Несравненное право - Вера Камша

— Да, — коротко кивнул Луи, — по всем правилам и до конца.

2229 год от В.И. Ночь с 3-го на 4-й день месяца Медведя. Арция. Лагское поле

Было жарко и душно, и граф Койла никак не мог заснуть. Впрочем, дело скорее всего было не в жаре и не в первых в этом году комарах, а в кошмаре, в который превратилась жизнь арцийца. Он прекрасно осознавал, что делает, но проклятое тело ему не подчинялось, исполняя все прихоти Михая Годоя. Регент превратил графа в любимую игрушку, с которой делился своими планами, смаковал вещи, о которых Фредерик предпочел бы забыть, а иногда, находясь в особенно игривом настроении, заставлял графа проделывать то, чему бы Фредерик с восторгом предпочел смерть. Увы! Умереть он не мог и был вынужден каждый день развлекать своего мучителя. Клирик Трефиллий, оказавшийся в таком же положении, забавлял тарскийского мерзавца намного меньше, хотя иногда Михай требовал к себе и его, заставляя совершать по очереди те перечисленные Церковью грехи, на которые старик был еще способен. Впрочем, тот, похоже, воспринимал свое положение чуть ли не с удовольствием, что только укрепило Койлу во мнении, что святые отцы в мыслях, а иногда не только в мыслях, не прочь согрешить. Самого же Фредерика Койлу его положение угнетало еще и потому, что он искренне любил Арцию. Особенно мучительным было знать о замыслах Годоя, но не иметь возможности что-то предпринять. Завтра будет бой, и он, Фредерик, мог бы оказать неоценимую услугу маршалу Ландею, рассказав о вражеской армии. А вместо этого он будет гарцевать на коне рядом с узурпатором с раз и навсегда приклеенной молодеческой улыбочкой.

Хорошо хоть, занятый какими-то своими делишками Годой сейчас его отпустил. Иногда регент уединялся даже от своих гоблинских охранников. Койла подозревал, что он занялся колдовской подготовкой к завтрашнему дню. Граф вздохнул, мысленно пожелав своему мучителю сломать наконец шею. Хотя проигрыш Годоя для него, Фредерика Койлы, означает смерть. То, чем он занимался в лагере регента, не утаить, да и как жить с таким грузом на совести. Интересно, тот парнишка… как, бишь, его звали, сын одного из фронтерских баронов. Удалось ли ему убежать? Граф очень рассчитывал, что да.

Полог палатки отдернулся, и внутрь просунулась голова гоблина. Граф узнал его — один из телохранителей регента и даже вроде какой-то их командир. Странно, но диковатые горцы со своим волчьим оскалом и рысьими глазами в последнее время казались Койле куда менее отвратительными, чем многие люди.

Гоблин, убедившись, что граф один, вошел и заговорил на довольно правильном арцийском языке:

— Почему ты тут? Твой император сражается, ты должен быть там.

— Как? — с горечью отозвался арциец. — Годой не отпускает меня.

— Уходи, — посоветовал гоблин, — сейчас все готовятся к бою. За тобой никто не следит.

— Но… — граф осекся на полуслове: он ответил гоблину не задумываясь. И язык послушался его, хотя должен был выговорить что-то вроде того, что он счастлив находиться рядом с Великим Годоем.

— Что? — руки графа начали трястись. — Что?! Я свободен? Я могу идти? Меня отпускают?

— Знаю, — неожиданно сочувственно вздохнул гоблин, — господарь водил тебя на незримой цепи. Торопись. Когда он занят тайным делом, он отпускает тех, кого держит. Иначе ему не хватит сил на то, что он делает…

Как же он сам не догадался! Годой не может все время думать о нем, у него есть и другие дела. Это он сам вбил себе в голову, что побег невозможен, а на деле можно было бежать десятки раз, когда регент бывал занят. Койла торопливо набросил плащ. Скорее отсюда! У него будет возможность честно погибнуть в бою, а может быть, он даже найдет, кому излить душу. Говорят, новый Архипастырь — мудрый человек и многое повидавший. Он поймет… Если удастся выжить, то, когда все кончится, можно вступить в эрастианское братство…

Гоблин смотрел на Койлу загадочными раскосыми глазами, и граф, сам не понимая почему, протянул руку, которую тот охотно пожал. Выскользнув из палатки, Койла, внутренне холодея, направился к коновязи, где мирно стоял его жеребец. Его не задержали. Видимо, Годой был уверен, что окончательно сломил волю своей жертвы. Ну, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним! Граф решительно вставил ногу в стремя. Главное, не подавать виду, что происходит нечто необычное, ведь его столько раз видели рядом с регентом…

2229 год от В.И. 4-й день месяца Медведя. Арция. Лагское поле

Кто раньше поднес фитиль к запалу — арцийский мушкетер или тарскийский, — никто не заметил. Прогремел первый выстрел, и сразу же загрохотали мушкеты и легкие пушки по всей первой линии. Синий, остро пахнущий пороховой дым поднимался вверх, сменяя отползающую в овраги предутреннюю мглу. Туман еще клубился над речкой Дагой, когда пять колонн гоблинов двинулись вперед. У горцев был свой обычай — самыми защищенными в бою должны быть знаменосец, волынщик с двумя барабанщиками и полковник. Пока звучит боевая музыка, развевается знамя клана и отдаются приказы, воин уверен в победе. Впереди же идут молодые, которые должны доказать на деле свое право распоряжаться чужими жизнями, для чего нужно научиться рисковать своей.

Гоблины не сражались давно, очень давно, но традиции жили, обретая почти мистическое значение. Горцы рвались в бой, исполненные надежды на возвращение былого величия и былых обычаев. Сомнения, которые обуревали некоторых во время вынужденного бездействия, вызванного разливом Кадены, забылись. Гоблины шли в бой весело и уверенно, как на долгожданный праздник. Их задача была предельно простой и понятной. Уррик несказанно завидовал тем, кто маршировал в колоннах. С какой радостью и он шагал бы плечом к плечу с соплеменниками под огнем вражеских мушкетов, очистив голову от неприятных и грешных мыслей. Но нет, его место при персоне регента, каковой, разряженный, как на праздник, весь в черном бархате и алой атэвской парче сидел на крупном вороном жеребце в окружении своих сигурантов.

Графа Фредерика Койлы среди них не было, и Уррик про себя порадовался за арцийца. Тот нравился гоблину, и ему было невыносимо видеть, что творит с ним заклятие Михая. Может быть, лейтенант пад Рокэ и не принял бы несчастье графа столь близко к сердцу, если бы не знакомство с Шандером. Только «Серебряный» оказался крепче духом, чем арцийский аристократ, и устоял, а того сломали. Не подскажи Уррик бедняге, что, когда Годой занят волшбой, ему не до «взнузданных», граф и не догадался бы уйти. Конечно, если судьба сведет их на поле боя, Уррик выполнит свой долг, но издевательств над пленными он не одобряет. Нет, он поступил совершенно правильно!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});