История Индий - Бартоломе Лас Касас

Глава 73

Валенсуэла во главе 130 испанцев двинулся на помощь Эспиносе; но где его искать, они не знали и уже обессилели, бродя по равнинам и пробираясь сквозь леса; и вот однажды они шли унылые и понурые то ли но лесу, то ли в долине, как вдруг наткнулись на конский помет; говорят, они так сильно обрадовались, что даже кинулись этот самый помет целовать. Несколько дней спустя они выстрелили как-то ночью из своих мушкетов, и выстрелы услышал Бартоломе Уртадо, которого Эспиноса послал за съестными припасами, ибо земля Париса, принадлежавшая Кутаре, обратилась в пустыню из-за того, что весь народ разбежался либо взял в руки оружие. Уртадо пошел на звуки выстрелов, и в конце концов они встретились, к неописуемой радости и тех и других. Так они соединились с Эспиносой и подкрепили его отряд, и тогда испанцы сочли себя всесильными; им казалось, что, соберись тут хоть все индейцы с материка, они не в силах будут воспрепятствовать их замыслам. До них дошла весть, что в селении и в землях касика Кемы, который был вассалом Кутары, запрятано все золото, которое было отнято у Бадахоса; тогда Эспиноса велел Дьего Альбитесу взять 60 человек и отправиться на поиски этого золота; навстречу испанцам вышли подданные Кемы и стали открыто проявлять к ним враждебность, однако Дьего Альбитес им сказал, что они явились сюда не зло им творить, но заключить с ними дружбу, а потому пусть они сложат оружие. Индейцы поверили тем словам, и от них пришли три военачальника, безоружные; их встретили любовью и лаской и стали их спрашивать, где находится или же где они держат то золото, которое Парис отобрал у Бадахоса; те сказали, что не знают и что никакого золота у них нет; тогда Альбитес отвел их к Эспиносе, и тот вновь принялся терпеливо их выспрашивать, они же отвечать отказывались; мне неизвестно, чтобы их пытали, однако же, зная нравы испанцев, я нимало не сомневаюсь, что они пытками вынудили их открыть место, где хранилось золото. Эспиноса отправил с теми тремя индейцами 20 испанцев, и часа через два они вернулись, принеся пять петак, доверху наполненных золотом; говорят, что в них хранилось добрых 80 000 кастельяно. Однако Эспиноса захотел отыскать все остальное золото, и поэтому двинулся далее, направляясь в землю касика Чикакотра; и надо полагать, памятуя повадки испанцев, а также их намерения и помыслы, что в той земле они учинили немало беззаконий. Поскольку в той провинции они нашли много продовольствия, Эспиноса оставался там до периода дождей, которые, как говорят, выпадают в тех землях зимой; затем испанцы со своей драгоценной добычей двинулись обратным путем в Дарьен. Эспиноса привез, как я упомянул, 80 000 песо золота, которое награбил Бадахос, а Кутара, или же Парис, с полным правом у него отобрал. Сверх того Эспиноса привел с собой в Дарьен 2000 рабов, захваченных против всякой справедливости, ибо эти индейцы были мирные люди, никому не чинившие зла, а он нарушил их мир и покой и ограбил, и уничтожал их с необыкновенной жестокостью. А чтобы вы могли удостовериться в правдивости моего свидетельства, я хочу привести здесь слова Тобильи, который был мирянином и ничем не отличался от своих соотечественников: он сам после того вершил подобные дела и, стало быть, тем походам весьма сочувствовал и, даже умирая, не просветлел душой; вот что писал Тобилья в своей хронике, названной им «О варварах», когда заговорил про тот поход Эспиносы и упомянул о рабах: «Эспиноса привел 2000 невольников, а в ту пору, если нашелся бы на них купец с острова Эспаньола, можно было бы получить немалые деньги; в этом-то и сокрыта причина столь же скорого, сколь и прискорбного истребления тех бесчисленных народов, ибо в Дарьене перекупщики давали за индейцев-рабов много золота, а испанцы до золота были весьма жадны и посему, едва оказавшись за стенами города, они хватали и оковывали цепями как мирных и покорных, так и тех, кто встречал их войною; и все они — что военачальники, что простые солдаты — не знали никакого удержу; даже за товары они расплачивались невольниками, словно то была ходячая монета; и хотя бы один нашелся, кто бы спросил себя, устыдившись: „А по какому, собственно, праву я продаю его в неволю?