Нарушенная клятва - Кэтрин Куксон

— О, не говори так, — громко возразила Тилли, и Луиза поспешила исправиться:

— Только пойми меня правильно. Я хотела сказать, что Мэтью похож на Альваро в том, что он ревнивый и не позволит тебе еще кому-нибудь отдавать свою любовь.

— Да-да, вот это я очень хорошо понимаю, — задумчиво покачала головой Тилли. — Даже сейчас мне приходится очень осторожно проявлять свои чувства к детям, особенно к Жозефине. Бедняжка Жозефина.

— Не такая уж она и бедняжка. У нее есть дом, который она бы никогда не имела, если бы осталась со своей мамочкой. Леонильда — порядочная шлюха и больше ничего… А теперь тебе лучше пойти к Мэтью. Ему, мне кажется, сейчас требуется гораздо больше внимания, чем способны дать эти парни. Я зайду к вам позднее. А завтра отправляйтесь смотреть дом. Я присмотрю за Кэти и детьми, можешь не волноваться.

Женщины вышли из комнаты. В конце коридора стоял Альваро Портез, и как будто специально поджидал их.

Его лицо, несмотря на загар, было серым, глаза казались почти черными, во взгляде осталась только злость. Шея его раздувалась, кадык ходил ходуном над тесным воротником его синей куртки. Заговорил Альваро, обращаясь непосредственно к Тилли. Несмотря на то, что он не повышал голоса, слова произносились с таким нажимом, разлетаясь по всему ранчо, что заставляли людей замирать на месте.

— Грязная тварь! — с ненавистью отчеканил он. — Колдунья, настоящая ведьма! Потому что только ведьме под силу так привязать к себе моего племянника, а до этого его отца. Выметайся отсюда…

Тилли не дала его договорить.

— Как вы смеете! — выкрикнула она. — Как смеете вы называть грязной тварью меня, вы, чудовище! Вы совратили собственного ребенка. И вы еще посмели назвать меня грязной! Вы, негодяй! — В уголках губ ее выступила пена. Ослепленная яростью, она потеряла контроль над собой.

Душившее ее отвращение приказало броситься на стоявшего перед ней лицемера, и она, не раздумывая, подчинилась клокочущему в душе гневу. Тилли вцепилась в лицо Альваро Портеза, царапая его ногтями. Он не ожидал нападения и, на мгновение растерявшись, отступил, прикрываясь рукой. Что бы случилось в следующий момент неизвестно, возможно, он бы свалил ее с ног. Но тут Луиза, Ма Первая и Эмилио оттащили Тилли, как незадолго до этого мужчины, напрягая мышцы, сдерживали Мэтью. Теперь в такой же ситуации находилась Тилли. Созданный стараниями мистера Бургесса и Марка образ светской дамы исчез, уступив место своенравной и непокорной Тилли Троттер — настоящей дикарки. Все ее существо восстало против всех несправедливостей, которые ей пришлось терпеть от жителей деревни и в особенности от Макгратов. Ей показалось, она снова борется не на жизнь, а на смерть с Хэлом Макгратом; ей представлялось, что она опять в колодках, и в нее летят гнилые яблоки; она видела себя дающей показания в суде; ей казалось, она снова держит на руках бабушку, после того, как сгорел их домик; она заново чувствовала холод неприязни большинства прислуги в поместье Сопвитов; она опять переживала унижение, вынужденная покинуть особняк; с новой силой ощутила горечь, рожденную презрительным отношением мисс Джесси-Энн, и обиду, как тогда, когда во второй раз была вынуждена уйти из поместья; в ее памяти снова всплыла рыночная площадь, где она, уклонялась от ударов палки миссис Макграт, лишившей ее ребенка зрения; она вспомнила, как стояла, гордо выпрямившись, с невозмутимым лицом, выслушивая оскорбления и презрительные высказывания светских дам графства. И здесь опять ей приходилось страдать из-за самодурства этого омерзительно развратника, посмевшего назвать ее грязной.

Она перестала сопротивляться, высвободилась из державших ее рук и с трудом перевела дыхание. Пристально глядя на человека, стоявшего перед ней, прижимавшего к лицу носовой платок, в чьих чертах ей виделось нечто дьявольское, Тилли зловеще произнесла:

— Вы назвали меня ведьмой, хорошо же. Тогда, как ведьма, я говорю вам: придет день, и вы станете молить о смерти, вы будете так одиноки, что обрадуетесь даже смерти. — С этими словами она круто развернулась и, оттолкнув Луизу с Ма Первой, твердым шагом покинула ранчо. Выйдя во двор, она понеслась к себе домой и как буря ворвалась в комнату.

Род Тайлер, Мак и Дуг, как по команде, уставились на нее. Сидевший в кресле Мэтью, повернулся к ней последним. Ее вид заставил его тотчас вскочить.

Тилли вцепилась в край стола и обратилась к мужу, глядя мимо мужчин:

— Приготовься уехать отсюда немедленно — я только что разукрасила ему физиономию.

— Что? — Мэтью неверными шагами направился к ней, поддерживая руку, в свое время покалеченную медведем, как будто она снова причиняла ему резкую боль. — Повтори, что ты сделала? — спросил он, останавливаясь перед ней.

Тилли пришлось еще крепче ухватиться за стол — силы покидали ее. С дрожью в голосе она начала рассказывать:

— Он велел мне убираться…и назвал порочной женщиной. Не знаю, что на меня нашло… Хотя нет, знаю. — Она покачала головой. — Меня до глубины души задели его слова и их несправедливость, одно наложилось на другое, вспомнились прежние обиды… Я сказала ему, что он мерзкий, отвратительный старик. — Она повернула голову и взглянула на смотревших на нее с удивлением мужчин. — Ты понимаешь, о чем я говорю? — спросила она Мака, встретившись с его взглядом. И, не дожидаясь его ответа, снова заговорила с Мэтью. — Нам надо переехать в то место, что ты подыскал… каким бы оно не оказалось. А как там на самом деле? — Она опять посмотрела на Мака.

— Место замечательное. Со временем вы можете превратить его в отличное ранчо. Но и сейчас там очень красиво, и нынешние хозяева хотят побыстрее уехать.

— Это окончательно решает дело, — заключила Тилли. Она пересекла комнату и тяжело опустилась в кресло.

Мужчины неловко задвигались и закивали Мэтью.

— Ну, ты как, Мэтью? — спросил Дуг.

— Все нормально, спасибо, — ответил Мэтью.

Мужчины, один за другим, молча вышли из комнаты. Мэтью подошел к Тилли.

— Ты в самом деле его ударила? — тихо проговорил он.

— Нет, я его не ударила, а поцарапала. Немного пустила ему кровь, надеюсь, следы моих ногтей пройдут нескоро.

— Ах, Тилли, Тилли!

— Манеры, не подобающие леди! — криво усмехнулась она.

— К черту манеры! — Он сел рядом и взял ее за руку. — Я виноват, что заставил тебя страдать. Все идет не так с тех пор, как мы приехали сюда. Но все изменится, когда мы станем жить одни.

— Слухи расползаются быстро, пятьдесят миль здесь все равно, что миля дома, — глядя на их сцепленные руки, грустно заметила Тилли. — Меня станут называть порочной женщиной. — Она подняла на Мэтью глаза, в них стояла такая боль, что он непроизвольно протянул к ней руки, и сразу же гримаса исказила его лицо.