Злой рок. Политика катастроф - Нил Фергюсон

к поступающим предупреждениям об айсбергах. Фредерик Флит, дозорный, заметил айсберг с пятисот ярдов (ок. 457 м), но в бинокль он увидел бы его и с тысячи ярдов (если бы было известно, где найти этот бинокль). И именно поэтому у первого помощника капитана, Уильяма Мёрдока, который управлял кораблем в критический момент, оставалось всего лишь тридцать семь секунд (а скорее всего, вполовину меньше) на то, чтобы принять решение[934]. Услышав: «Айсберг прямо по курсу!» – или, возможно, увидев его своими глазами, – Мёрдок дал рулевому приказ: «Право на борт!», а машинному отделению велел остановить двигатели. И не сказать, будто эта мера была неверной, но у нее, вероятно, оказались непреднамеренные последствия: правый борт «Титаника» соприкасался с айсбергом дольше, чем если бы Мёрдок на всех порах попытался обойти преграду или просто протаранить ее. Именно из-за этих активных ошибок «Титаник» и врезался в айсберг. Если бы несколько мужчин поступили бы иначе в те несколько кратких секунд, «Титаник» волновал бы нас не больше, чем его давно забытый брат «Олимпик». Но почему же после столкновения «Титаник» так быстро затонул? И почему погибло так много людей – две трети тех, кто был на борту? Ответ на этот вопрос – в двух скрытых ошибках.

Во-первых, все три корабля класса «Олимпик» располагали шестнадцатью водонепроницаемыми отсеками. Эти отсеки разграничивались переборками, оснащенными герметичными дверями с электроприводом. Двери можно было открывать и закрывать одну за другой или все вместе с помощью переключателя на мостике. Если в корабле появлялась дыра, экипаж мог просто закрыть двери, послав электрический сигнал, и удержать воду в поврежденном отсеке. Именно эта система вдохновила журнал The Shipbuilder («Кораблестроитель») назвать «Титаник» «практически непотопляемым»[935]. Но пусть даже отдельные отсеки и не пропускали воду, переборки, отделявшие их друг от друга, возвышались над ватерлинией всего на несколько футов, и вода могла перетечь из одного отсека в другой, если корабль начинал крениться или зарываться носом[936]. Томас Эндрюс, ответственный инженер-кораблестроитель, был на борту в тот момент, когда лайнер столкнулся с айсбергом. Стоило ему только взглянуть на повреждения вместе с капитаном Смитом, как он осознал допущенную ошибку и предсказал, что корабль уйдет под воду через полтора часа[937]. Удар произошел в 23:40, но «Титаник» продержался до 02:20, – он тонул намного медленнее, чем третий «брат», «Британник», в 1916 году исчезнувший в волнах Эгейского моря всего спустя пятьдесят пять минут после того, как подорвался на немецкой мине.

Смит, Филлипс, Мёрдок и Эндрюс погибли вместе с «Титаником». Впрочем, многие утверждали, что спаслось бы гораздо больше людей, если бы хватило спасательных шлюпок. Их было всего шестнадцать плюс четыре складных, и они могли вместить 1178 человек – примерно половину всех, кто был на борту, считая пассажиров и экипаж. Отчасти вину за это можно возложить на небезупречные правила, поскольку требования Министерства торговли в то время основывались на тоннаже судна, а не на числе людей на борту. В эти правила уже предлагали внести изменения, и вопрос даже дошел до рассмотрения, но судовладельцы противились – не хотели нести издержки. Предполагая, что судовладельцы все же проиграют, проектировщики «Титаника» предусмотрели двойные шлюпбалки, на которых можно было разместить дополнительные шлюпки. Однако Джозеф Брюс Исмей, председатель и директор-распорядитель «Уайт Стар Лайн», решил не добавлять эти шлюпки, поскольку тогда для пассажиров первого класса на прогулочной палубе стало бы меньше места. В момент крушения Исмей тоже был на борту. Ему удалось уцелеть, но в газетах его заклеймили как труса, и большую часть оставшейся жизни он провел затворником в ирландском графстве Голуэй, в Коттесло-Лодж – уединенном особняке, выстроенном по проекту Эдвина Лаченса, с видом на Атлантический океан. Внучка Исмея позже вспоминала: «Он имел несчастье выжить (кто-то даже скажет, что это было ошибочным решением). И он с отчаянием осознал это лишь через несколько часов – и окутал себя молчанием, соучастником которого стала его жена, и из-за этого навязанного молчания любая память о „Титанике“ в семейному кругу навеки заледенела, как извлеченные из моря тела утонувших людей»[938].

И все же в 1913 году анонимный «офицер трансатлантического пассажирского парохода» выступил в защиту Исмея и с презрением отверг доводы о шлюпках. По его мнению, увеличение числа спасательных плавсредств, особенно низкого качества – будь то плоты или складные лодки, – ничего бы не дало. Во-первых, для их спуска было недостаточно места, и лишние лодки замедлили бы эвакуацию. Во-вторых, экипажи пассажирских лайнеров плохо умели спускать шлюпки на воду и удерживать их на плаву – их этому просто никто не учил. В-третьих, переполненные шлюпки были «бесполезны в любом случае… кроме штиля, – даже если бы их заполняли так, как положено». Учитывая, что «Титаник», плавучий дворец, оказался коммерчески жизнеспособен только из-за роскоши, предлагаемой пассажирам, а команду в целом, за исключением горстки «аттестованных» офицеров, составляли неопытные моряки, то это был «героический подвиг – спасти более семисот жизней»[939]. Атлантик [так назвал себя упомянутый офицер] мог бы пойти гораздо дальше. С 1852 по 2011 год произошло еще восемнадцать кораблекрушений со множеством жертв, и случай «Титаника» был исключительным, поскольку доля женщин и детей, выживших на нем, значительно превышала долю членов экипажа и пассажиров-мужчин[940]. То был один из редких случаев, когда правило «сначала женщины и дети» действительно соблюдалось.

В большинстве транспортных аварий присутствуют одни и те же элементы: неблагоприятные погодные условия плюс активные и скрытые ошибки. 6 мая 1937 года, когда над авиабазой Лейкхёрст, штат Нью-Джерси, загорелся 800-футовый (245-метровый) немецкий дирижабль «Гинденбург», погибло намного меньше людей, чем на «Титанике»: на борту находились всего 36 пассажиров и 61 член экипажа. И если продолжить сравнение с «Титаником», то роль погоды в гибели «Гинденбурга» оказалась несомненно большей. Сильный встречный ветер замедлил перелет через Атлантику, а когда «Гинденбург» приближался к авиабазе Лейкхёрст, в небе были видны молнии. Роковой пожар заполыхал в тот миг, когда искра статического электричества воспламенила водород, вытекавший из газового баллона, который располагался cзади и, видимо, был порван обрывком проволочной расчалки. (Баллоны делались из пластиковой пленки, зажатой между двумя толстыми слоями хлопка, и разорвать их было очень непросто.) Когда вспыхнул огонь, дирижабль был примерно в 200 футах (ок. 60 м) от земли – и сгорел он от хвоста до носа всего за тридцать четыре секунды.

Впоследствии Макс Прусс, капитан «Гинденбурга», заявлял, что причиной аварии стала диверсия. В наши дни все, в общем-то, сходятся в том, что на самом деле виноват был сам капитан. Вместо обычной и не