Неукротимая Сюзи - Луиза Башельери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Матросы, которые только что вели себя насмешливо и угрожающе, теперь стояли молча и слушали во все уши. Когда Жан-Батист закрыл книгу, никто не осмеливался нарушить воцарившееся молчание, и оно затянулось на целую минуту. Наконец один из матросов воскликнул:
– Да ты ведь просто отъявленный плут, ты, юнга!
Еще один матрос сделал шаг вперед:
– Ты делал вид, что потерял дар речи, чтобы усыпить нашу бдительность!
– И ты подсматривал за нами, чтобы потом докладывать обо всем капитану!
– Ни в одном экипаже судна еще не было такого прохвоста!
– Ты поплатишься за свое коварство!
И тут за Жана-Батиста заступился шевалье де Лере – так, как тот пару минут назад заступился за него самого. Уже не размахивая больше шпагой, он просто заслонил его своим телом – хотя более хрупким, чем тело Жана-Батиста, – защищая его от разъяренных матросов, которые уже были готовы наброситься на юнгу. Стараясь говорить твердым голосом и придавая своему взгляду достаточно решительности для того, чтобы успокоить разгоряченные умы и заставить их рассуждать здраво, он заявил:
– Господа, вы ошибаетесь! Это настоящее чудо, что Жан-Батист теперь может читать вслух. Я клянусь вам, что не было никакого обмана и притворства и что бедный юноша был лишен дара речи в течение уже многих лет. Я сам очень удивлен тем чудом, которое сейчас произошло, потому что я вообще-то был свидетелем того, как этот юноша появился на белый свет.
Матросы молча слушали, и Сюзи, видя это, добавила:
– Дело в том, что он – мой брат!
Никто не стал отпускать шуточек, насмехаться и угрожать. Враждебность сменилась обычной недоверчивостью, а недоверчивость – добродушием. Матросы решили не считать больше Жана-Батиста обманщиком и уж тем более «стукачом» и согласились воспринимать общение корабельного писаря и юнги наедине друг с другом как общение двух братьев, при котором старший учит читать младшего. У них все еще звучали в ушах строки из поэмы Гомера: «В славную пристань вошли мы: ее образуют утесы, круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подле устья великими, друг против друга из темныя бездны моря торчащими камнями, вход и исход заграждая».
Кок, совсем уже позабыв о своей ссоре с одним из матросов, отвел юнгу в сторону:
– Скажи-ка мне, юнга, а не мог бы ты как-нибудь вечерком еще почитать вслух ту историю, из которой мы услышали только отрывок? За это ты получил бы дополнительную порцию сухарей…
– С удовольствием, – ответил юнга.
Сюзанне показалось, что ей все это снится.
Когда матросы разошлись кто куда, она побежала в кают-компанию к капитану, чтобы рассказать ему о том, что произошло.
– Томас, это было настоящее чудо! Жан-Батист снова обрел дар речи! Мы оказались с ним вдвоем посреди толпы, в которой назревала потасовка. Этот юноша захотел меня защитить, и он встал, как стена, между разъяренными матросами и мной…
– А за что они вообще могли на тебя разозлиться?
– Это неважно! Причина данного инцидента значения не имеет… В общем, мой братишка пришел мне на помощь. Его глаза метали молнии. Он выглядел впечатляюще: крепкое телосложение, молодость и решительность. Он противопоставил их насмешкам и угрозам физической расправы со стороны разгоряченных матросов! Однако обуздать их ему удалось не кулаками, а… голосом!
– Это и в самом деле чудо!
– Он без тени страха достал из кармана книгу, которую я ему дала, чтобы он учился читать… И тут вдруг раздался его голос – сильный и очаровательный. Матросы взволнованно слушали отрывок из десятой песни «Одиссеи» Гомера и… сдались. Кок даже попросил как-нибудь почитать ему эту поэму вслух…
Вскоре о случившемся стало известно и Николя Гамару де ла Планшу. Он категорически отказался соглашаться с утверждением Сюзанны о том, что произошло настоящее чудо, и даже упрекнул ее за подобное заявление.
– Мадам, – сказал он, – неужели и вы тоже склонны скорее принимать на веру, чем думать? Не пытайтесь увидеть какие-то чудеса там, где имело место обычное выздоровление!
– А что еще вы можете сказать по данному поводу, мсье? И какое объяснение происшедшему вам подсказывают ваш разум и врачебная практика? Мне вообще-то проще поверить в то, что это было… чудо!
– Могу сказать, что нередки случаи, когда рассудок человека, переживающего сильное потрясение, приводит в действие те или иные защитные механизмы с целью ограждения самого себя от того вреда, который это потрясение может ему нанести. Судя по тому, что вы рассказывали мне о своем юном брате, он утратил дар речи после смерти родителей, да?
