Мир фантастики 2010. Зона высадки - Павел Корнев

Крепкий, в общем, у меня Биток. И скорый.

Корнелиус, конечно, тоже на ботаника не похож, но… хрустнула кость, зараза! Уж больно в подходящее место Биток целил: даже если кость уцелеет, всё одно сустав из сумки выскочит. И будет ходить достойный Корнелиус с одной из коленок, вывернутой в сторону, противоположную движению.

Ведь ежели Биток во что-то целит, обязательно попадёт. Есть у моего сержанта такая характерность. Приятная для меня, впрочем.

Противник? Обездвижить и добить!

Ага. Хрустнула косточка нага. А Биток уже на ногах, кулаком Корнелиусу в челюсть метит. Да только всё. Этот фокус, похоже, только один раз и проходит.

Замер Биток. Замёрз. И я вместе с ним.

А Корнелиус стоит себе и косточками своими похрустывает. Сразу видно: большой любитель этого вида музыки. И по роже ничего не понять: то ли насмехается, то ли от боли скулу воротит. О! Ближе подходит. На своих, значит, на ногах. Без всякой посторонней помощи. И взгляд у него нехороший. Злой какой-то.

— Ни один волос… — напоминаю ему.

Ну, вдруг он забыл. Мало ли. Суета… заботы.

— Зачем же «один»? — говорит Корнелиус. Голос у него ласковый, даже нежный. — Пожалуй, я твоему «брату» этих самых волос чуток прибавлю. Чтобы, как вечером обгадитесь со своим зеркалом, предмета нашей душевной беседы надолго хватило.

Повернулся и ушёл. Сам. Ногами. Вот дела!

И сразу «отпустило». В смысле, разрешил нам этот фашист двигаться.

— Какого чёрта? — у Битока спрашиваю.

— Он это нарочно сделал, — хмуро Биток докладывает. — О воду ударил, в песке вывалял. Не гоже командиру…

— Милый! — и хочу ругать его, а на сердце тепло.

Это ведь Биток меня защищать бросился. Лейтенанта своего. Впрочем, как учили. Не мог Биток по-другому поступить, когда при нём офицера вместе с честью и достоинством Армии роняют. В самом, что ни на есть, грубом смысле.

— Милый! — говорю. — Они нас «уронили» в ту секунду, как мы приземлились. Дорога наверх нам закрыта, отныне и навсегда. И никто за нами не придёт. Никогда. А если не научимся сдерживать гонор и прочие армейские привычки, кончим лягушками в каком-нибудь пруду. И ещё повезёт, если вода будет достаточно грязная, чтобы местные аисты не скоро нас в этой вонючей жиже отыскали, на предмет своих гастрономических потребностей.

Совсем я расстроила Битока.

Без разрешения, не дослушав, повернулся сержант и пошёл себе. От песка отряхивается, да на руки поглядывает. Впрочем, в правильном направлении пошёл: к стекольной шихте. К нашему будущему зеркалу.

А там уже суета нашего брата, смертного. И всё как-то правильно у них получается. Сделали невысокий бортик по всему периметру расплавленного до плоскости песка, столы рядом понаставили, чаны, баки. И откуда у них столько стеклянных реакторов?

Прошлась я между столами, и сказать мне, вроде бы как и нечего: всё правильно делают. Из сахара восстановитель варят, рядом щёлочь мешают, чуть дальше раствор азотнокислого серебра… А Корнелиус уже около чана с сахаром колдует. Ну да, на сладкое… Смотрю — и вправду желтеет. Может, и вправду, они со временем так же работают, как наши гончары, скажем, красоту из глины давят?

Кстати, о красоте.

После всей этой акробатики не мешало бы и в порядок себя привести.

Я же не Биток, который фиолетовую макушку ладошкой пригладит и будет считать, что всё в порядке. У меня-то «порядок» другой. А то, что условий нет… так на то и трудности, чтоб было что превозмогать.

Посему возвращаюсь к берегу, вытряхиваю песок из волос, снимаю одежду… на предмет чистки и водных процедур. И на аборигенов мне плевать. Пусть смотрят и завидуют, инопланетяне хреновы. И вообще, может, хоть так урон врагу нанесу. Язвой желудка или фантазиями там какими, нереализованными…

А кругом — красота! Фиолетовое небо, бирюзовый залив, на другом берегу — в километре, не больше, — дворец стоит. Они его царь-домом называют. Тоже ведь занятная штука — ни города, ни каких-то других строений, только дура эта белокаменная в одиночестве: несколько куполов цветом под золото, только поярче, ближе к оранжевому, кругом — тот же песок кварцевый, под солнцем сверкает… Ну, и с десяток галер рядом с дворцом — делегации со всех сторон света прибывают, вопросы, значит, с цариком решать.

А если смертный на страх свой собственный рискнёт поприсутствовать, то милости просим, только вот жизнь и здоровье никто не гарантирует…

Поднимаю голову: в зените, прямо надо мной — продолговатая звезда сверкает. И свет дневной ей не помеха. Это звездолёт наш на стационарной орбите «отдыхает». Межзвёздный катер «Лидор». Сам-то невелик, но котёл работает только в движении, а так, на орбитальной «висячке» — гелиоконцентратор распускаем в целях утилизации энергии ближайшей звезды, площадь — один квадратный километр. Экипаж — четыре человека. Капитан, он же штурман, он же пилот. Двое техников и кок — куда пошлют, всегда на подхвате. Ещё два пассажира. Были. Мы с Битоком. Собственно, главное оружие дальней разведки.

Ведь это мы раздвигаем горизонты человечеству. Мы первыми садимся на планеты. И только по нашему особому разрешению приходит сюда всякий разный штатский люд: кто для торговли, кто на поселение, кто для исследований всяких, поисков приключений-на-свою-задницу…

Вот этот самый энергозаборник инопланетяне «клыком дьявола» и прозвали. Само лицо, значит, не видно, а зуб этот чёртов торчит. Поэты, стало быть, романтики…

Солнце полдень перевалило. Ещё три-четыре часа, и состоится очередная передача. Последняя. До сих пор передавали одно и то же: инструкции, что нам с Битоком нужно делать, чтобы экипажу было удобнее нас тут похоронить. Да. Такие дела. Не радостные, прямо скажем, наши дела. Мои и сержанта моего Битока.

Корабельный комп своего опознает и отличит от мёртвого вот так: на расстоянии ста километров. И пока мы живы и здоровы, он нас не оставит. Вместе с кораблём и с извозчиками, разумеется. Не могут они улететь без нас. В полном соответствии с программой: раненых не бросаем! Ну, разве что раненые сами об этом попросят. А как нам просить-то? Из средств связи можем предложить только булыжник и корпус челнока. Получится, конечно, громко. Только, думается мне, оттуда, с орбиты, им всё равно не разобрать, чего я тут морзянить буду.

Но и забрать нас отсюда они не могут. И тоже в соответствии с программой: в связи с неизвестной заразой, которая от любого изделия один только металл оставляет. До сих пор снится, как при посадке искрить начало, а кожух огнетушителя под руками — в кашу. А пена пламегасителя, что под давлением двенадцать атмосфер, в лицо сержанту…