Страшный суд - Станислав Гагарин

Но как получить подтверждение этому?

Шло время. Не за горами был погромный указ Eltcin’a и последующее за ним Кровавое Воскресенье в Черном Октябре, вызвавшие у здравомыслящих отечестволюбцев настоящий шок, но отнюдь не заставившие их сдаться и безвольно опустить руки.

Мысль уничтожить невозможно, она бессмертна.

Утром 20 сентября я оставался дома и сидел в кабинете, делал выписки из «Моей борьбы» Адольфа Гитлера, не уставая поражаться современному звучанию ряда содержащихся в книге положений.

Вера ушла в магазин, я отложил исписанные листки, намереваясь, как и в предыдущих романах трилогии, включить их в «Осколки писательской радуги».

Решив размяться, я поднялся из-за стола и прошел в кухню, поставил на газовую горелку чайник, сменив в нем воду.

В ожидании, когда закипит вода, завернул в гостиную, включил ящик для идиотов, убедился, что по всем пяти каналам продолжает изливаться на несчастного обывателя безальтернативное дерьмо, со вздохом вернул экрану одноцветность и в который раз позвал на связь кого-нибудь из посланцев Зодчих Мира: информация об открытии Гумилева переполняла меня и требовала, чтобы я с кем-либо ею поделился.

И в то же мгновение в дверь позвонили.

Не было никаких театральных эффектов.

Не взрывались петарды, не взметывались языки пламени, которые принято называть дьявольскими, не возникали клубы зловещего дыма, призванные испугать клиента, не звучал громовой, опрометчиво названный нечеловеческим голос, ибо понять, что такой голос произносит, смертному изначально не дано, а тогда и смысл в нем безусловно пропадает…

Майкл Джексон, советник американского госдепа, прикомандированный к Особо Важному Лицу в России, удостоился высокой чести.

Высокой… Не то слово! За всю историю человечества лишь единицы из смертных были отмечены редчайшей милостью: лично увидеться с полномочным представителем Конструкторов Зла.

Поначалу Майкл, или просто «Миша», как любил он представляться, знакомясь с москвичами, получил официальную депешу из Вашингтона, которая извещала о необходимости срочно вылететь в Штаты для доклада в госдепе о текущем моменте.

Честно признаться, Майкл вызову был рад, ему весьма не нравилось уже в Москве, где освободившиеся от всяких сдерживающих факторов «дерьмократы» вконец оборзели, совершали грубейшие ошибки, грызлись гнусно и занудливо между собой, бесконечно делили портфели, публично обвиняли друг друга в организации разнообразных подлянок, с экрана ящика для идиотов такие выдавали горбушки, что даже обыватели-телеидиоты, электронные манкурты крутили головами от изумления.

Один Шумейко, свежевыпеченный министр печати и информации, который заявил миллионам телезрителей, что «правды нет и никогда не будет», чего стоил…

Джексону приходилось ужом вертеться, организуя дело так, чтобы и работа по разрушению России продолжалась, и внешне чудовищная сия деятельность выглядела более или менее пристойно: Дяде Сэму и Уолл-стриту приходилось пока считаться с европейскими партнерами.

Но в воздухе крепко пахло керосином, русский народ начинал просыпаться, возникало и непредвиденное обстоятельство: к пробуждению звали русских наиболее умные националы в республиках, больших и малых, они уповали исключительно на духовный потенциал русского народа, призывали соплеменников к воссоединению с Россией.

И хотя служба Майкла в этой стране считалась ответственной и престижной, и бабки платили немыслимые, и имелось в наличии чувство гордости за то, что он лично участвует в ликвидации врага номер один, а все одно хотелось Джексону податься из Москвы куда-нибудь подальше, хотя бы послом в Новую Зеландию или спокойную Канаду, а лучше вообще остаться в родимой колыбели ломехузов — Соединенных Штатах.

Но человек предполагает, а сатана располагает… Джексон знал, кому он служит и даже заикнуться бы не посмел о каких-то собственных пожеланиях. Он принадлежал Ордену Зла — и этим все сказано…

Как было принято, едва самолет приземлился, Джексон прошел через особый проход для V.J.P. и связался по телефону с департаментским шефом.

Условленной фразой тот сообщил Майклу, что советника ждут в Лэнгли, и цероушники прислали за ним машину.

Дело естественное, к тому, что он работает не только на госдепартамент, но и на ЦРУ, Джексон привык, ничего особенного в этом не было, обычная практика в заокеанском оплоте демократии. Ну а того, что у него был третий хозяин, не знал никто. За разглашение подобного рода тайны наказание было ординарным — мгновенная смерть.

