Булгаков и «Маргарита», или История несчастной любви «Мастера» - Владимир Колганов

И снова о делах семейных. В первой главе я уже вскользь упоминал об удивительных превращениях, случившихся с дедом князя Юрия Михайловича Козловского по материнской линии. Пришла пора рассказать об этом человеке более подробно. Что ж, предоставим слово известному артисту и библиофилу Николаю Павловичу Смирнову-Сокольскому:

«Михаил Николаевич Лонгинов — библиограф и книголюб, автор множества заметок и статей о книжной старине. В круг литераторов он попал с детства. Его репетитором по русскому языку был молодой Гоголь.

В свое время в обществе его любили. Он был веселый, общительный молодой человек, прославившийся как автор неприличных по содержанию стихотворений. Это было в начале пятидесятых годов. Его называли „поэт не для дам“, и книжку таких „опусов“ он напечатал в Карлсруэ. Позже, став губернатором и сановником, он усердно скупал и уничтожал эти грехи юности.

В свое время Лонгинов был дружен с Некрасовым, хвалил Белинского, сочувственно отзывался о Чернышевском. Журнал „Современник“ охотно печатал его библиографические заметки. Играл он в либерала усерднейшим образом, и в заметках его проскальзывали иногда мотивы защитника свободы печати.

К концу пятидесятых годов он резко порывает связи с демократическим и либеральным лагерями и переходит к Каткову, сотрудничает в „Московских ведомостях“, „Русском вестнике“ и других реакционных органах. Тон его заметок и исследований меняется. По всему видно, что он делает это ради чиновничьей карьеры, которая быстрыми шагами идет в гору. В 1866 году он предводитель дворянства в Крапивенском уезде, в 1867 году — губернатор в Орле и, наконец, в 1871 году — начальник Главного управления по делам печати, главный цензор русской литературы. С яростью ренегата Лонгинов обрушил всю силу своего мракобесия на несчастную печать. Его свирепость удивляла даже видавших виды старых цензоров. Уничтожение книг стало его манией».

Михаил Николаевич Лонгинов

Лично у меня нет никаких сомнений в том, что причина изменения мировоззрения Лонгинова была связана с его намерением обзавестись семьей. Избранницей будущего губернатора стала Александра Дмитриевна Левшина, принадлежавшая к известному дворянскому роду, с которым со временем породнились и потомки княгини Киры Алексеевны Козловской, героини этой книги. Уверен, что брак этот стал бы невозможен, сохрани Лонгинов дружбу с «вольнодумцами». Не думаю, что в либерала он играл, скорее просто не понимал, что это такое, воспринимая либерализм как вседозволенность — достаточно вспомнить увлечение его молодости, сомнительного содержания стишки. Однако делу время, а потехе час. Пришла пора позаботиться и о себе — нельзя же вечно полагаться на обширные связи своего папаши, служившего управляющим учреждениями Марии Федоровны, вдовствующей императрицы. Вот так нежданная любовь, намерение обеспечить в будущем достаток своему потомству способны в корне изменить и круг знакомых, и мировоззрение, и даже повлиять в итоге на характер человека. Могу предположить, что своей «свирепостью» Лонгинов замаливал грехи, ошибки либеральной молодости.

И в завершение еще один отрывок:

«В январе 1875 года Лонгинов умер, и его замечательная библиотека (единственное, что у него было замечательного!) в настоящее время находится в Пушкинском доме».

Считаю своим долгом присоединиться к высказанному мнению. Не будь этой библиотеки, не будь собрания редких документов и рукописей, переданных в музей, скорее всего, не сохранились бы и письма к Кире Алексеевне Козловской. И не было бы тогда у меня возможности рассказать более подробно об этой женщине, сыгравшей столь значительную роль в судьбе Булгакова.

Коль скоро снова речь зашла о либералах — ранее мы обсуждали умеренно либеральные взгляды Дмитрия Николаевича Шипова, — попробуем разобраться, что собой представляет настоящий либерал:

«По моему понятию, слово либерал означает человека, который, считая в теории других людей себе равными, не допуcкает на практике преобладания своего произвола над другими и не подчиняется сам произволу других, который подчиняется только закону… и жертвует своими выгодами для осуществления своих идей…»

Это определение принадлежит Александру Васильевичу Головнину, в начале 60-х годов XIX века занимавшему пост министра просвещения. Тут вроде бы нечего возразить, даже появляется некая досада по поводу отсутствия повода для спора — ведь хорошо известно, что истина рождается как результат столкновения противоположных мнений. Пожалуй, лишь упоминание жертвы вызывает внутренний протест — куда ни глянь, все делается ради выгоды, даже если на первых порах желаемый результат может быть достигнут лишь ценою жертвы. В истории есть множество примеров, когда отказ от привилегий, принесение себя в жертву — вспомним недавний пример нечаянного купания Бориса Ельцина в ручье — со временем оборачивались щедрой компенсацией и выгодой. Причем не только для себя, но и для семьи, точнее, для людей из ближнего своего, милого сердцу круга.

Вот и Николай Бердяев в письме «О либерализме» высказывал свои сомнения:

«Слово либерализм давно уже потеряло всякое обаяние, хотя происходит оно от прекрасного слова свобода… Поистине, в свободе есть скорее что-то аристократическое, чем демократическое. Это ценность — более дорогая человеческому меньшинству, чем человеческому большинству…»

И снова «продвинутое» меньшинство и невежественное большинство! Еще не хватало прочитать, что большинство — это всего лишь «быдло» и «холопы». И все же почему у большинства такое осторожное, я бы сказал, подозрительное отношение к свободе? Ответ находим все у того же Александра Головнина. За несколько лет до реформы 1861 года, отменившей крепостное право, Головнин попробовал освободить своих собственных крестьян. Однако крестьяне отказались:

«Когда ты от нас совсем отступишься, нас всякий теснить будет, а мы твоею милостью много довольны».

Александр Васильевич Головнин

Тут и зарыта собака. Права правами, даже если обеспечено формальное равенство всех прав, однако каким законом можно запретить полезные связи с влиятельными людьми, каким указом уравнять материальные доходы? Что толку, если есть права, однако нет средств, чтобы нанять толкового защитника, и нет возможности переговорить на званом ужине с «нужными людьми»? В этих условиях соревнование «правообладателей» напоминает заезды некоего варианта «Формулы-1» — один вперед несется на новейшем, наисовременнейшем «феррари», ну а другой — на допотопном «москвиче» 1956 года выпуска. Итог легко предугадать. Вот вам источник произвола, притеснения. А при отсутствии собственных средств защиты прав — что гражданину остается? Придется идти снова на поклон, только уже к другому барину, на этот раз одетому в цивильный сюртук, с красочным значком в петлице — идти в надежде, что уж его-то милостью останемся довольны. Как бы не так!