, невозможно без восстановления церквей и приходов. Но для этого нужен первый шаг. Недаром у нас говорят: «Почин дороже дела». Осмотрел заброшенную церковь, прикинул, что могу сделать один и кого потом попрошу на подмогу, взял лом, топор, пилу и, перекрестившись, принялся за работу. Ещё никогда не работал я с такой охотой, точно Господь мне сам помогал. Кой-где заменил оклад, починил крышу, сделал крест. Он оказался тяжёлым, его я вырубил из лиственницы. Но поскольку помощников, кроме Господа Бога, поблизости не оказалось, решил при помощи верёвок поднять крест на купол. Было это после дождя, а я торопился закончить работу. И, поскользнувшись, сорвался! Но Господь и здесь помог, уберёг меня – ободрав руки в кровь, я сумел зацепиться и спуститься на землю. Крест я всё же установил, когда подсохло. Поглядел на него издали – стоит крепко, на своём месте. В душе шевельнулось доброе и хорошее чувство: вот стоит начать – и всё получится. Отвечая на заданный вопрос, могу сказать, надо соединить культуру светскую и духовную. Начать со «Слова о полку Игореве», «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона и потихоньку двигаться дальше…»

Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ. Многие герои твоих книг: «Приют для списанных пилотов», «Опекун», «Колыбель быстрокрылых орлов» «Колумб Вселенной», спектаклей «Сербская девойка», «Святитель Иннокентий», «Стюардесса» и других, – это носители подлинно русских ценностей. Когда я писал предисловие к твоей книге, я назвал тебя русским Экзюпери. Ты – не только выдающийся русский писатель, но и прекрасный лётчик, пилот первого класса, командир корабля. Поделись своими размышлениями, каким был самый запоминающийся в твоей судьбе полёт, и какую свою книгу ты бы посоветовал школьникам прочесть в первую очередь?

Валерий ХАЙРЮЗОВ. Какую книгу прочитать? Скорее всего, детскую, «Истории таёжного аэродрома». Ещё, пожалуй, «Гагарин. Колумб Вселенной». Какой полёт мне больше всего запомнился? Наверное, первый и последний. А так их было тысячи, и каждый был не похож на предыдущий. Что мне дала авиация? Она дала мне профессию, работу, возможность посмотреть на нашу планету сверху. Подарила незабываемые впечатления и возможность общаться с разными людьми. У тех, кто сидел со мной в кабине, были свои взгляды на нашу работу. Запомнилась одна и та же реплика штурмана, когда после рейса на бодайбинские прииски он, подводя итог, задавал, как бы сам себе, один и тот же вопрос: «Может ли наша зарплата компенсировать затраченное время?» В то время один рабочий лётный день стоил примерно двадцать рублей. Полетавший в Авиаэкспорте и знавший, сколько получают лётчики в зарубежных авиакомпаниях, он мрачно вопрошал: «Кто же там у Господа работает бухгалтером?»

По его мнению, та