“. Впрочем, все те индейцы были обращены в невольников против всякой справедливости и одной лишь алчности ради; а что сам Педрариас подавал им такой пример, разыгрывая с превеликим удовольствием в шахматы судьбу тех более чем несчастных созданий, не может, по моему суждению, ни в малой степени явиться им оправданием». Таковы доподлинные и справедливые слова Тобильи. Педрариас, например, посылая за невольниками, прекрасно знал, что его доля будет состоять из 50, а то и из 100 рабов, и охотно делал на них ставку в своей игре. Итак, лиценциат Эспиноса прибыл с найденным золотом в Дарьен и привел великое множество индейцев — мужчин, женщин, детей и подростков, которых, словно затравленных ягнят, согнал он в то самое место, где за золото либо деньги должны были их заклать; там стоял такой стон и плач, что всякий разумный человек, глядя на них, разрыдался бы сам, ибо подобным же образом 40 000 душ были ввергнуты в преисподнюю. Итак, говорю я, лиценциат Эспиноса, вершитель столь многих славных дел, возвратился в Дарьен с победой; можно без труда себе представить, сколь великую радость получил от того Педрариас и сколько удовольствия получили все другие, кто имел в этом золоте свою долю, причем какая-то толика полагалась также епископу и тому священнику либо священникам, которые ходили с Эспиносой. И лишь несчастному Бадахосу пришлось остаться ни с чем, ибо, как уже было упомянуто, в конце жизни он прозябал при дворе в великой бедности и нужде, а в ту пору, поняв, что ему достались одни труды и тяготы и что золота ему не видать, он так ни с чем и отбыл в Кастилию. Правда, он вполне мог утешиться тою мыслью, что на страшном суде с него спросится не за одни лишь убийства, грабежи, насилия и прочие злые дела, какие он и его люди чинили в тех землях, не только за поруганную им нашу веру и христианскую религию, но равно за все преступления, которые совершил лиценциат Эспиноса, когда ходил на розыски отнятого у Бадахоса золота; ибо хотя и верно, что не начни он это дело и не явись причиною тех злодеяний Эспиносы, то нашлись бы другие, кто охотно это золото отправился бы грабить и совершать подобные насилия. Педрариас и остальные испанцы были так же одержимы алчностью и отмечены тем же жестокосердием; однако все могло бы произойти иначе и тогда не случилось бы стольких бед: господь бог, быть может, воздвигнул бы тем временем сему злу препоны и ниспослал бы средство, дабы хотя бы одна изо всех бесчисленных, безвинно загубленных душ могла спастись, или все произошло бы как-либо иначе, и тогда Бадахос не был бы в ответе.

Глава 74

Пока Эспиноса совершал подвиги, о которых мы рассказывали, Васко Нуньес пребывал в Дарьене; он был у Педрариаса в большой немилости и содержался почти как узник, ибо доверять ему было нельзя и выпустить из рук невозможно, поскольку ему уже был дарован титул Аделантадо и король его жаловал. Васко Нуньес вел частые беседы с епископом доном Хуаном Кабедо и положил немало усилий, чтобы заслужить его благосклонность; и то ли Васко Нуньес убедил в том епископа, то ли сам епископ пришел к этой мысли, но только он уверился, что Педрариасу надлежит забыть свою неприязнь к Васко Нуньесу и впредь его отмечать и к себе приблизить; он считал, что Педрариас должен внимать его советам и доверять ему так же, как он доверяет другим, ибо никто с ним не сравнится в знании той земли, и в силе, и во власти, поскольку он облечен властью Аделантадо; и что посему Васко Нуньес может, как никто, ему помочь и быть полезным; и вот, дабы склонить Педрариаса к этому своему заключению, епископ со свойственным ему редким красноречием принялся изображать, сколь много Васко Нуньес потрудился и пострадал, обследуя и заселяя те земли, и как он подчинял индейцев кастильским королям, и как он спас жизнь первым испанцам, прибывшим в Ураба, по поводу чего и был заложен там собор; все эти деяния епископ восхвалял — как он умел восхвалять, — называя их великими и бесценными заслугами; он также заверил Педрариаса, что, по его мнению, ему, Педрариасу, никак невозможно обследовать ту землю и раскрыть ее тайны, не имея Васко Нуньеса своим преданным другом. Эти и другие доводы приводил епископ, чтобы убедить Педрариаса; и в конце концов тот уверился, что ему выгодно иметь Васко Нуньеса другом и что ему не обойтись без помощи Васко Нуньеса; и тогда — то ли он притворялся, то ли вправду того пожелал, чтобы