10 гениев, изменивших мир - Елена Кочемировская

– Выход?

Маня подходит к своей сестре. Уговорить ее на то, что задумала Маня, – дело трудное. Приходится взвешивать каждое слово.

– Сколько месяцев ты сможешь прожить в Париже на свои накопленные деньги?

– Хватит на дорогу и на один год занятий в университете, – отвечает Броня. – Но ты же знаешь, что полный курс на медицинском факультете занимает пять лет.

– Ты понимаешь, Броня, что уроками по полтиннику мы никогда не выпутаемся из такого положения.

– Что же делать?

– Мы можем заключить союз. Если мы будем биться каждый за себя, ни тебе, ни мне не удастся поехать за границу. А при моем способе ты уже этой осенью, через несколько месяцев, сядешь в поезд…

– Маня, ты сошла с ума!

– Нет. Сначала ты будешь жить на свои деньги. А потом я так устроюсь, что буду посылать тебе на жизнь, папа тоже. А вместе с тем я буду копить деньги и на свое учение в дальнейшем. Когда же ты станешь врачом, поеду учиться, а ты мне будешь помогать.

На глазах Брони проступают слезы. Она понимает все величие такого предложения. Но в Маниной программе есть один неясный пункт.

– Одно мне непонятно. Неужели ты надеешься зарабатывать столько денег, чтобы и жить самой, и посылать мне, да еще копить?

– Именно так! – непринужденно отвечает Маня. – Я нашла выход. Я поступлю гувернанткой в какое-нибудь семейство. Мне будут обеспечены квартира, стол, прачка, а сверх того я буду получать в год рублей четыреста, а то и больше. Как видишь, все устраивается».

В сентябре 1885 года Мария обратилась в агентство по найму. Вскоре место было найдено. Но обстановка, в которой работала гувернанткой будущая двукратная нобелевская лауреатка, и приблизительно не соответствовала самым скромным надеждам Марии. Вот цитата из ее письма двоюродной сестре, датированного 10 декабря 1885 года:

«Дорогая Хенрика, со времени нашей разлуки я веду жизнь пленницы. Как тебе известно, я взяла место в семье адвоката Б[28]. Не пожелаю и злейшему моему врагу жить в таком аду! Мои отношения с самой Б. в конце концов сделались такими натянутыми, что я не вынесла и все ей высказала. А так как и она была в таком же восторге от меня, как я от нее, то мы отлично поняли друг друга.

Их дом принадлежит к числу тех богатых домов, где при гостях говорят по-французски – языком французских трубочистов, где по счетам платят раз в полгода, но вместе с тем бросают деньги на ветер и при этом скаредно экономят керосин для ламп.

Имеют пять человек прислуги, играют в либерализм, а на самом деле в доме царит беспросветная тупость. Приторно подслащенное злословие заливает всех, не оставляя на ближнем ни одной сухой нитки.

Здесь я постигла лучше, каков род человеческий. Я узнала, что личности, описанные в романах, существуют и в действительности, а также то, что нельзя иметь дела с людьми, испорченными своим богатством».

Конечно же, эта работа имела одно важное преимущество: Мария оставалась в Варшаве. Но вскоре стало понятно, что денег, которые она зарабатывает, недостаточно для выполнения поставленной цели. Тогда Мария приняла решение отправиться в провинцию, где ей предлагали более выгодные условия. 1 января 1886 года она покинула Варшаву. Ей предстояло работать в поместье Щуки близ деревни Красиничи, в ста километрах к северу от Варшавы. Девушка боялась, что новые хозяева окажутся не лучше предыдущих. К счастью, опасения оказались напрасными:

«Вот уже месяц, как я живу у 3. Время достаточное, чтобы привыкнуть к новому месту. 3. – отличные люди. Со старшей дочерью, Бронкой, у меня завязались дружеские отношения, которые способствуют приятности моей здешней жизни. Что касается моей ученицы Андзи, которой исполнится скоро десять лет, то это ребенок послушный, но избалованный и взбалмошный. Но в конце концов, нельзя же требовать совершенства!..

Я занята семь часов в день: четыре часа с Андзей, три с Бронкой. Немножко много, но что поделаешь! Комната моя наверху, большая, тихая, приятная. Детей у 3. целая куча: три сына в Варшаве (один в университете, два в пансионе); дома – Бронка (18 лет), Андзя (10 лет), Стась – трех лет и Маричка – малютка шести месяцев. Стась очень забавный. Няня сказала ему, что Бог – везде; Стась с выражением некоторой тревоги на лице спрашивает: «А он меня не схватит? Не укусит?» Вообще, он потешает нас неимоверно!»

Все-таки даже эта работа была жертвой. Легко представить себе состояние восемнадцатилетней столичной девушки, попавшей в глухомань. Кроме работы, писем домой и книг, у нее практически не было других занятий. Провинциальное общество ее мало интересовало. О нем Мария отзывалась с пренебрежением: «Какие разговоры в обществе? Сплетни, сплетни и еще раз сплетни. Темы обсуждений: соседи, балы, вечеринки и т. п. Если взять танцевальное искусство, то лучших танцовщиц, чем здешние девицы, еще придется поискать, и где-нибудь не близко. Они танцуют в совершенстве. Впрочем, они не плохи и как люди, есть даже умные, но воспитание не развивало их умственных способностей, а здешние бессмысленные и беспрестанные увеселения рассеяли и данный от природы ум. Что же касается молодых людей, то среди них не много милых, а еще меньше умных. Для них и для девиц такие слова, как «позитивизм», «рабочий вопрос» и тому подобное, кажутся чем-то ужасным, да и то если предположить, в виде исключения, что кто-нибудь из них слышал их раньше».

В Красиничах Мария пытается осуществить свои просветительские идеи. Летом 1886 года она не поехала домой, а осталась в провинции. Вместе со своей старшей воспитанницей и сверстницей Бронкой Мария собрала десяток крестьянских детей. По два часа в день юные просветительницы обучали своих учеников.

В провинции наша героиня не забывала и о собственном образовании. При расположенном рядом заводе была библиотека, в которой девушка брала книги по социологии, анатомии, физике, химии, математике. Помогала обучению Марии и переписка с отцом.

А вскоре девушка влюбилась. Предметом страсти молодой гувернантки стал сын хозяев Казимеж, вернувшийся на каникулы из Варшавы. Казалось, все складывалось хорошо. Чувства молодых людей были взаимными. Родители юноши хорошо относились к Марии, и влюбленные думали, что не за горами счастливый день их свадьбы. Но оказалось, что расположенность хозяев не простирается так далеко. Когда Казимеж задал родителям прямой вопрос о возможной женитьбе на Марии, родители пришли в ужас. Они считали, что гувернантка не может быть ровней их сыну. Под давлением родителей Казимеж отказался от своих матримониальных намерений. Только необходимость поддерживать Броню, сбережения которой в Париже быстро таяли, заставила Марию остаться в семье 3.