Машину Майкл нашел быстро, шикарный лимузин черного цвета, который прислали за ним из ЦРУ, выразив тем самым особые, так сказать, почет и уважение, выделялся на стоянке размерами и некоей мрачной торжественностью, что ли… Мимолетные соображения на этот счет возникли у Джексона, только занятый предстоящим докладом руководству Центрального разведывательного управления Майкл не задержался на этой мысли и уверенно шагнул внутрь лимузина мимо любезно открывшего ему дверь высокого молодого парня-шофера, облаченного в безукоризненный костюм, может быть, излишне просторного покроя ввиду необходимости скрывать под мышкой наплечную кобуру с пистолетом.

Лимузин тронулся со стоянки, Майкл погрузился в размышления, прикидывая, по какой из трех сложившихся у него концепций подать события в России, свидетелем и деятельным участником которых он был.

Задумавшись, советник Первого Лица в бывшей Стране Советов не сразу заметил, что не слышит больше звука работающего мотора, хотя автомобиль не прекратил движения. Конечно, в таких моделях двигатель действовал почти бесшумно, но какие-то звуки он все-таки производил. А тут вдруг полная тишина.

Майкл Джексон взглянул в окошко и увидел… звезды.

Звезды были повсюду.

«И внизу тоже», — механически отметил ошеломленный церэушник, благоразумно не пытаясь даже схватиться за ручку, открывающую дверь наружу.

А что там, снаружи?

На мгновенье Джексону показалось, будто он умер, и тогда Майкл осторожно ощупал себя левой рукой, с леденящим ужасом ожидая, что рука пронижет насквозь его переставшее быть материальным тело.

И, слава сатане, этого не произошло.

Рискуя показаться смешным, если за ним сейчас откуда-то наблюдают, вышколенный рыцарь плаща и кинжала уже допускал и такую возможность, Майкл дотянулся до мочки правого уха и стиснул ее пальцами.

Стало больно.

И тогда Джексон повеселел.

Великий русский князь сидел в тесноватой, но уютной кухне Станислава Гагарина, простецки, по-свойски непринужденно разместившись на ящике с картошкой, на этот раз не дурандинской, как в прошлом году, а из деревни Волково Рузского района Подмосковья: три мешка картошки подарили Папе Стиву родители Тани Павловой.

Выводя эти строки 3 ноября 1993 года в Доме творчества «Переделкино», я вспомнил, что вечером буду есть эту архивкусную картошку, и в который раз мысленно поблагодарил Татьяну и ее папу с мамой.

Но вернемся, как говаривали древние, к нашим баранам, то есть к Вещему Олегу, которого я снова, как недавно в селе Старый Мерчик, угощал чаем с медом.

— К меду на Руси пристрастился, — приговаривал князь Олег, густо намазывая — я грешным делом подумал, не слипнется? — янтарную вкуснятину на краюху белого хлеба. — На острове Рюгене, где был отчий дом нашего с Рюриком родителя, князя племени ругов, отсюда и название острова Рюген, пчелы не водились, и только в Новгороде, а потом в Киеве оценил пользительные свойства меда — поистине бесценного дара, который боги подарили русским людям.

— Но мед распространен не только в России, — заметил я, вспомнив рассказы моего уругвайского друга Алексея Фельдмана о его замечательной пасеке, на которой трудится знаменитая серая русская — опять же! — пчела.

— Верно, — согласился Олег. — Но мёд — истинно русское яство, часть национальной бытовой культуры. Ну да ладно… На тему эту можно говорить часами. Зачем вы так активно призвали кого-нибудь из нас? Совет Зодчих решил временно не тревожить Одинокого Моряка, пусть, дескать, продвинется вперед с романом, да и хлопот издательских у него хватает…

— О Гумилеве и его теории этногенеза хотел потолковать, — признался я. — Потому и роман застопорился… Сомнения имею.

— А в чем сомнения-то? — живо отозвался великий русский князь. — Гениальный провидец, этот Гумилев — да и только. Угадал, понимаешь ты, попал в самую точку, равно как и вы, Станислав Семенович, с ломехузами. От того, что вы со Львом Николаевичем называете одно и то же явление по-разному, суть его не изменяется, отнюдь.

Конечно, книги его я сразу прочитал… Не во всех деталях согласен… Но это скорее личное. Вам известно: не очень лестно отзывается о моей роли ученый, полагает, что летописец Нестор в «Повести временных лет» приукрасил подвиги князя Олега в сражениях с Византией.