Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь - Михаил Шкаровский

Количество священников к началу 1944 г. достигло 175. Их острейшая нехватка была серьезной проблемой. Местных священнослужителей и миссионеров было относительно немного, поэтому Миссия в ускоренном порядке посвящала мирян в диаконов и иереев. Появлялись и «самосвяты»[785]. На территории собственно Ленинградской епархии миссионеров почти не было, и важными источниками пополнения духовенства служили клирики, освобожденные перед войной из мест заключения или снявшие в 1930-х гг. сан. Например, протоиерей П. Жарков с 1929 до начала 1940-х гг. отбывал заключение на Соловках, затем работал санитаром в Обуховской больнице, жил в Вишере, а с конца 1941 г. стал служить в Любани, Ушаках, Тайцах. В Гдовском районе возглавили приходы протоиерей В. Ирадионов и иеромонах Лин, также отбывшие 10-летнюю ссылку, причем первый снимал сан[786]. Однако священников все равно не хватало, и весь период оккупации существовала практика, «когда один служитель культа обслуживал по 3–4, а иногда и по 5 приходов»[787].

В своем обращении осенью 1942 г. о. К. Зайц писал о возможных путях частичного решения этой острой проблемы: «Чтобы увеличить персонал Миссии, требуется: а) не препятствовать воссоединению Эстонского епископства с экзархатом, б) сделать возможным прием в состав Миссии священников-эмигрантов… в) не чинить препятствий личностям, которых управление Миссии посылает для совершения рукоположения во священника или обучения в богословских школах в Ригу, Вильно…»[788] Но и в дальнейшем все перечисленные препятствия продолжали сохраняться.

Во вновь открытых церквах начали звонить в колокола, организовываться крестные ходы, возобновилось религиозное обучение детей. Так, в Красногорском округе в 1942 г. под руководством миссионера Ф. Ягодкина находилось 15 начальных церковных школ, а в Пушкиногорском районе функционировало 17 подобных заведений. Попытки ввести обучение Закону Божию в общеобразовательных школах значительного успеха не имели, и прежде всего из-за противодействия германских властей.

В связи с этим Миссии пришлось вести многомесячную упорную борьбу. Сначала военная администрация отнеслась к обучению детей Закону Божию положительно. В меморандуме квартирмейстера комендантам области тыла группы армий «Север» от 14 августа 1942 г. говорилось о том, что представляется целесообразным для усиления антикоммунистической тенденции снова разрешить преподавание религии священниками. Введение этого предмета в качестве факультативного или обязательного квартирмейстер предлагал предоставить на усмотрение местной администрации[789]. Но директивы из Берлина заставляли придерживаться другого подхода. И уже в акте записи заседания служащих военной администрации на территории группы армий «Север» от 6 сентября 1942 г. сообщалось, что проводить религиозные занятия в школах не разрешено, подобные занятия в школьных помещениях допускаются лишь вне учебных планов. По отношению к ним предлагалось проявлять предельную осторожность[790].

Такие же колебания были характерны и для местной администрации. В сообщении полиции безопасности и СД от 6 ноября 1942 г. указывалось: «Псковская комендатура в связи с заявлением Миссии о введении религиозных занятий сперва приняла отрицательное решение. Одновременно было запрещено проведение религиозных курсов вне школы… В ответ на это Миссия обратилась в комендатуру Пскова с новым заявлением и предложила: 1. Ввести религиозные занятия как официальный предмет преподавания. 2. В будущем отдел народного образования назначает преподавателей Закона Божия в качестве государственных служащих с постоянным окладом. На это прошение было дано предварительное разрешение начать религиозные занятия в школах. Окончательное решение отложено на более позднее время. В связи с открытием школ Миссия наметила на 4 октября общие богослужения для школьников. Она собирается постепенно установить иконы во всех школьных помещениях»[791].

Окончательное решение оказалось не в пользу Миссии. В выпущенных военной администрацией обязательных «Учебных программах для начальных школ» от 18 декабря 1942 г. преподавание религии отсутствовало. Более того, в мае 1943 г., сразу после окончания учебного года, были насильственно закрыты существовавшие в Пскове Дмитровская и Варлаамовская церковные школы. Всех детей старше 12 лет сделали трудообязанными, в то время как прежде это касалось лишь людей в возрасте 14–65 лет[792].

