Прибыток в доме с секретом - Ольга Станиславовна Назарова

предков летят следом, оглушительно каркая, а на самом деле вокруг были только облезлые, ощипанные и пораненные родичи, которые разбегались кто куда – взлететь пока не мог ни один.

– Крайн и она – и наш ррод был бы непобедим! Почему всё пошло не так?!

На этот вопрос он не мог найти ответа…

Разорённые хозяйственным Соколовским родовые владения, дичайший позор и крушение всех упований и планов, потеря драгоценного камня и ценнейших книг… Всё это меркло перед тем, что род остался беззащитен перед обиженными и униженными соседями, Крайн навечно потерян, а Крания явно не в себе.

Она была накрепко заперта в своей комнате, впрочем, Крания и не могла куда-то выйти – мать и бабка напоили её очень сильным снотворным, потому что она бесконечно желала каких-то гадостей окружающим, и мать с бабкой боялись, что она себе что-то сломает или попросту расшибётся.

Второй дом, а точнее, норушные владения, напротив, сияли всеми огнями.

– Ну, победа! Полная виктория по всем фронтам, – улыбался сам себе Соколовский. – Даже то, что не собирался, они мне на подносе преподнесли! Кстати, Рууха, убери, пожалуйста, эту ядовитую шкурку с камня. Касаться-то мешочка очень опасно даже в перчатках.

– Это я тебе на слово поверю – я с таким ядом не сталкивалась. – Рууха подбросила на ладони горящий шар, направила его, и он попал точно в центр подноса. Мешочек вспыхнул и мгновенно истлел, полыхнув мерзковатым бурым пламенем.

– Пепел тоже убрала… – кивнула на поднос Рууха. – Он мне не понравился.

– И правильно, очень неприятная штука, – согласился Соколовский, бережно убирая поднос с камнем в сейф. – Ну что, как там наша ящерь?

– Представляешь, устала наконец-то. И гуси, памятуя о своём наказании, которое ты им назначил, загнали её всё-таки в ловушку, благо она стала как раз подходящего размера!

– Ну, наконец-то! А то сколько можно… Я просто с наслаждением отнесу её туда, где на неё есть управа. Пусть с ней её хозяйка и разбирается.

– Когда полетишь?

– Ну, пока чуть погожу… Надо понаблюдать за обстановкой, да и Крамеш нуждается в присмотре – он же всё-таки вернул себе волю морочить по желанию…

– Думаешь, сорвётся? Он же под клятвой.

– Да, но воспитывался он в диких условиях. Клятва клятвой, мне-то он навредить вряд ли сможет, но кроме меня много кто есть на свете. Так что доверяй, но проверяй.

Соколовский прекрасно помнил, как доверял первому своему другу, который был именно что ворон. И чем это всё закончилось, тоже помнил. Так что по граблям решил не плясать, ибо он – человек разумный.

Глава 39. Кольцевая дорога к себе

«Как хорошо уметь читать! – невесело посмеивался Соколовский, полюбопытствовав, что за рецепты есть в выторгованных им редчайших книгах. – Не люблю воронов! И ещё раз в этом убеждаюсь! Осталось только понять, вспомнят они об этом способе, и… и что будет делать Крамеш? Хотя… это мне что? Много лет ждать удара в спину?»

Он взъерошил густые кудри, а потом, состроив кривую ухмылку, покосился на себя в зеркало: «А с другой стороны, зачем ждать, если можно слегка простимулировать процесс?»

Именно с этого момента и началась для Крамеша жизнь невесёлая, полная вредности начальства, его бесконечных поручений, одно другого нелепей, и постоянных придирок.

«Да какая муха его укусила-то? – недоумевал подчинённый. – Прямо как назло доводит!»

Он и не подозревал, насколько был прав!

Таня тоже никак не могла понять, что происходит.

«Да что такое? Нет, я понимаю, что Крамеш вроде как подневольный, но Соколовский никогда этого не демонстрировал, а тут как с цепи сорвался!»

Она даже думала пойти и уточнить у начальства, нельзя ли немного сбавить темп, но, по зрелому размышлению, отказалась от этой затеи.

«Как жаль, что не получается как в сказке – вот закончилось всё хорошо, и дальше "жили они все долго и счастливо"! – думала Таня. – Только что же такие страсти происходили, только всё наладилось, и нате вам! Опять что-то! А мне что предпринять? Навредить – да, могу, а вот помочь… вряд ли! Пойду, а ну как рассердится Филипп Иванович, так ещё больше цепляться к нему будет. Лучше я самого Крамеша постараюсь успокоить».

И выходило у неё это вполне неплохо… первое время. Но чем дальше, тем больше, раздражение давало о себе знать, и почему-то совсем не только к Соколовскому…

Крамеш всё чаще и чаще чувствовал себя полностью подчинённым, зависимым от чужой воли, несвободным.

«Ну хорошо, ну есть у меня теперь способность морока, с которой я сам могу решать, что делать! Но дальше-то ничего не изменилось и не изменится! Кто я? Слуга под клятвой, – с горечью осознавал он. – Куда скажет Сокол, туда и полечу, что велит, то и делать буду! А он ещё и гайки закручивает! И эти ещё…»

«Эти» – все остальные, с кем он общался, почему-то тоже сердили кто чем.

«Кот болтливый вязнет, аж в ушах от него звенит, причём особенно тогда, когда хочется помолчать… Хомяк следит неотрывно, хотя уж теперь-то у него перьев столько, что на полное выстилание подземных хором хватит! Норуши постоянно под лапами! А главное – Вран! Чего он опять к Татьяне вязнет?»

Нет, ничего такого особенного Вран не делал, просто уставал и садился передохнуть рядом с названой сестрой, но как-то так получалось, что делал он это, всё время мешая Крамешу.

«Прямо хочется посмотреть на него и внушить, чтобы он шёл к себе в комнату, а не к Тане под крыло! И никогда к ней больше не лез! В конце-то концов, она не его мамочка-вороница!» – беззвучно закипал Крамеш, которому некуда было выплеснуть своё раздражение.

Ещё… ещё неожиданно стали злить стати Врана – тот, чем дальше, тем больше становился птицей высокого полёта – вполне себе буквально! Чернокрылов, несмотря на то что младше Крамеша лет на десять с лишним, легко поднимался гораздо выше, становился всё более выносливым и физически сильным.

Нет, он не посмеивался, да вообще не обращал на это внимания… Но сам-то Крамеш ощущал свою слабость.

«Понятно, что я слабее, – этот птенец развивается рядом со своим человеком, ему и положено так расти. А я… я в клетках годами насиделся, да и вообще, вылетал только по особому дедовскому разрешению, но… я же несоизмеримо сильнее с мороком!»

Сильнее-то сильнее, аж лапы чесались продемонстрировать, но он поначалу гасил и эту нелепую зависть, непонятно откуда взявшуюся, и ревность… Нет, само собой, ничего не было в этом чувстве от людской ревности – не мужской это был интерес, но даже собаки и кошки ревнуют, когда