Такая разная любовь - Джин Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я знаю, кто это такой, — сказала Зу, не спуская глаз с Эрика. — А где Марисоль?
Скотт пожал плечами:
— В магазин пошла, наверно. О, это ужин, да? Точнее, бывший…
— Скотт, — строго проговорила Зу, — иди в дом.
— Что?
— Я сказала: иди в дом. Быстро!
— Ты что, мам?.. — Он перевел взгляд на Эрика, потом снова на нее. Потом присел на корточки перед просыпавшимся рисом.
— Оставь, — сказала Зу. — Я сама после уберу.
— Да я тоже могу…
— Скотт, иди в дом.
— Ничего себе, — пробормотал он себе под нос, уходя.
— Ты все еще водишься с Марисоль? — спросил Эрик, рассеянно шаркая ногой по асфальту и стараясь не встретиться глазами с Зу.
Зу сжала кулаки:
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Ладно тебе, Зу. Я, между прочим, был полюбезнее, когда ты точно так же неожиданно появилась в моей забегаловке.
У нее перехватило дыхание:
— Какого черта ты здесь делаешь, я тебя спрашиваю?
Он поднял с земли мяч, постучал им о землю, затем сделал вид, что целится в кольцо.
— Да вот… просто решил заехать и поиграть немного с собственным сыном.
У Зу появилось такое ощущение, как будто по животу полоснули ножом. Она инстинктивно прижала руку к животу. Боль не ушла.
Эрик продолжал смотреть на кольцо.
— Ведь он мой сын, Зу, не так ли?
Она готова была испепелить его своим взглядом.
Он сделал бросок. Мяч пролетел в стороне от кольца на целый фут:
— И ты ничего мне не говорила… Невероятно! А он так похож на меня… Боже, даже сильнее, чем мои собственные дети. Впрочем, он ведь тоже мой сын?
Ей захотелось вдохнуть прохладного свежего воздуха, но тот будто превратился в вязкую массу, которая только душила. Боль в животе усилилась.
— Эрик… — только и смогла произнести она.
— Поэтому ты тогда и разыскала меня, Зу? Чтобы рассказать мне?
— Я… нет…
Он стал расхаживать перед ней.
— Кто еще знает об этом? Марисоль? А как насчет твоего мужа? Он знал?
Зу ничего не могла ему ответить. У нее отнялся язык.
Он вдруг остановился и резко обернулся к ней:
— А он сам? Я имею в виду — Скотт. Он знает?
Дрожь пробежала по всему ее телу.
— Нет, — прошептала она.
Он придвинул к ней свое лицо:
— Когда ты планировала рассказать ему? В следующем году? Через два года? Может быть, никогда?
Слезы брызнули у нее из глаз.
— Вон из моего дома, — надтреснутым голосом проговорила она, преодолевая сильную боль.
Он махнул рукой.
— Вот это дом! Да, это я понимаю! По крайней мере я рад, что ты вырастила моего сына в таких условиях. — Он снова сорвался с места и стал расхаживать перед ней, качая головой. — Это гораздо больше, чем я когда-либо смог бы ему дать, — бормотал он. — И ты это знала с самого начала.
Зу все еще не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, словно все ее тело налилось свинцом и затягивалось под землю в воронку зыбучего песка.
Он вновь резко обернулся к ней. Глаза его были полны слез. Злых слез. Слез обиды.
— Почему ты молчала об этом, Зу? Боялась, что это испортит твою паршивую карьеру? Не хотела скандала? Но ты забыла об одном: это мой сын и я имел право знать о его существовании. И еще я хочу, чтобы ты все рассказала ему. Я хочу, чтобы он знал. — Он отвернулся и сунул руки в карманы своих джинсов. — Ты скажешь ему, или я устрою такой скандал, какой тебе и не снился.
Скотт выглянул из-за угла дома:
— Не надо мне ничего говорить, мам. Я и так все слышал.
Зу вдруг согнулась пополам и ее стало рвать прямо на просыпавшийся жареный рис.
Эрик не сдвинулся с места.
Зу подняла глаза. Скотт не отрываясь смотрел на нее. Затем повернулся и убежал по тропинке к утесам и бассейну, где он всегда скрывался, когда хотел побыть один. Там было его убежище, его спокойная гавань.
Пошатнувшись, Зу выпрямилась.
— Ты негодяй, — прошипела она. — Ты последний негодяй.
Она повернулась, чтобы идти догонять Скотта, но Эрик остановил ее, крепко взяв за руку.
— Ведь ты хотела, чтобы я все узнал! Ведь хотела, Зу, а?
— Не трогай меня, мерзавец!
Он еще крепче сжал ее руку.
— Ты хотела, чтобы я узнал. Именно поэтому ты не соврала, когда я спросил о том, сколько ему. Ведь могла сказать, что десять. Или двенадцать. Но ты сказала: четырнадцать. Зу! Ты хотела, чтобы я узнал, но… зачем тебе это нужно было? Зачем ты захотела раскрыть мне на это глаза после стольких лет?
Зу заглянула в его влажные от слез глаза. Эрик был прав. Она хотела, чтобы он узнал про Скотта. Ей хотелось заставить его страдать, испытать боль, горечь и угрызения совести. Зачем она поехала в Миннесоту? Только ли для того, чтобы встретиться со своей первой любовью? Для того, чтобы, встретив, поблагодарить его?
Нет. Зу теперь это точно знала. Ничего подобного. Ей хотелось разыскать его ради одной-единственной цели — отомстить. Да, она хотела заставить его мучиться.
— Для чего тебе это было нужно? — снова спросил он тише, уже не пытаясь скрыть страдания, отражавшегося на его лице.
Она плюнула ему в лицо.
— Для чего? Я ненавижу тебя, мерзавец! — взвизгнула она. — Все эти годы я провела в мучениях, и все по твоей вине! По твоей вине! Ты бросил меня! Когда родился твой сын, я чуть не умерла! Первые два года я даже не могла взять его на руки, своего собственного ребенка! Я была больна. Я не могла ни взять его на руки, ни покормить, ни приласкать! А где был ты в это время? Нигде! Ты бросил меня, негодяй! Бросил!
Она вырвалась и бросилась по тропинке, спотыкаясь и рыдая в голос. Карабкаясь по острым скальным выступам, она молила Бога о том, чтобы со Скоттом ничего не случилось, чтобы он не проникся к ней ненавистью… Она разбила себе ноги в кровь, прежде чем увидела сына. Он сидел у кромки бассейна, закрыв лицо руками.
Зу подошла сзади и обняла его.
— Скотти, — жалобно прошептала она. — Господи, простишь ты меня когда-нибудь или нет?
Он вырвался от нее:
— Значит, это правда? Что тот человек… что тот человек…
— Тот человек не является твоим отцом, — сказала она. — И не может им быть. Твоим отцом был Уильям. — Она протянула было руку, чтобы вновь обнять его, но рука замерла на полпути. Словно Зу решила, что не имеет права прикасаться к сыну. — Он воспитал тебя. Любил, заботился о тебе, играл с тобой в баскетбол. Он, а не тот человек. Твоим отцом был Уильям.
— Но…
— Кровное родство еще ничего не значит. На первом месте стоит любовь. А Уильям любил тебя.
— Мам, а он… этот человек… Эрик… Он сказал, что даже не знал о моем существовании.
Зу обхватила руками живот и стала раскачиваться взад-вперед, не в состоянии унять слезы.