Неизвестный Есенин - Валентина Пашинина

16 октября 1925 года:

«Дорогая Анна Абрамовна! Ты всегда была моим ангелом-хранителем… Половина жизни за 100 руб. И целая поэма о гнусности денег.

Друзья, все друзья, давно уже были на службе у большевиков — советские служащие. И только Есенин оставался сам по себе.

С перездом Есенина в «тихую обитель» сразу же резко изменилась окружающая обстановка. В дом-музей начали постоянно подселять жильцов. Это называлось «уплотнение». Ольга Константиновна всячески боролась с этим незаконным заселением. Дошло до судебного разбирательства:

«Устала я от всей этой истории, Соня, ужасно и потому не обижайся, что я иногда ворчу. Ведь ты подумай, благодаря непрактичности и халатности С.А. я целое лето не выхожу из неприятностей».

Знала бы Ольга Константиновна, как в первую очередь сам Сергей Александрович страдал от создавшейся обстановки! Прописывали всех, не прописывали только мужа, то есть Есенина, находя для этого всякие причины, вплоть до военного билета, что к прописке, как выяснила Ольга Константиновна, не имело никакого отношения.

Обстановка в доме была такова, что Ольга Константиновна предпочитала жить у Чертковых. Из писем Софьи Андреевны Толстой-Есениной:

«Ужасная Москва где-то далеко и верстами, и в памяти» (из письма Эрлиху).

«Москва кажется дьявольски кошмарным сном» (из письма матери).

После гибели Есенина 24 июля 1926 года пишет Александру Федоровичу Кони из Коктебеля:

«Вы спрашиваете обо мне. Я поехала в Крым по настоянию моей матери и по усиленному приглашению моих друзей Волошиных. В Москве я измучилась и издергалась до последней крайности. Здесь рада избавлению от города, шума, дрязг. Но что такое отдых, я, кажется, больше не знаю».

И через два года Соня с содроганием вспоминала это время:

«Как было плохо, когда было слишком много близких, и как грустно и страшно, когда я совсем одна».

Куда же подевались «уплотненные» родственники и знакомые? Не стало Есенина — не стало и необходимости в «уплотнении»?

Одно дело, когда лгали о есенинском пьянстве посторонние люди, другое дело, когда такие «непередаваемо безобразные» сведения исходили от Ольги Константиновны. Есенин знал об этом. И мог предполагать, что и Софья участвует в этих разговорах. 19 декабря в письме матери Софья пишет:

«Если вы любите меня (…), то я прошу вас ни в мыслях, ни в словах никогда Сергея не осуждать и ни в чем не винить. Что из того, что он пил и пьяным мучил меня. Он любил меня, и его любовь все покрывала. И я была счастлива, безумно счастлива… Благодарю его за все и все ему прощаю. И он дал мне счастье любить его. А носить в себе такую любовь, какую он, душа его родили во мне, это бесконечное счастье».

И еще из этого письма:

«Как любовник он мне совсем не был нужен. Я просто полюбила его всего. Остальное пришло потом. Я знала, что иду на крест, и шла сознательно, потому что ничего в жизни не было жаль. Я хотела жить только для него. Я себя всю отдала ему. Я совсем оглохла и ослепла, и есть только он один. Теперь я ему больше не нужна, и у меня ничего не остается».

Но вот в письме Евдокимову (он редактировал собрание сочинений Есенина) Софья Андревна сообщает, что ей предстоит поездка за рубеж.

«Если мне это дело удастся, и я попаду за границу, то я смогу сделать кое-что полезное для нашей с Вами общей работы около С.А.».

Поездка ее не состоялась. Надо ли объяснять, почему? Уже в 1927 году весь этот фактический материал мог стать достоянием читателей и, конечно, в гораздо большем объеме. Еще жива была Айседора Дункан. Живы были все, с кем Есенин встречался за рубежом.

В музее Ясной Поляны и теперь живы легенды о Есенине. В доверительной беседе вам порасскажут многое о недостойном поведении отпетого негодяя. Должно быть, по этой причине ни близкие, ни дальние родственники Толстых с есенинскими родственниками отношений не поддерживали. Одна Софья Андреевна не порывала связи и, насколько было в ее силах и возможностях, помогала родидилям (добилась, например для матери поэта персональной пенсии), сестрам и детям Есенина, которым ох как нелегко пришлось после его гибели.

Глава 6

О наследстве и наследниках

Из письма Софьи Толстой-Есениной — Александру Федоровичу Кони, 6 мая 1927 года:

«У меня отчаянный упадок, и от этого я всю зиму болела всякими глупыми болезнями, мучительных, гадких и унизительных судов у меня было столько (4), что я стала к ним привыкать. До сего дня все это не кончено, и я нахожусь в постоянном ожидании повесток в суд».

Юридически Есенин и Дункан не были разведены. На этом основании З.Н. Райх опротестовала брак Толстой и Есенина и препятствовала в праве наследования. Об этом сообщает Шубникова-Гусева.

Но была еще и Надежда Вольпин: ее связь с Есениным не была узаконена. Сына Алика она Сергею Александровичу не показывала, говоря: «Это мой сын». А после смерти поэта подала в суд и, несмотря на отсутствие законных оснований, выиграла судебный процесс, по решению которого ее двухлетний сын Алик стал наследником поэта.

Почему Надежде Вольпин так легко удалось доказать недоказуемое и получить наследство? Да потому же, почему наследниками своих мужей-литераторов стали Лиля Брик и Мария Федоровна Андреева — за верную и преданную службу советской власти.

Таким образом, не были учтены интересы и первой жены Есенина — Изрядновой и их сына Юрия, которые тоже могли претендовать на наследство. А кроме законных жен — Зинаиды Райх, Айседоры Дункан, Софьи Толстой — могла лелеять хоть маленькую надежду бессменный секретарь и правая рука поэта Галина Бениславская…

Взбудораженная всей этой обстановкой сестра Есенина Екатерина тоже подала заявление в суд.

Илья Есенин пишет Софье Андреевне в Коктебель, где она тогда отдыхала:

«На суде был и могу сказать только одно, много зла на этом свете. Так было все неприятно. Я не знаю, известно ли тебе, что подано в суд, чтобы не дать вам прав на наследство. Кем подано и чем руководствуются, не знаю».

И еще одно соображение по поводу последней женитьбы Есенина.

Все наследие Есенина хранилось по разным городам, у разных людей. Софья соберет все и сохранит в музее Толстого. Музей Льва Толстого, патриарха русской литературы, в те годы — одно из немногих священных мест, которое не грабили и не разоряли большевики.