Дальняя дорога - Юрий Тупицын

Лорка, зашедший к Соколову через минуту, нашел его сердитым и насупленным.

— Что-нибудь случилось? — встревожился Федор. Соколов покосился на него, потом на иллюминатор и ворчливо посетовал:

— Ну что вы за народ? Не можете без фокусов!

Лорка заметил удаляющуюся фигуру Игоря, все понял и не сдержал улыбку.

— Напугал?

— Не то слово, ошарашил. Является точно какой-то джинн из бутылки. — Соколов аккуратно сложил платок, спрятал его в карман и уже заинтересованно спросил: — Что за скафандр такой? Никогда не видел и не слышал.

— Последняя модель.

Соколов хмыкнул.

— Я гляжу, у вас все последняя модель: каюты, космокатера, скафандры.

— Верно. Может быть, это и звучит помпезно, но мы — посланцы Земли, которым доверено представить ее другому миру. Нас собирала в путь вся планета. Чего же удивительного, что у нас все — самое лучшее?

Соколов пожал плечами и полушутливо сказал:

— Н-да, даже мурашки бегают от ответственности. — Он помолчал, и в голосе снова зазвучали ворчливые нотки: — А почему это, уважаемый командир, вы истязали меня на Земле и на Плутоне всякой ерундой, похожей на рыцарские доспехи, а в этом новейшем скафандре потренировать не догадались?

— В этом нет необходимости.

Соколов кивнул головой на иллюминатор.

— И стало быть, Игорь будет нежиться в свете звезд, а меня вы запихаете в бронированные латы?

Лорка засмеялся.

— И вам не чужды веяния моды? Успокойтесь, со временем и вы облачитесь в такой же элегантный костюм. Но это потом. Сейчас перед вами стоит гораздо более важная задача.

— Какая?

Лорка оценивающе оглядел Соколова и, поколебавшись, ушел от прямого ответа.

— Вам все объяснит Тимур. — Федор дружески прикоснулся к плечу эксперта. — Он ждет вас в кают-компании.

***

— Готовы ли вы? Я собираюсь пригласить на встречу с вами нашего психолога-эксперта Александра Сергеевича Соколова.

Посланец, сидевший в кресле в свободной, очень человеческой позе, помедлил, точно проверял свое внутреннее состояние.

— Да, — проговорил он наконец, — я готов.

— Простите, но могу я предварительно задать вам несколько вопросов? Вопросов не очень легких. Но ответ на них позволит упростить общение с вами моих товарищей.

— Пожалуйста, — с некоторой запинкой согласился посланец и уже более уверенно повторил: — Пожалуйста, задавайте.

Корсаков задумался, формулируя вопрос.

— Полагаю, земная цивилизация — не единственная, с которой вы поддерживали односторонние, а может быть, и двусторонние контакты?

— Совершенно верно.

— Из вашей записи я понял, что наши цивилизации разделяет множество препятствий и труднопреодолимых преград. Это так?

— Вы не ошиблись. Их даже больше, чем вам сейчас представляется.

— Что же заставило вас, немидов, обратить внимание именно на человечество? Чем мы, люди, заслужили такую честь?

Опершись локтями на колени и уронив кисти рук, посланец долго вглядывался в лицо Корсакова. И Тимуру было нелегко сохранить невозмутимый вид под пристальным и неуловимым взглядом пустых глазниц.

— Может быть, отложить обсуждение этого вопроса на более поздний срок? — наконец спросил посланец.

— Почему?

Посланец замялся, обдумывая свой, очевидно, нелегкий ответ. И в этот момент догадка, бродившая в мозгу Тимура, обрела наконец сознательные формы.

— Вы жалеете нас? — в упор, грубовато спросил он.

Посланец медленно откинулся на спинку кресла.

— Да. Мы жалеем вас, — сказал он и, несмотря на мягкость тона, в нем слышалось нечто уверенное, похожее на упрямство. — Но мы и восхищаемся вами.

Корсаков молчал, не зная, как реагировать на эту фразу, а посланец негромко, без эмоциональных нажимов и акцентов продолжал:

— Нас восхищает ваше неуемное стремление к вселенскому самоутверждению, но мы скорбим, замечая, как вы наивны и беспомощны в бытовых, житейских делах. Нас трогает ваше упрямство, с которым вы пытаетесь сбросить бремя животного прошлого, но пугает странное бессилие перед грубыми голосами древних инстинктов. Мы понимаем и разделяем человеческую готовность к самопожертвованию во имя счастья других, но нас настораживает глухая вражда, которая вдруг и по мелочным поводам вспыхивает между отдельными людьми. Нас страшит тревожное соседство, в котором расцветает любовь и ненависть мужчин и женщин. Струны этих накаленных чувств спутываются иногда в такой клубок, что распутать его невозможно — его можно лишь рассечь или уничтожить, а за этой мучительной операцией всегда стоит трагическое потрясение. Как нам не пожалеть вас и не пожелать большей простоты и ясности в общении друг с другом? — Приглядываясь к погруженному в раздумье Корсакову, посланец добавил совсем тихо: — Мы понимаем — вы другие, совсем другие. Было бы глупо мерить ваше добро и зло, вашу радость и ваше горе нашими, немидскими мерками. Но разве можно запретить сострадать вам и восхищаться вами?

Глава 28

Соколов сидел напротив посланца невозмутимый, приветливый, с легкой улыбкой на круглом румяном лице, но такая раскрепощенность давалась ему нелегко.

Почти машинально обмениваясь с посланцем приветственными, самыми обычными фразами, Соколов вдруг профессиональной цепкостью подметил, что тот похож на Виктора Хельга. Сходство не было полным, далеко не таким, каким оно бывает, скажем, у родных братьев и сестер, но некоторые «фамильные» черты просматривались хорошо. Со свойственной ему прямотой Соколов сказал об этом посланцу.

— Это вынужденный шаг, — ответил тот. — Мне приходится максимально экономить время, а копировать некоего конкретного человека проще, чем создавать обобщенный тип. Но у каждого человека я заимствую, в конце концов, то, что помогает мне понять человечество в целом.

— Так-так. — Соколов сцепил руки на животе и на секунду прикрыл свои голубые глазки. — Вы не обидитесь, если я задам вам несколько прямых и совершенно откровенных вопросов?

— Собственно, я и пригласил вас для этого.

— Вот как? — Соколов прямо, без улыбки, более того — очень серьезно заглянул в глаза посланца. — Кто вы?

— Я посланец немидов, — после некоторой паузы ответил собеседник эксперта. — По-моему, вы осведомлены об этом.

— Да, но вы же сами говорили, что вы и не человек, и не немид, а нечто третье.

— Совершенно верно. Пока лишь на таком, модельном уровне возможно прямое общение между нашими цивилизациями.

— Значит, вы не немид, — вслух подумал Соколов и снова поднял глаза на посланца. — Вы не немид, но тем не менее делаете ответственные заявления, к чему-то обязывающие человечество вообще и экипаж этого корабля в частности. Не будучи немидом, вы выступаете полномочным представителем чужой, незнакомой нам, великой цивилизации, ими созданной.