Время для жизни - taramans

и даже, филологически точно – потесниться, то есть предоставить место, чуть подвинувшись на своем пространстве. То есть – по вашим словам, я должен находится там, внутри комнаты, пусть и забившись куда-нибудь в уголок! Что же – я не против! Даже интересно будет! А веду я себя так, прелестная незнакомка, потому как должен соответствовать пришпандоренному вами мне штампу – беспардонный нахал!

Дама снова начала набираться возмущения, но Иван перебил ее, пока невыплеснувшийся, напор:

- Так все же… как к вам обращаться и кто вы?

- Меня зовут Елизавета Николаевна, я учитель музыки в нашей школе! – и снова она ее прервал:

- Очень приятно, очень! Елизавета Николаевна! Насколько я знаю, для переодевания ваших артистов, а, так же как комната отдыха, было выделено помещение библиотеки, не так ли?

- Да, так. Но детей много, вот в библиотеке, под присмотром нашей пионервожатой, разместились младшие школьники, а здесь – девушки старших классов.

«А интересно было бы полюбопытствовать, если тут – старшеклассницы. Абыдна, понимаишь!».

- Ладно… не будем спорить и уж тем более – ругаться! Накладка, обычная для таких мероприятий! Вы меня тоже – извините, не знал. И уж точно – не хотел ничего эдакого…

Учителка чуть успокоилась, но от двери не отошла.

«Видно не верит она в мои наичестнейшие, и наичистейшие помыслы».

- Извините, у меня вопрос – а сейчас вы что с ребятами будете делать? Вроде бы все репетиции уже прошли, и даже генеральная – тоже?

- Вот… решили, пока время есть – еще раз прогнать все номера. За полтора-два часа уложимся. А потом отпустим ребят чуть отдохнуть, до шести вечера. Но реквизиты и костюмы оставим здесь. Вы не присмотрите за ними?

- Ну так… могу дать ключ от замка на входной двери, а вторую дверь можете изнутри на крючок закрыть. Понимаете, у меня сегодня – куча хлопот, и меньше их не становится. Мало ли куда меня могут отправить? Кстати… Вы говорите, что отпустите ребят до шести часов отдыхать, до начала концерта. А вы уверены, что дома им дадут отдохнуть? Может для кого из родных этот концерт так, танцульки да ничего серьезного? Уработают до шести часов ваших артистов, как они выступать будут?

- Знаете… с этой стороны… мы не подумали. А ведь вы можете быть правы! И что же делать?

- Да вот прогоните репетицию, да оставляйте детей здесь. Пусть вон книжки почитают, журналы полистают. А нет – так на заднем дворе для них и какие-то игры можно устроить.

- Г-х-м… вы правы, конечно, но детям же и питаться нужно, пообедать! Что же они, до вечера голодными сидеть здесь будут?

- Ну-у-у… мы что-нибудь придумаем! Вот… у нас чайник есть – большой, на пять литров. Чай можно и здесь сделать. Можно отправить кого-нибудь… да вон – до Кривощеково, там в бакалее каких-нибудь пряников купить, или еще что – на бутерброды, хотя бы.

Учительница подумала и чуть смутилась:

- А где деньги на это взять?

«Ага… вот же клоун, опять влез! И что теперь – «И вновь на сцене Иван Балтимор! Наш томатный спонсор! Так, что ли?».

- Не думаю, что это будут какие-то большие деньги. Могу выделить я.

Елизавета, блин, Николаевна усмехнулась, глядя на него с удивлением:

- У Вас что, здесь такая большая зарплата?

- Честно говоря, зарплата… очень небольшая. Но это же – разовая акция, не так ли?

Да он был и рад найти уважительную причину для того, чтобы свалить из этого бедлама хоть на часок. Примерно столько он и отсутствовал. Денег он потратил не особо много – купил три больших булки свежего хлеба; батон какой-то толстой колбасы на бутерброды, что-то вроде «Докторской»; и большой кулек пряников. Все купленное и принесенное он передал Елизавете, к-х-м, Николаевне, которая смотрела на него уже не так враждебно.

Пока он ходил, работники культуры прогнали детские номера, и заканчивали номера для старшеклассниц. Косов стоял в фойе с Ильей, когда они, эти оккупанты его комнаты, быстро прошмыгнули мимо них, с интересом поблескивая по сторонам глазками.

«А ничего они! Есть там… экземпляры, ага! И не скажешь, что им лет по пятнадцать-семнадцать всего! Вполне себе… кобылки!».

- Ты меня не слушаешь, Иван!

- Илья! Погоди, не злись! Вот смотри – мы все, что могли уже сделали. Номера – поставлены, люди – все готовы, отрепетировано все, насколько возможно. Сейчас уже ничего не исправить, а вот испортить – легче легкого! Вот только влезь сейчас со своими корректировками, и все посыплется на хрен! Люди растеряются, начнут сбиваться, ужас-нах! Так что набери в грудь воздуха, медленно выдохни, и успокойся! От нас никто не ждет здесь уровня областной филармонии, и уж тем более – какого-нибудь московского концертного зала. Покажем, что можем, на следующий год – подготовимся лучше. Главное – не облажаться сейчас, да повысить уровень в следующий концерт. Покажем положительную динамику, это – оценят.

- Слу-у-у-шай! А пойдем к тебе, да по грамульке коньячку примем, а? Расслабим нервы, приведем в порядок мысли! – директора нужно было выводить из того состояния нервного напряжения, а то еще Кондратий хватанет – и нет Илюхи!

- Ты совсем сдурел, Иван! Какой коньяк? Скоро уже народ собираться начнет, руководство приедет!

- Ну тише, тише! Что же ты так верещишь, как будто я тебе невесть что предложил! Тогда пошли перекурим!

На это Илья согласился. Он попытался пройти через комнату Ивана, что тот мягко, но непреклонно это пресек, напомнив, что там сейчас… юные девичьи тела находятся без упаковки. То есть – вообще.

- Вот как ты можешь, а? Ты… подчас циничен без меры! Ну что это за выражение?

- То есть это я – циничен без меры? А не ты, который хотел ворваться в комнату, где юные девушки сейчас переодеваются? Я правильно понял? Ты – врываешься, как маньяк… и ты – молодец! Я – тебя сдерживаю, напоминая о девушках, и я – циничен? Скажи мне, Илья Николаевич, такой логике тебя в школе учили, или это я что-то пропустил?

- Ты… ты – несносен! Ты прекрасно понял, что я имел в виду!

- Ну вот! Что и требовалось! Ты возмущен, ты пышешь негодованием, а значит, когда успокоишься, то нервишки твои – расслабятся!

Несколько снизило градус напряженности, по крайней мере у Ивана, прибытие в клуб Киры и Зины. Косову не было известно –