держать Васко Нуньеса в послушании и на привязи, — он заговорил о его женитьбе на донье Марии, старшей из своих двух дочерей, которые у него были в Испании. Властью епископа они были обручены и совершили все другие положенные обряды. Некоторое время спустя Педрариас решил послать Васко Нуньеса в гавань Акла, чтобы тот основал там новый город, а затем попытался перетащить корабли в Южное море и отправился бы на поиски несметных богатств, которые, как полагали, скрывались в тех землях. Васко Нуньес набрал в Дарьене 80 человек и двинулся на одном корабле вдоль берега; когда он прибыл в Аклу, то увидел, что крепость, построенная Габриэлем Рохасом, заброшена, ибо ее покинули из страха перед индейцами. Он назначил там алькальдов и рехидоров, а городу дал название Акла; этот город стоит у моря, гавань его весьма удобна для судов, однако там имеются сильные течения, отчего суда, которые стоят на якоре либо прибывают в порт, подвергаются опасности быть выброшенными на берег. Индейцев в той провинции не осталось никаких, и, стало быть, грабить и уводить в неволю было некого. По этой причине Васко Нуньес распорядился, чтобы его люди и новые обитатели города вместе со своими невольниками — а у каждого их было немалое количество — принялись засевать ту землю, чтобы иметь еду. Сам юн взялся за дело первым, потому что был человек большой силы, и лет ему было тогда сорок, не более, так что в любой работе он умел всех обогнать. В это время в Аклу прибыл лиценциат Эспиноса с украденным в земле Париса золотом и множеством рабов; все испанцы отпраздновали эти добрые известия, а затем Эспиноса и его наемники отбыли в Дарьен. Однако, будучи весьма опытным, Васко Нуньес знал наверное, что, прибыв в Дарьен и разделив золото и добычу, они станут тяготиться бездельем, а посему он взял один бриг и пошел за ними вслед, намереваясь привезти как можно более людей, чтобы заселить свой новый и пока еще безлюдный город; далее он намеревался построить и спустить в Южное море корабли, о чем больше всего тогда мечтали и помышляли испанцы; Педрариас очень его хвалил и выказывал ему для виду — или может быть от всего сердца — отеческую любовь; он дал Васко Нуньесу 200 человек и всего, что тот попросил и что могло ему потребоваться в задуманном долгом путешествии, от которого все ждали большой выгоды; итак, на трех малых судах Васко Нуньес двинулся обратным путем в свою Аклу. Прибыв в Аклу, он узнает, что Дьего Альбитес, которого он оставлял в городе вместо себя, отбыл на остров Эспаньола, чтобы обратиться с просьбой к монахам-иеронимитам, которые правили в той земле: он хотел получить от них позволение основать в Номбре де Дьос новый город, откуда надеялся обследовать земли Южного моря. Всякий испанец, сумевший разбогатеть на тех неслыханных грабежах, убийствах и злодеяниях, помышлял и норовил начальствовать без всяких помех; Дьего Альбитес был из их числа. Иеронимиты, однако, не пожелали в это дело вмешиваться и препроводили его к Педрариасу. И хотя Дьего Альбитес не желал быть у Педрариаса под началом, он волей-неволей должен был с ним считаться. Он зафрахтовал судно, набрал 60 человек, изъявивших желание искать с ним удачу, и направился прямо в Дарьен; там он доложил, что люди набраны и продовольствие для похода имеется; Педрариас похвалил его за подготовку к походу; а был ли он в самом деле рад или притворялся, угадать трудно, ибо он был человек осторожный и себе на уме; впрочем, коль скоро ему привезли людей и припасов, остальное было не так уж важно. Дьего Альбитес несколько дней отдыхал, а затем возымел желание испробовать своих неофитов в деле; тогда он спросил у Педрариаса позволения и отправился грабить и истреблять индейцев провинции Верагуа, которая более других славилась богатством. Педрариас сразу же сообразил, что все это происки Васко Нуньеса, но мысль свою до поры до времени не высказывал, дабы со временем, направив на него гнев других людей, уязвить его больнее, — так нередко поступают люди, сбившиеся с пути истинного. Васко Нуньес послал Компаньона — так, кажется, звали племянника этого самого Дьего Альбитеса, — поручив ему проведать, нет ли на реке Вальса, которая, как уже упоминалось, впадает в Южное море, приготовлений для постройки судов. Компаньон отправился к реке и увидел, что там уже все готово и