Третье правило волшебника, или Защитники Паствы - Терри Гудкайнд

– Верна! Я уже думал, что ты не придешь!

Верна поглядела на старика-рыболова, насаживающего на крючки приманку.

– Феба хотела узнать, каково это – быть старой и морщинистой.

– А почему она спросила об этом у тебя? – поинтересовался Уоррен, отряхивая свой лиловый балахон.

Он был искренне озадачен, но Верна только вздохнула:

– Пошли.

В городе было так же непривычно пусто, как и во Дворце. Даже на рынке не было ни души. Лавочки были закрыты, мастерские не работали, и везде царила непривычная тишина, нарушаемая лишь отдаленным и уже привычным барабанным боем.

Уоррен вел себя так, будто ничего необычного не происходит. Когда они свернули на узенькую пыльную улочку с покосившимися домами, Верна не выдержала:

– Да куда все подевались?! Что тут творится?

Уоррен, остановившись, недоуменно поглядел на нее.

– Сегодня день джа-ла.

Она непонимающе уставилась на него:

– Джа-ла?

– Ну да, – кивнул Уоррен, не понимая, что ее так поразило. – День джа-ла. А что же еще, по-твоему... – Он осекся и хлопнул себе по лбу. – Прости, Верна. Я думал, ты знаешь. Мы уже к этому настолько привыкли, что я совершенно упустил из виду, что ты можешь не знать.

– Не знать чего? – всплеснула руками Верна. Уоррен взял ее под руку и повел дальше.

– Джа-ла – это такая игра, соревнование. За городом, – он кивком указал направление, – в лощине между холмов, устроили игровое поле. Это было... пожалуй, лет пятнадцать – двадцать назад, когда император пришел к власти. Всем нравится эта игра.

– Игра? Ты хочешь сказать, весь город отправился глазеть на игру?

Уоррен кивнул:

– Боюсь, что так. За исключением очень немногих, главным образом стариков. Они не понимают правил, поэтому им не интересно. Но все остальные в восторге. Игра превратилась во всеобщую страсть. Детишки на улицах начинают в нее играть, едва научившись ходить.

Верна оглядела пустынную улицу.

– И в чем ее смысл?

– Я пока еще ни разу не видел, как в нее играют, – признался Уоррен. – Я редко выхожу из хранилища. Но кое-что знаю. Меня всегда интересовали игры и их роль в структуре различных культур. Я изучал древние игры, но джа-ла дала мне возможность самому проследить процесс ее врастания в культуру, поэтому я о ней немного поспрашивал. В джа-ла играют двумя командами на квадратном поле, обнесенном сеткой. В каждом углу стоят ворота, по двое у каждой команды. Игроки стараются забить «брок» – тяжелый кожаный мяч размером чуть меньше человеческой головы – в одни из ворот противника. Если им это удается, они получают очко, а второй команде приходится начинать игру снова из центра. В стратегии игры я пока не разобрался. На мой взгляд, она довольно сложная, но пятилетние детишки, похоже, осваивают ее с первого раза.

– Может, это потому, что они хотят играть, а ты – нет. – Верне стало жарко, и она развязала шаль. – Мне только неясно, что в этом такого интересного, чтобы сидеть всей толпой на солнцепеке?

– Наверное, это позволяет людям хотя бы на день отвлечься от каждодневной рутины. Игра дает им предлог поорать и посвистеть в свое удовольствие, выпить по случаю победы своей команды или напиться, если команда проигрывает. В этом участвуют все. Но, по-моему, джа-ла уделяется несколько больше внимания, чем стоило бы.

Верна, наслаждаясь прохладным ветерком, обдувающим шею, некоторое время раздумывала.

– Что ж, на мой взгляд, все это довольно безобидно.

Уоррен искоса взглянул на нее:

– Это кровавая игра, Верна.

– Кровавая?

Уоррен обошел кучу отбросов.

– Мяч очень тяжелый, а правила просто варварские. Мужчины, играющие в джала, – дикари. Помимо того, что они, безусловно, должны уметь обращаться с броком, главным критерием является жестокость и сила. Редкий матч обходится без выбитых зубов и переломанных костей. Да и свернутые шеи тоже не редкость.

Верна недоверчиво на него посмотрела:

– И людям нравится на это смотреть?

Уоррен мрачно хмыкнул:

– Если верить стражникам, толпа начинает бесноваться, если нет крови, потому что, по их мнению, это означает, что команда плохо старается.

– Н-да, похоже, это не то зрелище, на которое мне хотелось бы посмотреть, – покачала головой Верна.

– Но это еще не самое страшное. – Уоррен смотрел прямо перед собой. Окна домов были закрыты ставнями, настолько ободранными, что казалось, их никогда не красили. – По окончании игры проигравшую команду выволакивают на поле и каждого игрока секут. Один удар кнутом за каждое проигранное очко. Секут их игроки команды, которая победила. Нередко игроки не выдерживают порки и умирают.

Верна, совершенно ошеломленная услышанным, молчала, пока они не свернули за угол.

– И люди остаются на это смотреть?

– По-моему, именно ради этого люди туда и ходят. Болельщики победителей вслух считают удары. Страсти прямо кипят. Народ буквально помешан на джа-ла. Порой вспыхивают беспорядки. Даже десяти тысяч солдат не всегда хватает, чтобы вовремя их пресечь. Иногда сами игроки начинают свалку. Мужчины, играющие в джала, – настоящие звери!

– И людям нравится болеть за команду зверей?

– Они видят в них героев. Игроков джа-ла обожает весь город, и они непогрешимы. Законы, правила – это все не для них. Женщины толпами ходят за игроками, и игры частенько заканчиваются коллективными оргиями. Женщины дерутся друг с другом за право переспать с игроком джа-ла. Гулянка длится несколько дней.

– Что они в них находят? – непонимающе спросила Верна.

– Ты – женщина, – всплеснул руками Уоррен, – вот ты и ответь. Хотя я первый, кто за последние три тысячи лет растолковал пророчество, ни одна женщина не висла у меня на шее и не желала бы слизать кровь с моей спины.

– А они это делают?

– Дерутся за это право! Если игроку понравится, как женщина работает языком, он может соизволить ее взять.

Посмотрев на Уоррена, Верна увидела, что он покраснел.

– А проигравших женщины тоже домогаются?

– Это не имеет значения. Он ведь игрок джа-ла, значит, герой. И чем он грубее, тем лучше. Особенно популярны те, кто во время игры сумеют убить противника мячом. Женщины по таким с ума сходят. В их честь называют детей. Я этого не понимаю.

– Ты мало видишь людей, Уоррен. Если бы ты, вместо того чтобы сидеть в хранилище, почаще выходил в город, на тебя бы женщины тоже вешались.

Он постучал себя по шее.

– Если бы на мне по-прежнему был ошейник, то да, потому что для горожанок Рада-Хань – это золото. Но не потому что я – это я.

Верна закусила губу.

– Некоторых привлекает волшебная сила. Когда сам ею не обладаешь, она может показаться весьма соблазнительной. Такова жизнь.