Новый февраль семнадцатого - Владимир Бабкин

Единственной логичной ниточкой, за которую Родзянко как, ему казалось, вероятно, размотал этот клубок тайн, была личность Горшкова, поскольку уже было известно о том, что вез Михаила Александровича на аэроплане из Гатчины в Могилев именно Георгий Горшков. Именно Горшков сопровождал его на встречу с Николаем Вторым в Ставку. Именно полковник Горшков вез Великого Князя на «Илье Муромце» в Оршу, где Михаил принял отречение брата. Именно Георгий Георгиевич Горшков был в числе первых, кто принес присягу новому Императору. Именно Горшков стал фактическим распорядителем дел в Министерстве Императорского Двора и в Императорской Главной Квартире. И, наконец, именно вновьпроизведенный в генералы Горшков шлет Родзянко телеграммы с угрозами от имени Императора!

Нет, предположить, что какой-то летчик, пусть и прославленный герой, может быть именно тем, кто дергает за все нити в этом деле, было бы чрезвычайно глупо и недальновидно. Нет, конечно же, это не так. Но очень похоже, что именно Горшков обеспечивает связь между Михаилом Александровичем и теми, кто стоит за этим всем. И, возможно, что именно Горшков проводит в реальности политику таинственного закулисья от имени нового Императора.

Родзянко, что называется, уже голову сломал, пытаясь представить, кто может быть тем самым кукловодом, который дергает за нити самого Горшкова, но пока единственным человеком, которого можно было заподозрить в этом деле, был Великий Князь Александр Михайлович, который будучи шефом авиации, наверняка много раз пересекался по служебным делам с командиром прославленного «Ильи Муромца Киевского», а значит, мог установить с ним доверительные отношения и склонить Горшкова к участию в заговоре. Но, все равно, что это за заговор? Насколько знал Родзянко, у Великих Князей не было единого центра заговора, они были разделены на группировки, имеющие разные цели и даже разных претендентов на Престол. Нет, вероятнее всего речь идет об узком круге, в который наверняка входит и брат Александра Михайловича — Великий Князь Сергей Михайлович. Тем более что оба они состоят в печально известном Родзянко Комитете. А учитывая, что Сергей Михайлович находился все последнее время в Ставке, то он вполне мог вступить в сговор с Лукомским.

Что ж, может быть, может быть. Если это так, то тогда можно легко объяснить «самоубийство» генерала Алексеева. Вероятно, неожиданное возвращение наштаверха из Крыма в Ставку поставило под угрозу разработанный двумя Михайловичами план. И Алексеева устранили, поставив на его место удобного им Лукомского. Ну, а Миша, вероятнее всего, как и прогнозировал Родзянко, лишь декорация, лишь кукла, марионетка в опытных руках заговорщиков.

Но все внешние атрибуты сохранены и все делают вид, что новый Император думает и решает сам. Если все действительно так, то следует признать, что задумано и сработано просто великолепно, талантливо и просто гениально!

Родзянко стало даже немного завидно. Но подавив в себе это контрпродуктивное чувство, он сосредоточил свои раздумья на той ситуации, в которую его поставили кукловоды нового царя. А именно над вопросами созыва заседания Думы и вопросом принесения присяги.

Совершенно очевидно, что созвав завтрашнее заседание Государственной Думы, Родзянко фактически выполнит Указ нового Императора, то есть реально признает его право такие повеления отдавать, а свою обязанность их исполнять. Кроме того, вопрос присяги ставит ребром и вопрос их лояльности новому царю. Если они принимают присягу, тогда фактически революции конец и все переходит в фазу торгов и переговоров. Если же нет, тогда ситуация перейдет в фазу военного противостояния.

А в этом варианте Родзянко не видел ничего хорошего, поскольку на стороне Михаила Второго будут закаленные в боях части, а на стороне Госдумы лишь толпа, одетая в солдатские шинели и матросские бушлаты, норовящая разбежаться при первых же выстрелах. С воцарением Михаила революционеры лишились своего главного оружия — агитации. Теперь трудно рассчитывать на то, что прибывшие с фронта части удастся распропагандировать и разложить. Совершенно очевидно, что прибудут части максимально мотивированные обещаниями нового царя, и, что называется, заряженные на победу. Нельзя сказать, что город будет взят без сопротивления, но бои вряд ли продлятся долго, Родзянко это прекрасно понимал.