– Да, именно так. Мне рассказала об этом кормилица, которая тогда за ними ухаживала.
– Вам понятен смысл слова «ошеломить»?
– Конечно.
– Не так уже редко случается, что если человек очень сильно чему-то удивляется, то он некоторое время не может вымолвить и слова…
– Это верно.
– У Жана-Батиста, который лишь один уцелел из всех своих ближайших родственников, наверняка появилось чувство вины из-за того, что все другие умерли, а он – нет. Вот и получилось, что внезапность и трагичность данного события его… ошеломили!
– Но каким же образом он сейчас выздоровел?
– На него, мадам, по всей видимости, благотворно подействовали ваша забота о нем и любовь к нему… ну, и целебные свойства поэзии Гомера.
Этот разговор состоялся в кают-компании, где не было больше никого и где его никто не смог бы подслушать, а потому врач позволил себе обращаться к шевалье де Лере как к женщине.
Корабельный писарь и капитан проводили все ночи вместе, как муж и жена, – которыми они, в общем-то, на самом деле были. Сюзанне частенько доводилось уговаривать Томаса не злиться на корабельного священника, чье мракобесие явно противоречило здравому смыслу и идеалам, за которые, будучи франкмасоном, ратовал капитан «Зимородка».
Священника этого звали Жермен Гоше. Он не раз решительно заявлял, что, после того как «Зимородок» достигнет острова Бурбон, он займется обращением в христианскую веру дикарей, которых он почему-то рассчитывал на этом острове найти. А пока что он снова и снова читал молитву «Отче наш», когда судну начинала угрожать какая-нибудь опасность, молился о том, чтобы были уничтожены его враги иезуиты, и набивал свой живот каждый раз, когда у него появлялась такая возможность, жульничая при раздаче пищи и то и дело пытаясь стащить из кладовой то сухари, то кусок соленого сала.
Узнав о том, что к Карпу вернулся дар речи, он захотел представить это как чудо, сотворенное Господом, и предложил устроить благодарственный молебен. Капитан же этому воспротивился.
– Вы слышали, отец Гоше, о Фонтенеле?[147]
– Да, мне кажется, что я когда-то слышал эту фамилию…
– Так вот, мсье, сообщаю вам, что это был очень умный и образованный человек, который еще задолго до того, как на белый свет родились мы с вами, изучил историю чудес и написал целую книгу о том, что ему удалось выяснить… Он проанализировал несколько рассказов об удивительных чудесах и наглядно продемонстрировал, насколько нелепо считать чудесами события, даже и не попытавшись докопаться до их настоящей причины, и приписывать Богу или дьяволу действия, в действительности совершенные людьми. В качестве иллюстрации к своим доводам он приводит следующую историю. В 1593 году пронесся слух о том, что у одного семилетнего ребенка в Силезии выпали молочные зубы и вместо одного коренного у него вырос золотой зуб. Один ученый врач написал целую книгу об этом зубе, в которой он заявил, что его появление является отчасти естественным, а отчасти чудесным, и что такой зуб был послан этому ребенку Богом, возжелавшим утешить христиан, запуганных турками. Многие другие ученые тоже написали об этом зубе различные книги. Никто не узрел бы в этом ничего плохого, если бы зуб и в самом деле был естественным и золотым. Однако когда его осмотрел один золотых и серебряных дел мастер, выяснилось, что то был самый обыкновенный зуб, очень искусно обернутый золотой фольгой. В общем, сначала написали кучу умных книг и лишь потом соизволили обратиться к тому, кто разбирается в золоте…
– Что вы хотите мне этим сказать, капитан?
– А то, что на этом судне есть только два хозяина: я и здравый смысл. Не было никаких чудес! А значит, не будет и благодарственных молебнов!
– Вы – безбожник! – заявил священник.
«Зимородок» продвигался все дальше на пути к острову Мадагаскар. Сюзи и Томас Ракидель продвигались все дальше на пути к идеальной любви. Угрожавшая им обоим опасность придавала их отношениям особую пикантность. Будучи вынужденными прятаться, они всегда испытывали легкую дрожь, когда оказывались наедине друг с другом в каюте капитана, которая находилась в носовой надстройке судна, куда простым матросам заходить не разрешалось, но где находились также каюты помощников капитана и священника. Если бы отец Гоше случайно увидел, чем капитан и корабельный писарь занимаются, он наверняка наложил бы на них вечное проклятие. Он сделал бы это еще даже с большей охотой, если бы узнал, что Ракидель – бывший гугенот, совсем недавно перешедший в католики, и что шевалье де Лере – женщина, переодетая в мужчину!
