Семьи: книга третья - Андрей Васильевич Меркулов

В периоды учебы она ежедневно тратила по нескольку часов на разбор уроков, проговаривая с дочерью каждый шаг, буквально каждое действие, со всей возможной серьезностью подходя даже к таким заданиям, которым большинство родителей вовсе не придавали значения. Если требовалось сделать рисунок или аппликацию, Ольга могла весь вечер трудиться над ее изготовлением, в то время как дочка смотрела мультики по телевизору. Подобные случаи вызывали негодование, а порой и открытые насмешки Юрия. «Зачем ты тратишь свое время, делая аппликацию за Сашу? В этом же нет никакого смысла», — вопрошал он супругу. Но с точки зрения Ольги это было домашнее задание, его нужно было сделать, и сделать хорошо, а так как дочка не могла, то делала она. Видя, как вымотанная на работе жена до позднего вечера разбирает с Сашей уроки, Юрий в глубине души сочувствовал ей, и сейчас, когда она, загруженная домашними хлопотами, попросила его только решить с дочкой несколько примеров, а он не смог сделать и этого, горькая досада, вызванная угрызением совести, всколыхнулась в нем: чувство это отчетливо ощущалось им, но вовсе не осознавалось.

«Бесполезная трата времени, — под действием бессознательных переживаний вернулся он мыслями к занятиям Ольги с дочкой. — Часами сидит талдычит ей задания и совсем не понимает, что толку от этого нет никакого. Саша вообще не слышит ее, а лишь отвечает первое, что приходит в голову, в ожидании, пока та наконец не объяснит ей пример».

Все эти соображения давно уже и на много раз были передуманы Юрием. Первое время, когда Саша только пошла в школу, он, наблюдая за тем, как супруга делала с ней домашние задания, быстро понял, что от простого разбора примеров мало толку и что занятия с дочкой могут быть намного более эффективными. Юрий видел, что, выполняя упражнения, куда полезнее было не рассказывать Саше решение, а лишь понемногу подталкивать ее самостоятельно находить ответ. Он чувствовал, что может делать с дочерью уроки куда лучше Ольги, и, воодушевившись этой идеей, поначалу даже сам вызывался заниматься с ней. Но на поверку все оказалось намного сложнее, чем представлялось на первый взгляд.

Позанимавшись с дочерью несколько дней, Юрий очень скоро разочаровался в своих начинаниях. Саша, полностью перенявшая его характер, была крайне рассеяна, неусидчива и не могла сосредоточиться на уроках хоть сколько-нибудь долгое время. Малейшей мелочи, вроде задребезжавшего холодильника или пролетевшей мимо мухи, было достаточно, чтобы отвлечь ее. Внимания дочери хватало буквально на пять минут занятий, после чего от нее нельзя было добиться никаких результатов. Ольга, теряя терпение, просто объясняла пример и переходила к другому, но для Юрия это было все равно что вообще ничего не делать. Вместо этого он, видя, что дочка отвлекается и вовсе не слушает его, повинуясь своим бессознательным порывам, начинал морально давить на нее, чем приводил в полное смятение, так что заниматься становилось попросту невозможно. Позже, когда эмоции стихали, Юрий понимал, что его нажим на восьмилетнюю дочь, слабо владеющую своим сознанием, был абсолютно деструктивным, но ничего поделать не мог. Если он не давил на Сашу, то она расслаблялась и не могла сосредоточиться на упражнении, если давил — впадала в ступор. Единственный выход заключался в том, чтобы снова и снова просить дочку сконцентрироваться на задании, постепенно шаг за шагом прививая ей дисциплину и внимание. Но все это требовало недюжинного терпения, а главное — огромных затрат времени и усилий. Для каких-либо существенных результатов нужно было действительно работать с ребенком, и не раз в неделю, и даже не по часу каждый день, а постоянно, все свободное время. Придя к этим выводам, Юрий окончательно понял для себя, что заниматься уроками с дочкой не будет. Он не собирался жертвовать для этого сколько-нибудь значительным количеством своего времени, потому что само по себе владение знаниями, по его мнению, имело мало смысла.

«Сколько этих отличников учебы в школе, так никем и не ставших? — смотря в окно на проезжавшие по улице машины, вопрошал себя Юрий, подталкиваемый бессознательным желанием развеять гнетущее настроение. — Их знания — бессмысленный багаж, которым они никогда даже не воспользуются… У Эйнштейна были одни неуспехи по гуманитарным предметам, но ему это и не требовалось. Какая польза была в том, что его насильно заставляли изучать геологию и литературу? И с Сашей то же. Если она чем-нибудь заинтересуется, то, безусловно, ее увлечение надо поощрять и всячески ему содействовать, но если математика ей совершенно безразлична, то в этом нет никакого смысла. Нам как родителям нужно подтолкнуть ее к осознанию того, чем она сама желает заниматься, помочь ей найти направление, в котором ей хотелось бы реализовать себя. Вот что важно».

Думая о своем настоящем, своих зрелых осознанных целях, сформировавшихся у него всего каких-то несколько лет назад, Юрий видел, что школьные знания по большей части не пригодились ему. Вновь вспомнил он сейчас свои занятия с отцом физикой и алгеброй в старших классах, которые, хотя и происходили нечасто, были довольно интенсивными. Раз в полгода после очередного родительского собрания, где классный руководитель говорил о необходимости подтянуть с ребенком тот или иной предмет, отец Юрия на неделю (иногда энтузиазма хватало даже на две) брался контролировать выполнение им домашних заданий. После работы он проверял его уроки, которые, как правило, были сделаны неверно, и заставлял исправлять их. Получив задание, Юрий уходил в свою комнату, где заново решал примеры, а через полчаса отец опять звал его, чтобы снова отправить исправлять ошибки. С этими воспоминаниями живо возродились в Юрии чувства тех дней. Ни физика, ни алгебра не интересовали его, и он решал примеры абы как, вовсе не задумываясь над их сутью. В самых тягостных чувствах отправлялся он к отцу с очередным решением, предвидя недовольство и критику, которыми тот обрушится на него, а уйдя в свою комнату, наскоро выдумывал какое-нибудь новое решение и, склонившись для виду над тетрадкой, предавался своим отстраненным мыслям, ожидая, когда тот опять позовет его. Так повторялось по многу раз за вечер, и по мере того, как ночь плавно входила в свои права, отец Юрия все более раздражался умственной ленью отпрыска, не способного решить пары элементарных задачек и тем самым не позволявшего ему как следует отходнуть перед очередным трудовым днем. Оба хотели спать: и в ожидании решения уставившийся в экран телевизора безразличными раскрасневшимися от напряжения глазами родитель, и сидящий в своей комнате, клюющий носом над книгой сын. В конце концов, уже за полночь, порядком утомленный и разгневанный отец объяснял Юрию