Фактически единственным шансом, на который уповали революционеры, была упертость и недоговороспособность Николая Второго, который ни за что не согласился бы идти ни на какие уступки и ни на какие реформы. Он мог, правда, приказать подавить восстание силой, но тут заговорщики рассчитывали на эффективность агитации среди недавно набранных по деревням новобранцев в запасных полках, и на то, что с возглавляемых генералами-заговорщиками фронтов части отправляться не будут вовсе или их отправка будет затянута до тех пор, пока не будет все решено.

Причем ситуация сначала была даже лучше, чем они могли себе представлять планируя это дело, поскольку столичные власти внезапно оказались растеряны и парализованы страхом, фактически отдав Петроград в руки революции. Однако, с воцарением нового царя ситуация резко менялась.

Конечно, сейчас возникал вопрос с приведением к присяге войск и гражданского населения, но и тут Родзянко сомневался, что большинство даже в столице присягнет лидерам Революции, поскольку есть конкретный новый царь, который что-то обещает, и есть разномастная публика, именующая себя революционной властью, но которая может ни о чем договориться даже между собой. И что будет из этой революционной власти и кто это будет — Бог весть. В таких условиях большинство или присягнет Михаилу Второму или просто затаится в ожидании того, чем это все закончится.

Так что в этом плане у Михаила Владимировича Родзянко никаких особых иллюзий не имелось.

Тем более, если рассмотреть вопрос в контексте того, что если они не примут завтра присягу, если они не соберутся на заседание, если они не выберут некое верное ЕМУ народное правительство (что это такое, опять-таки?), то ОН (Император) просто объявит их изменниками, не желающими принимать нужные народу законы и не желающих выбирать народное правительство, о котором они сами так много кричали, и которое требовали.

А то, что они требовали «ответственное министерство» (ответственное именно перед ними самими), а отнюдь никакое не народное правительство, уже никому не интересно. Похоже Михайловичи или кто там стоит за Императором на самом деле, считают, что загнали революцию в угол. И сформулировали они свой ультиматум в Манифесте о воцарении совершенно ясно и неприкрыто:

«Лица отказывающиеся от принесения присяги Нам, равно уклоняющиеся от принесения присяги или препятствующие верным Нашим подданным приносить присягу Нам объявляются изменниками. Изменники лишаются всех титулов, званий, наград, имущества и подлежат суду». Коротко, ясно и предельно доходчиво…

Тут в дверь кабинета Родзянко постучали и в помещение вошел Милюков. Михаил Владимирович встретил гостя мрачным, но в то же время и настороженным взглядом. Милюков в последние сутки демонстрировал все большую дистанцию от дел Временного Комитета Госдумы и явно был себе на уме.

— Что вы хотели, Павел Николаевич? — Родзянко демонстративно сухо встретил коллегу по Государственной Думе.

Милюков не спрашивая позволения присел к столу и откинувшись на спинку иронично смерил Михаила Владимировича взглядом.

— Вы зря пыжитесь и совершенно напрасно стараетесь меня уязвить, дорогой мой Михаил Владимирович! Мы с вами сейчас в одной лодке и можем вместе выйти сухими из той трясины, в которую мы по вашей милости угодили.

Родзянко вспыхнул:

— По моей милости? Что это значит? Извольте объясниться, милостивый государь!

— Охотно. — Милюков кивнул. — На улицах погромы, вызванная вами на раздачу хлеба толпа, как и прогнозировалось, пошла громить все подряд в поисках хлеба. Мы утратили всякий контроль за событиями и петроградского гарнизона больше не существует, поскольку каждая казарма сейчас превратилась в поле митинговых страстей, где редко когда не доходит до мордобоя и стрельбы. Выстрелы, которые вы сейчас можете слышать на улицах, это вовсе не бои с царскими войсками, как вы могли бы подумать. К местам, которые контролируют верные Императору силы, наши революционные солдатики стараются вообще не подходить. Они стреляют друг друга, сбившись в самоуправляемые отряды, фактически шайки, они колесят по городу и грабят все подряд, нападая на другие отряды или защищая награбленное добро от таких же экспроприаторов, как и они сами. В общем, могу констатировать, что в Петрограде воцарилась анархия. Пир во время чумы. А чумы, кстати, никакой и нет оказывается. Чумы нет, но есть царские войска, которые все ближе к городу…