Восьмая нота Джокера - Алёна Нова

─ быстро развязывает руки, помогая встать, и у меня кружится голова, но я привыкаю, уговаривая себя не расслабляться. ─ Я доверяю тебе, Мими. Сможешь ведь сама одеться?

Видимо, дела реально плохи, раз он даёт мне столько свободы, но я не упущу этот шанс, даже если на ногах едва стою.

─ Смогу.

Оглянувшись пару раз, всё-таки оставляет меня, наверное, уходя прогревать машину, и мой взгляд начинает метаться по комнате в поисках хоть чего-то, но кроме кровати и пустого шкафа здесь нет больше никаких предметов.

Острое отчаяние царапает изнутри, убеждая, что всё бесполезно, и крик застревает где-то в горле. Хочется хорошенько прокричаться, выплеснуть скопившуюся злость, но вместо этого я сажусь на кровать, начиная одеваться. Если придётся бежать, побегу, но в пижаме это явно будет неуместно…

Наклоняюсь, борясь с ноющей болью, натягиваю обувь, и тут замечаю осколок. Он под кроватью, затерялся и почему-то остался незамеченным, а мне он вообще кажется чем-то нереальным, но радости от этой находки столько, что я почти забываю об окружающем ужасе.

Как же мало человеку, оказывается, нужно для счастья…

Аккуратно поднимаю осколок и быстро прячу в карман, как раз в тот момент, когда чудовище возвращается. Осматривает внимательно, словно надеясь застать меня на месте преступления, потом натягивает на меня куртку, а затем снова стягивает верёвку на моих запястьях.

─ Прости, что снова приходится связывать, ─ искренне извиняется, но для него, должно быть, реальность такова.

Я делаю вид, что смирилась. Позволяю даже отвести себя вниз и не особо зацикливаюсь на том, чтобы запомнить обстановку. Дом пустой, да и к тому же, находится в отдалении от других – это становится ясно, когда мы выходим на улицу.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

─ Садись в машину, ─ подводит к двери, и я неторопливо забираюсь внутрь.

Пока он обходит авто, кое-как добираюсь до осколка, сжимая его в ладони и жду с колотящимся сердцем. Он появляется вскоре, но прежде чем мы трогаемся с места, я признаюсь:

─ Мне страшно.

─ Я никому не дам тебя обидеть.

Зато обижу сам.

─ Правда? ─ подаюсь к нему, глядя в воспалённые глаза, где кроме нервозности нахожу эту одержимость – она сейчас немного скрыта другими эмоциями, только никуда она не делась. ─ Тогда, пожалуйста, поцелуйте меня.

Он наверняка будет мне снова сниться.

Меня наверняка будет долго тошнить после этого, и о нормальном сне можно будет забыть, но это будет лишь в том случае, если я выберусь…

Моя просьба заставляет его наклониться ниже, однако у него и сомнений нет насчёт моих слов.

Приближается, будто боясь сделать резкое движение, и едва касается губами, мои сжатые в кулаки ладони с осколком резко вдёргиваю вверх, попадая ему куда-то под подбородок, но этого хватает, чтобы он отвлёкся.

Как могу, открываю дверь и спрыгиваю, слыша крик, полный боли, только я знаю, что времени у меня очень мало.

─ А ну вернись!

Спотыкаюсь, но не падаю. Просто бегу в сторону далёких огней, что есть сил, и сердце бьётся с болью, но мне сейчас совсем не до неё. Руки всё ещё связаны, единственное оружие осталось в машине, и преследователь, кажется, уже пришёл в себя.

Чёрт, до соседнего дома я не успеваю…

Зимний лес ничем не лучше летнего – да, медведи спят, но волки и другие хищники – нет, а ещё если я потеряюсь, будет совсем весело. Температура очень упала за последние дни моих вынужденных каникул, хотя даже так, по мне лучше умереть от холода, чем снова оказаться замурованной под землёй, да ещё и в компании ненормального.

Хотя, что я понимаю в нормальности?

Бегу от маньяка, скрываясь за деревьями, сама едва живая – где-тут нормальность?

Снег хрустит под ногами, и мой кошмар приближается, настигая, а моих сил всё меньше.

─ Знаешь, видимо, у нас с тобой такая судьба. Но на этот раз я останусь вместе с тобой. Вдвоём будет не так страшно, да? ─ приговаривает он, дыша в спину. ─ Обещаю…

Ну нет… Второй раз я просто не смогу.

Говорят, человеку выпадает ровно столько, сколько он может вынести, и вот я всей душой ненавижу эту фразу. Потому что я понятия не имею, сколько ещё дерьма мне положено разгрести, чтобы это прекратилось!

─ Я сожалею, слышишь? ─ крик эхом отражается от деревьев, попадая прямиком ко мне, и хочется зажать уши. ─ Мне правда жаль, что я так поступил с тобой, Миша… Неужели ты так и будешь обижаться?

Я затихаю, слыша его шаги, которые вроде удаляются, и сижу, как мышь, спрятавшись за толстым стволом. Вряд ли получится подняться, но если пережду, может, он уйдёт? Надеяться на это, конечно, глупо, только что мне ещё остаётся?

─ Давай поговорим!

Пытаюсь успокоить дыхание, а боль в груди только усиливается. Мне точно нельзя устраивать такие забеги.

─ Набегалась? ─ вдруг звучит над самым ухом, и я не успеваю отшатнуться.

Он поднимает меня на ноги, держа за куртку, и всё повторяется, как в ту ночь – только теперь его пистолет направлен на меня. Но я всё равно изворачиваюсь, вьюсь ужом, практически выскользнув из куртки, и мне даже удаётся отбежать на пару шагов.

─ Я никогда Вас не любила, поймите уже! Хватит внушать себе эту мысль и оставьте меня в покое! На этот раз Вы сядете, и никто не вытащит!

В его глазах опять разгорается безумие, которое и не утихало, но в этот раз я его, похоже, по-настоящему злю.

─ Хватит врать мне и себе! ─ орёт, почти оглушая и тряся оружием прямо как Абрамов. ─ Ты всегда была той, кто крутил передо мной хвостом, всегда смотрела на меня, соблазняя! Разве нет?

Наступает, оттесняя всё глубже в лес, и под моими ногами ломаются ветки.

─ Вы были учителем, и я Вам доверяла… Как Вы могли так поступить вообще? ─ пытаюсь хоть как-то достучаться до него, но это бесполезно.

А затем вообще едва не падаю – за спиной крутой спуск с холма, и мне либо прыгать прямо туда, доламывая ноги, либо сдаться.

─ Тебе некуда бежать, ─ тоже замечает моё положение. ─ Иди сюда сама или мне придётся выстрелить.

─ Так стреляйте! ─ ору, больше не в силах бороться. ─ Добровольно я не подойду!

Сперва не верит как будто, даёт мне время передумать, но где-то в глубине своей больной души он ясно видит правду.

─ Тогда умрём вместе, ─ решает, направляя