Настоящая фантастика – 2010 - Генри Лайон Олди

себя востребованной. Любые обнаруженные повреждения надо устранять тотчас же. У каждой книги может быть только один смотритель. Разумеется, эти книги нельзя читать. И это лишь некоторые из условий. Но если нарушить хотя бы одно, то клетка сломается, а освободившаяся фантазия влезет кому-нибудь в голову и воплотится в жизнь. Таким бедолагой может оказаться кто угодно: сам смотритель, допустивший роковую ошибку, человек, находившийся ближе всех к хранилищу, любой другой. Фантазия сама выбирает своего исполнителя, но чаще всего им становится смотритель. Его судьба предрешена в девяти из десяти случаев. Наш брат редко доживает до пенсии. То ли бумага — слишком ненадежная клетка, то ли человек — слишком ненадежный смотритель.

Наконец-то с уборкой покончено.

Десять рядов стеллажей, по 12 000 книг в каждом вопросительно уставились на меня. Я невольно вздрагиваю и направляюсь к западной стене хранилища. Постепенно тупая боль разливается по затылку.

Эта неделя должна стать самой сложной. Вчера я пролистал и подклеил последнюю книгу на полке с надписью «ИЗВРАЩЕНИЯ». Сейчас прямо перед моими глазами расплывается надпись «УБИЙСТВО».

Я аккуратно беру с полки первую книгу. По спине пробежал холодок, и только. Руки не дрожат. Значит, пока все нормально.

Твердый переплет. На черной кожаной обложке кровавыми буквами выведено:

КАК УБИВАТЬ, НАСЛАЖДАЯСЬ

руководство для начинающих

• может освоить даже ребенок!

• самое полное издание!

• советы профессионалов!

• пошаговые инструкции!

• психологическая подготовка!

• удовольствие гарантируем!

Я смотрю год издания, читаю оглавление и бережно ставлю книгу на место. Для нее достаточно. Она хорошо себя чувствует. Переходим к следующей…

Я люблю свои книги. Я дал клятву защищать их ценой собственной жизни. Бумага не виновата. Можно ненавидеть зло, но нельзя ненавидеть клетку, сдерживающую это зло, мешающую ему броситься на людей.

Я люблю книги и ненавижу человеческую фантазию. Если бы не старая добрая бумага, то планета Земля давно бы превратилась в космическую пыль. Теперь не нужны бомбы и новое оружие: чтобы уничтожить планету, достаточно сжечь хотя бы одно хранилище. Но должно обойтись: эта фантазия уже поймана.

Все-таки случилось.

Никакое везение не может длиться вечно.

Пятьдесят первая книга. «Ритуальные убийства». Я пролистал ее, положил на полку и сразу же почувствовал, как утихает боль в висках. Значит, я что-то пропустил. Снова беру «Ритуальные убийства». Боль сразу усиливается. Дрожащими руками перелистываю страницы. Вот оно! Чувствую, как волосы на затылке встают дыбом.

Ржавчина!!!

Что же там за фантазия, если она сжигает книгу?!

Я со всех ног бегу к письменному столу. Подкладываю под зараженную страницу чистый лист, чтобы ржавчина не перешла дальше, срываю чехол с машинки и начинаю перепечатывать текст.

Последнее слово верхней строки уже не видно. Нет… все-таки видно! Еле-еле.

Ржавчина съедает страницу сверху и снизу одновременно. Бока не тронуты.

Начинается гонка. Только я перепечатываю строку, как она исчезает. Строка сверху. Строка снизу. Сверху. Снизу. Пока мне удается не вникать в смысл. Иммунитет работает на пределе. Руки не дрожат. В голове — удивительная ясность.

Крайние абзацы уже съедены. Два желтых неровных края приближаются к середине. Приближаются быстро. Слишком быстро.

Я не успеваю. Пальцы строчат по клавишам, но хищные желтые клыки вот-вот сомкнутся, поглотив последний оставшийся абзац.

Впиваюсь глазами в уцелевшие строки и прекращаю печатать. Ржавчина останавливается. Стоит мне только отвести взгляд или прикоснуться к машинке, как абзац исчезнет. Мне придется не просто читать, а заучивать текст наизусть. Если после этого я успею его напечатать, то все обойдется. Но я могу и не успеть. Я могу забыть про текст и задуматься совершенно о другом.

Активированная фантазия способна на многое. Хватит ли ей короткого мига свободы, чтобы найти своего исполнителя? Скорее всего да. Я еще не встречал такой агрессии. Бедный Алешка. Но другого выхода у меня нет.

Я читаю злополучный абзац. Внимательно, запоминая каждый знак препинания. Резко поворачиваюсь к машинке и печатаю, печатаю, печатаю…

Даже не глядя на страницу, я знаю, что абзац исчез.

Боевой нож — волнистое лезвие, полуторная заточка, кровосток. Странно все это… Как будто из другой книги. Почему не ритуальный кинжал?

Две строки. Я должен успеть…

Нож угрожающе блеснул и нырнул к моей шее. Кожей чувствую холодный металл. Алая кровь стекает по лезвию и льется на пол. Голова кружится, в глазах все плывет. Ничего, это мы уже проходили, а чтобы печатать, мне глаза не нужны…

Одна строка…

Ольга. Золотистые волосы спадают на плечи. Тонкая, длинная шея. Нож летит именно туда. Пусть. Это не страшно. У нее защита лучше моей. Она слишком добрая, слишком светлая, слишком яркая личность. А я таким быть не могу. Не имею права. Эти книги не выносят света. Но за Ольгу я спокоен. Ни одна даже самая агрессивная фантазия не станет ломиться в ее голову. Теоретически неприкасаемых нет. Любую волю можно сломить, любое сознание — затуманить, любую душу — испачкать (хотя насчет последнего терзают меня смутные сомнения). Вопрос только во времени. Один «ломается» за секунду, другой — через несколько минут или часов, третий сможет продержаться неделю. Чтобы «обработать» Ольгу, понадобится не один год (уж я-то знаю свою жену!). А вот времени у активированной фантазии очень мало. Каждую секунду ее могут поймать и опять заточить в клетку.

Словно прочитав мои мысли, нож устремляется к входной двери. Алешка! Текст вылетает у меня из головы, но пальцы все еще бьют по клавишам. Активированная фантазия. Беззащитный охранник. Все ясно как дважды два…

У самой двери нож падает на пол и растворяется в воздухе. Я смотрю на машинку. Успел. Опять иммунитет. Тютелька в тютельку.

Холод. На мгновение темнеет в глазах — месть пойманной фантазии. Руки дрожат от