налажено для постройки любых судов и кораблей; а на обратном пути он стал грабить и захватывать в плен тамошних индейцев, но эти индейцы упорно сопротивлялись, вследствие чего он немало натерпелся всяких бед; однако, насколько мне известно, он никого из индейцев не ранил и не убил, равно как среди испанцев ни убитых, ни раненых не было. А пока Компаньон ходил туда и обратно, Васко Нуньес принялся рубить деревья для строительства судов: сначала он сам, а затем и другие, кто там был; они заготовили все или почти все дерево для четырех бригов и далее намеревались переправить обтесанные бревна к реке Вальса, соорудить корабли и по той реке спустить их в море, что они в конце концов и сделали. Затем Васко Нуньес вновь послал Компаньона и с ним нескольких испанцев, а также 30 негров, к вершинам гор, с которых воды низвергались в Южное море; им надлежало соорудить в горах дом, в котором могли бы передохнуть те, кому придется перетаскивать бревна, и якоря и снасти для судов; там же они думали хранить съестные припасы, и оружие, и все другое на случай отражения врагов. Надо заметить, что испанцы, куда бы ни направлялись, непременно брали с собой множество индейцев, которые носили их одежду, и оружие, и еду; и даже черным невольникам прислуживали индейцы, и за все это их мучили, истязали и обзывали скотами. Когда дом в горах был построен, Васко Нуньес велел переносить туда заготовленные для судов бревна и в том месте складывать, а это было 12 лиг пути по горам и рекам, к самым вершинам, где и находилось упомянутое убежище. Эти бревна они взваливали на индейцев, которых они каждодневно вылавливали и держали у себя в неволе; часть поклажи переносили негры, которых там было не более 30; испанцы также принимали участие в переносе бревен и снастей. Труда же там было положено неисчислимо, пока они тащили в гору эти бревна, и гвозди, и инструменты, а после якоря, и снасти, и все другие приспособления, нужные на судах; а затем они волокли все это вниз, к реке; они настрадались там изрядно, однако среди испанцев и негров ни один не умер; зато несчастные индейцы умирали без счету, кончив в тех краях свои печальные дни; я видел собственноручное донесение епископа, которое он представил императору в Барселоне, — это было в 1519 году, по его приезде с материка, о чем (если богу будет угодно) мы надеемся еще рассказать подробнее; так вот он сообщил, что Васко Нуньес погубил при строительстве кораблей 500 индейцев; а секретарь того же епископа говорил мне, что он не назвал большее число, чтобы не сочли это выдумкой, но что на самом деле число погибших там достигало или даже превосходило 2000; если судить по той работе, то никто не должен сомневаться, что эти сведения не придуманы и вполне соответствуют истине; потому что нагим, неодетым людям надо было пройти по горам то вверх, то вниз 24 или 25 лиг; они тащили на себе обтесанные деревья для четырех судов, и железные якоря весом три или четыре либо даже пять или шесть кинталов, и якорные канаты, которые весили столько же или немного менее, и тысячи других приспособлений, нужных на кораблях и имевших почти такой же вес; а еды им давали лишь кукурузные зерна, да и то самую малость: не выпеченный хлеб и несмолотые зерна, словно бы птице или скотине. Какой же человек, будь он даже железный, смог бы такое вынести и остаться в живых? А так как индейцы умирали, Васко Нуньес непрестанно высылал людей на охоту за другими индейцами; они выбирали такие места, где, как можно было думать, те индейцы попрятались; ибо все люди той земли снялись с места и ушли в горы из страха перед адскими муками, которые уготовили им испанцы; поначалу индейцы пытались оказывать сопротивление, но увидев, что испанцев им не одолеть, разбежались кто куда и группами, родами либо семьями попрятались в горах; а испанцы узнавали про их тайные убежища от пленных индейцев, которых они заставляли говорить под страшными пытками. И вот, когда индейцы уже полагали себя в полной безопасности, испанцы на них нападали и закалывали либо прирезывали, или же их загрызали и разрывали на куски собаки; а тем, кого они брали живыми, они читали свое предуведомление и затем связывали им руки; и хотя те испанцы так поступали всегда и постоянно, но все же особенно в том отличился Васко Нуньес, когда строил свои корабли.