Правда, в дальнейшем факультативное преподавание Закона Божия в школьных помещениях после окончания уроков все же было разрешено. Для руководства подобной деятельностью в Пскове 15 мая 1943 г. был учрежден «Стол по распространению христианской культуры среди молодежи». Согласно сообщению полиции безопасности и СД от 4 декабря 1943 г. охватываемая «Столом» молодежь делилась на 3 группы: маленькие дети, школьники и подростки, посещающие школы. Работа с детьми была организована подобно существующей в детском саду, молодежь же разбивалась на группы, которые занимались религиозно-нравственными вопросами. Политические вопросы на этих занятиях не рассматривались[793]. «Молодежный стол» также разрабатывал учебные планы и готовил учителей для факультативного преподавания Закона Божия. Их катастрофически не хватало. Псаломщик Николо-Конецкого прихода Псковской области С.Д. Плескач в своем докладе от 25 января 1944 г. Ленинградскому митрополиту Алексию (Симанскому) писал: «Педагоги и учителя забегали потому, что их заставили преподавать Закон Божий. А как он будет преподавать, когда он был год тому назад настоящим передовым комсомольцем. Таким образом, кадр учителей не был подготовлен, а потому здесь получился полный разрыв»[794].

Руководящая роль в работе с молодежью принадлежала о. Георгию Бенигсену. В 1946 г. он вспоминал: «Мы делали все, что могли. Открыли сотни приходов, окрестили десятки тысяч некрещеных детей, подростков и взрослых. Открывали церковные приюты, детские сады и приходские школы. Вели огромных размеров катехизацию. Несли проповедь Евангелия в каждый доступный нам уголок. Посильно несли труд социальной помощи. Вели подпольную работу с детьми и молодежью, организуя церковные союзы, содружества, сестричества и братства»[795].

Первоначально Миссии удалось провести несколько богослужений для советских военнопленных. По сообщению берлинской газеты «Новое слово», подобное богослужение для 800 военнопленных с присутствием многочисленных горожан и крестьян состоялось 6 августа 1941 г. в Троицком соборе Пскова. В проведенном потом крестном ходе участвовало 2500 человек. В следующее воскресенье по просьбе населения крестный ход был повторен и собрал уже 5000 участников[796]. В дальнейшем подобное стало невозможным. Но некоторым священникам Миссии и позднее удавалось проникать к военнопленным. В частности, в докладе экзарху протоиерея П. Кудринского, служившего ранее в Рождествено под Гатчиной, говорилось, что он до осени 1943 г. обслуживал четыре лагеря военнопленных: «Каждое воскресенье я совершал богослужения в лагерях по порядку. Помимо этого я мог посещать лагеря в любое время и при известных условиях беседовать с военнопленными с глазу на глаз». Более того, около 25 человек были освобождены по ходатайству о. Кудринского, лишь с августа 1943 г. он потерял эту возможность[797].

Помимо препятствий к преподаванию Закона Божия и душепопечению военнопленных Миссия сталкивалась и с другими ограничениями властей. Так, по распоряжению Псковской комендатуры священникам было запрещено устраивать венчания до официальной регистрации брака. Нарушение запрета каралось денежным штрафом до 500 рублей. В ноябре 1942 г. в РКО была проведена акция по мобилизации металла, в том числе снятию и переплавке части церковных колоколов. В августе 1942 г. в Печорах, был арестован и передан СД русский священник Грец за то, что он отпевал в церкви расстрелянных нацистами. При этом Грец заранее сообщил о своем намерении в окружной комиссариат и т. д.[798]

Особенно много возмущений мирян и духовенства вызвали попытки в декабре 1941 г. ввести в некоторых городах (Остров и Струги Красные) вместо принятого в Русской Церкви юлианского григорианский календарь. Местные власти даже грозили священникам Миссии за неподчинение привлечением к ответственности. Видимо, подобные попытки предпринимались и далее, но без всякого успеха. В сообщении полиции безопасности и СД от 21 сентября 1942 г. подчеркивалось: «В религиозных делах нужно считаться с психологией народа. Православный русский гораздо менее страдает, если он в церковный праздник идет на работу с сознанием, что в его отсутствие торжественное богослужение в церкви проводится в соответствии с принятым священным обычаем, чем если он знает, что в его свободные от работы дни этому обычаю не следуют… Политически нежелательные результаты такого настроения сами по себе понятны»[799]. Неслучайно о. К. Зайц в своем упоминавшемся обращении осенью 1942 г. писал: «Чтобы обеспечить канонический порядок церковной жизни в освобожденных русских областях необходимо: а) сохранить каноническую принадлежность православного населения и церковной организации этой территории к Русской Церкви, б) не препятствовать и не изменять цикл богослужений, которые совершают по юлианскому календарю и восточным пасхалиям»[800].